Слеза (ЛП) - Кейт Лорен. Страница 62
— Ты знаешь, что с ней случилось? — прошептала Эврика.
— Достаточно, чтобы мстить, — пробурчал он. Его голос убедил Эврику, что убийцами были именно серые люди на дороге. — Возьми книги. Очевидно, что она хотела вернуть их тебе.
Эврика положила обе книги на кровать. Ее пальцы прошлись по изношенной зеленой обложке «Книги любви», проследили три выступа на корешке. Она коснулась необычного выпуклого круга на обложке и захотела узнать, как он выглядел, когда книга была только издана.
Она коснулась грубых страниц старого черного блокнота Мадам Блаватской. Ей не хотелось вторгаться в частную жизнь умершей женщины. Но любая запись внутри этой книги хранила все то, как Эврика узнала из завещания, что оставила ей Диана. Эврике нужны были ответы.
Диана, Брукс, Мадам Блаватская — все считали «Книгу любви» увлекательной. Эврика чувствовала, что не заслуживает, чтобы она принадлежала только ей. Она боялась ее открывать, боялась, что это заставит ее чувствовать себя еще более одинокой.
Она подумала о Диане, которая верила, что Эврика была достаточно упрямой и умной, чтобы найти выход из любой норы. Она подумала о Мадам Блаватской, которая, не моргнув и глазом спросила, может ли записать Эврику в качестве законного владельца книги. Она подумала о Бруксе, который сказал, что ее мама была одной из умнейших женщин, которую он когда-либо встречал — и, если Диана посчитала эту книгу особенной, Эврика обязана понять ее сложный характер.
Она открыла блокнот с переводом Блаватской и медленно начала поворачивала страницы. Прямо перед блоком пустых страниц находился один листок, исписанный фиолетовыми чернилами, и озаглавленный: «Книга любви, четвертая порция».
Она взглянула на Эндера.
— Ты читал это?
Он махнул головой.
— Я знаю о чем она. Я вырос вместе с этой историей.
Эврика прочитала вслух:
«Когда-нибудь, где-нибудь, в будущей отдаленной провинции, родится девочка и будет обладать всеми способностями, чтобы открыть Время восхождения. Только тогда Атлантида вернется».
Атлантида. Так Блаватская была права. Но означало ли это, что история была правдивой?
«Девочка родится в день, которого не существует, как мы — жители Атлантиды — прекратили свое существование, когда пролилась девичья слеза».
— Как дня может не существовать? — спросила Эврика. — Что это значит?
Эндер внимательно за ней наблюдал, но ничего не говорил. Он ждал. Эврика вспомнила о своем дне рождении. 29 февраля. Високосный день. Три года из четырех его практически не существовало.
— Продолжай, — уговаривал Эндер, разглаживая страницы перевода Блаватской.
«У нее не будет детей и не будет матери».
Внезапно Эврика подумала о теле Дианы в океане. «Не будет матери» относилось к призрачной личности, которую она месяцами несла в себе. Она подумала о близнецах, ради которых она пожертвовала сегодня всем. Если надо она сделает это и завтра. «Не будет детей», это тоже про нее?
«Наконец она будет сдерживать свои эмоции, назревать словно настолько сильный шторм в природе, что его чувствует вся земля. Она не должна никогда плакать, но только до того момента, когда ее печаль не перейдет любую мыслимую смерть, которую можно выдержать. Затем она сможет заплакать — и открыть маленькую трещину в наш мир».
Эврика взглянула на портрет Екатерина Сиенской, висевший на стене. Она рассматривала единственную, яркую слезу святой женщины. Была ли связь между слезой и огнями, от которой этой женщине предложили защиту? Была ли связь между слезой Эврики и этой книгой?
Она подумала о том, насколько милой выглядела Майя Кейси, когда плакала, насколько естественно Рода начала плакать при виде своих детей. Эврика завидовала такому открытому проявлению эмоций. Они казались полной противоположностью тому, что она делала. Та ночь, когда Диана ее ударила, была единственный разом, когда она помнила, что плачет.
Никогда больше не плачь.
И когда она последний раз пускала слезу? Эндер пальцем впитал ее.
