Супермодель и фанерный ящик. Шокирующие истории и причудливая экономика современного искусства - Томпсон Дональд. Страница 23

Все инвесторы — физические лица. Пенсионные фонды и инвестиционные банки до сих пор держались в стороне, возможно из-за относительно небольшого вложенного капитала.

Модель работы Fine Art Fund весьма отличается от модели стандартного фонда «купить и держать». Он исходит из того, что рынок искусства непрозрачен; трейдер[9] с внутренней информацией и капиталом имеет удобную возможность воспользоваться несовершенством рынка. И конечно, в мире искусства нет запрета (и вообще концепции) торговли инсайдерской информацией[10].

FAF и аналогичные фонды прибегают к разным стратегиям, используя несовершенство рынка искусства. Первая касается продажи в бедственном положении: покупайте предметы искусства со скидкой у тех, кому срочно требуется ликвидность по причине развода, смерти или банкротства. Вторая — географии: используйте разницу в аукционных ценах на искусство отдельных художников и из разных регионов. Покупайте Пикассо в Лондоне по умеренной цене и перепродавайте в Гонконге (этот и другие примеры — мои, а не фонда).

Третья стратегия — региональная, то есть краткосрочное владение предметами искусства из конкретной страны или конкретного художника. Четвертая — это стратегия новичка: вкладывайтесь в творчество начинающих художников, которым пророчат большое будущее, и придерживайте его.

И наконец, стратегия, которая действительно требует инсайдерской информации, — это демонстрация. Иными словами, это приобретение работ художника, у которого вскоре намечается крупная выставка в музее, либо он договаривается о размещении своих работ в музейной экспозиции.

FAF обнародовал несколько своих успехов: Питер Дойг, купленный на «Сотби» в 2005 году за 880 тысяч долларов и проданный годом позже за 1,8 миллиона, среднегодовая прибыль 86 процентов; и Франк Ауэрбах, купленный в апреле 2005 года за 234 тысячи долларов и проданный в декабре 2008-го за 675 тысяч, среднегодовая прибыль 54 процента.

Очевидно, для модели FAF требуется, чтобы те, кто принимает решения, обладали большим опытом работы в аукционных домах или дилерами. Хофман проработал в «Кристи» двенадцать лет и в возрасте тридцати трех был самым молодым членом Международного совета правления. Председатель наблюдательного совета FAF — лорд Гоури, бывший глава «Сотби».

От какой принципиальной ошибки предостерегает Хофман? «Не покупайте то, что покупают все остальные; вы можете опоздать и прийти на рынок как раз в тот момент, когда знатоки с него уходят». Нью-йоркские аукционы современного искусства в ноябре 2013 года как раз и вызвали такое опасение, что знатоки уходят с рынка. Около тридцати работ, предложенных на торгах «Кристи» и «Сотби», поступили либо от крупных коллекционеров, таких как Стивен Коэн (который предложил около дюжины работ), либо от консорциумов по инвестициям в искусство. Эти тридцать работ составили значительную долю стоимости лотов, выставленных обоими аукционными домами, причем многие из них были куплены недавно. Когда инсайдеры любого рынка начинают продавать, обычные инвесторы начинают сильно нервничать.

В конце концов, идет ли речь о персональном портфеле инвестиций или о фонде, попытки предсказать будущую стоимость произведения искусства, определяемую групповым консенсусом, экономист Джон Мейнард Кейнс назвал конкурсом красоты. Пример Кейнса взят из 1930-х годов, когда газета The New York Times попросила читателей выбрать шесть самых привлекательных женских лиц из сотни фотографий. Тому участнику, чей выбор будет в наибольшей степени соответствовать выбору большинства остальных участников, был обещан новый автомобиль.

Кейнс сказал, что участник должен думать не о том, кто ему лично кажется красивой, а скорее о том, кого сочтут самой красивой остальные судьи. Разумнее всего было бы выбрать шесть лиц, которые, как вам кажется, остальные посчитают самыми хорошенькими.

По словам Кейнса, фондовый рынок — это тот же конкурс красоты. Знающий инвестор должен выбирать не то, что считает самым перспективным, а то, что, по его мнению, сочтут перспективным другие инвесторы.

Покупать современное искусство в качестве средства хранения капитала, может быть, имеет смысл; покупать его в качестве инвестиции — это судить конкурс красоты. Вы должны предугадать, что другие покупатели посчитают ценным в будущем. Владелец галереи или консультант по инвестициям, который вам говорит: «Через пять лет этот художник будет стоить гораздо больше», находится в положении судящего конкурс красоты у Кейнса. Действуйте на свой страх и риск!

Современные художники

Каттелан, Мураками и Ай Вэйвэй

Я не делаю дизайн, не пишу красками. Я вообще не прикасаюсь к своим работам. Маурицио Каттелан, художник

В 1990-х годах художественная сцена Нью-Йорка казалась [мне] порнографической; секс был в музеях, он считался красотой; в Японии он был в журналах и книгах. Такаси Мураками, художник

Жизнь — это искусство. Жизнь — это политика. Ай Вэйвэй, художник

В высшем эшелоне мира современного искусства встречаются художники самых разных биографий. Одни прославились и добились больших цен потому, что были прекрасными художниками или колористами, другие предложили что-то новое, третьи что-то эпатажное, а четвертые были звездами. Если понимать эту разницу, будет легче понять целое.

В этой главе коротко рассказывается о трех художниках, в творчестве которых перемешалась новизна, слава и некоторый эпатаж: Маурицио Каттелане, Такаси Мураками и Ае Вэйвэе. Первые два входят в список крупнейших современных художников, который я привожу ниже. Ай, без сомнения, самый известный современный художник из Китая.

Маурицио Каттелан, придумщик обнаженной восковой фигуры Стефани Сеймур, концептуальный художник, создающий провокационные работы на темы культуры, смерти и религии. В зависимости от конкретного творения и от того, с кем вы говорите, его называют либо провокатором, который смеется над системой, либо новатором, либо артистом с бесконечным запасом комических номеров. Каттелан не глуп. В интервью 1999 года он сказал: «Мы живем в империи маркетинга, зрелищ и соблазнов, поэтому одна из ролей художников и кураторов состоит в том, чтобы разрушать эти стратагемы[11], сопротивляться их логике, использовать их и находить новые способы активизма им наперекор».

В его творчестве соединяется перформанс и скульптура, причем скульптуру придумывает он сам, а изготавливают технические специалисты. В 2012 году его ретроспективная выставка в нью-йоркском Музее Гуггенхайма включала чучела лошадей, спящих собак, вышеупомянутой белки-самоубийцы, а также много автопортретов, картин и фотографий. Его любят кураторы и богатые коллекционеры, в том числе Франсуа Пино, по мнению которого Каттелан — «один из лучших художников нашего времени».

Каттелан родился в итальянской Падуе в 1960 году. Его детство прошло в бедности и отмечено школьными наказаниями и недоверием к власти. До того, как заняться искусством, Каттелан работал поваром, садовником, ассистентом в морге и был донором спермы. Он недолго, но успешно занимался дизайном мебели, благодаря чему его сначала признали в журналах об искусстве и дизайне, потом уже и в галереях. У него нет никакого формального художественного образования. Сейчас он живет и работает в Нью-Йорке и Милане.

По словам самого Каттелана, он занялся искусством из-за того, что художники пользовались большой популярностью у красивых женщин. Он говорит, что в начале художественной карьеры его одолевали сомнения и неудачи, а главной была «невозможность что-то сделать».

Так что же творит тот, у кого большое чувство юмора, жизнь, полная невзгод, и никакого художественного образования? Не найдя вдохновения для своей первой персональной выставки в 1989 году, Каттелан просто запер двери галереи и повесил табличку Torno subito («Скоро буду»). Табличка была одновременно и названием выставки, и ее экспонатом. В 1992 году он принял участие в выставке в туринском Центре современного искусства Кастелло ди Ривара тем, что связал простыни и свесил их из раскрытого окна. Эту инсталляцию он назвал «Воскресенье в Риваре» (Una Domenica a Rivara).