И вот теперь. Никаких больше слез.
За окном неистово бушевал шторм. А в комнате Эврика сдерживала свои эмоции, так же как и сдерживала их годами. Потому что ей так сказали. Потому что только это она и умела делать.
Эндер указал на страницу, где после нескольких пустых строк шли слова, написанные фиолетовыми чернилами.
— Вот последняя часть.
Эврика сделала глубокий вдох и прочитала последние слова перевода Мадам Блаватской:
«Одна ночь превратилась в наше путешествие, страшный шторм разрушил наш корабль. Меня выбросило на ближайший берег. Я никогда больше не видела моего принца. Я не знаю, жив ли он. Пророчество ведьм — единственный прочный след нашей любви».
Диана знала эту историю в «Книге любви», но верила ли она в нее? Эврика закрыла глаза и знала, что, да, Диана верила. Она настолько горячо верила в эту историю, что даже никогда не рассказывала о ней своей дочери. Она думала, что оставит ее на тот момент, когда Эврика сама будет способна поверить в нее. Момент должно быть пришел сейчас.
Могла ли Эврика позволить себе поверить в нее? Допустить, что «Книга любви» как-то связана с ней? Она ждала, что ей захочется опровергнуть ее как сказку, что-то такое милое, основанное однажды на чем-то по-настоящему правдивом, теперь является всего лишь выдумкой…
Но ее наследство, громовой камень, аварии, смерти и призрачные люди, то, как ощущался этот шторм со штормом внутри нее…
Это был не ураган. Это была Эврика.
Эндер тихо встал с края кровати, давая ей время и пространство. Его глаза выдавали отчаяние, с которым он хотел обнять ее снова. Она тоже хотела его обнять.
— Эндер?
— Эврика.
Она указала на последнюю страницу перевода, в которой описывались положения предсказания.
— Это про меня?
Его колебание вызвало боль в глазах Эврики. Он заметил это и резко вдохнул, словно им одолела внезапная боль.
— Ты не можешь плакать, Эврика. Только не сейчас.
Он быстро подошел к ней и коснулся губами ее глаз. Ее веки нежно закрылись. Он поцеловал ее правое веко, а затем левое. После этого наступила безмятежность, когда Эврика не могла ни двигаться, ни открыть глаза, потому что это могло разрушить чувство того, что Эндер находился сейчас ближе, чем любой человек до него.
Когда он прижался губами к ее губам, Эврика не удивилась. Казалось, будто солнце встало, цветок расцвел, капли дождя падали с неба, мертвый перестал дышать. Естественно. Неизбежно. Его губы были решительными, немного солеными. Он заставил ее тело гореть.
Их носы соприкоснулись и Эврика шире раскрыла рот, чтобы углубить поцелуй. Она коснулась его волос, ее пальцы проделали тот путь, который он совершал, когда нервничал. Сейчас он, казалось, не нервничал. Он целовал ее так, будто очень долго этого ждал, как будто он родился только для того, чтобы целовать ее. Его руки ласкали ее спину, прижимали ее к его груди. Его рот жадно поглощал ее. Жар его языка вызвал у нее головокружение.
Затем она вспомнила, что Брукс умер. Это был самый напряженный момент, для того чтобы влюбляться. Только это не казалось влюбленностью. Это чувствовалось как что-то новое и непреодолимое.
Ей не хватало воздуха, но она не хотела прерывать поцелуй. Затем она почувствовала дыхание Эндера внутри. Она резко открыла глаза и отстранилась.
Первые поцелуи — это про открытия, изменения и чудеса.
Тогда почему его дыхание внутри меня чувствуется настолько знакомо?
Каким-то образом, Эврика вспомнила. После аварии с Дианой, после того как машина погрузилась на дно залива, Эврику выбросило на берег, чудом она осталась жива — никогда прежде она не вспоминала об этом моменте — кто-то ей сделал искусственное дыхание.
Она закрыла глаза и увидела над собой копну светлых волос, загораживающих луну, и почувствовала, как воздух наполняет ее легкие, а руки поднимают с земли.
Эндер.
— Я думала это был сон, — прошептала она.