На Дороге (СИ) - Вель Софья. Страница 31

Слушая их, Алион расхохотался в голос. Грубый смех эхом разошелся по улочке. Вдруг все перешептывания и переглядывания закончились. На другом конце улицы открылась дверь, выпуская ярко-оранжевую полосу живого света в густые, синие тени ночи.

Из открывшейся двери показалась голова, потом дверь распахнулась, послышался крик, что честных людей обижают.

— Заплати, паскуда! — послышалось из-за дверей.

— Эй, Квирл, мы ж старинные друзья, товарищи по ремеслу!

— Болотный черт тебе товарищ! — грубо отозвался собеседник. — Вали отсюда, Гвидо, пока цел! Считай подарком за старую дружбу. И не смей сюда больше приходить, тоже мне… товарищ!

Тот, кого назвали Гвидо, вылетел кубарем на улицу:

— Черти! Ну я вам покажу!

Алион и все его новые "знакомые": домовые, нечисть и каменные тролли внимательно смотрели на очутившегося прямо на мостовой человека.

Полудракон не без удовольствия видел, как морщились камни от прикосновения грязного пьяницы.

Алион сделал шаг, еще и в миг оказался рядом с пьяным, схватил за грудки и заглянул в глаза. Никчемная жизнь неслась перед внутренним взором, жизнь вора и разбойника. А еще…отцеубийцы.

И Алион вдруг понял, что в этом мире не за что биться, он гнилой насквозь. Дракон утробно заурчал, чуя близкую добычу.

— Недостойный смерти, — неожиданно прошипел Алион, думая отпустить. Но почувствовал, что под темя упирается остриё ножа.

— Слышь, охранничек, брось его, — раздалось над ухом, Дракон чувствовал, за спиной пятеро.

Голод снова застелил разум красной пеленой. Алион невероятно быстро развернулся, острые когти полосонули по шее позади стоящего человека.

Его друзья в ужасе закричали — Алион услышал это песней. Чудесной, правильной. Его должны бояться!

Еще рывок — и длинные когти впились в визжащего не своим голосом разбойника. На Дракона кинулись остальные, метя короткими дагами в печень и легкие, Алион расхохотался, драка пьянила. Пьянила его, эльдара. Он понимал, что дракон не откидывает его сознание, не пленит волю, Он чувствует…понимает его!

"Низшие" визжали, когда он ломал позвонки и ребра. Умоляли о пощаде, вставая на колени перед Ужасом Ночи.

Все верно, перед ним должны преклоняться!

А еще… ему должны приносить жертвы! Так было всегда, почему вдруг порядок поменялся?!

С этой мыслью клыки сомкнулись на хрупкой шее человечишки. Теплая, пьянящая, невероятная… Кровь. Чудилось, что вместо мрака ночи вокруг разливается радужное сияние.

Весь мир замер для дракона. Он не слышал криков прибежавшей стражи, не видел мечущихся домовых. Только сияние.

Вдруг что-то резко ударило в под дых. Дракон удивленно посмотрел — маленький домовой ринулся на опьяневшего монстра. Дракон расхохотался, но домовенок взглянул на него. Что это? Страх, отчаяние, обида?!

Домовенок снова бросился на дракона. Косматая голова уперлась в выставленную когтистую ладонь. Черные глаза дракона упирались взглядом в искаженную отчаянием мордочку:

— Пустииии, чудище! — орал домовенок. Дракон наклонил голову, не понимая, почему нечисть припороговая так себя ведет. — Пусти, пусти его!

Только тут Дракон понял, что домовенок бьется не за себя. Он разжал вторую лапу, где до того был пленник. Домовенок бросился к смертельно раненому и истошно заорал.

От надрывного крика Алион очнулся, Дракон ушел в недра души. Эльдар удивленно огляделся. Вокруг стояла толпа с вилами и факелами, но он искал глазами домовенка.

В этом срезе реальности не было ни домовых, ни каменных троллей. Только у ног задыхался, истекая кровью, укушенный им юноша. Алион наклонился, умирающим оказался мальчишка-стражник, тот самый, ограбленный им у стены.

Кровь еще можно было остановить, а юношу спасти.

Алион оторвал рукав у рубашки, некогда принадлежавшей умиравшему, наложил жгут, едва слышно прошептал слова Силы. Камней теперь нет ни в одном из двух миров, но вдруг поможет?!

— Убейте его! — закричал кто-то из замершей толпы. И мир с яростью бросился на Алиона.

Дракон не заставил себя ждать. Расшвыривая защитников, монстр рванул прочь из проклятого города.

Сны Дракона. Смерть Лиро. Пуговичка.

Слепому музыканту подавали больше, чем прежде. Не так много, как это было с быстроногой танцовщицей. Но все же Лиро счел слепоту не самым худшим приобретением в жизни. Правда и неудобств это причиняло немало. Но Лиро уже почти свыкся.

Его жалели, монеты падали в миску, радуя перезвоном очень чуткий теперь слух. Лиро никогда так вкусно не ел и так много не пил, как теперь. На юге народ был добрее северян, урожаи ли были богаче, или ласковое солнце и дешевое вино делали нрав южан лучше?

Лиро уже думал остаться, но слишком боялся встречи с неким «потомством». Если он все верно понял, сама смерть будет к нему милосердна, пока он занят поиском своих наследников.

Выходит, главное — никогда с ними не встречаться! Потому музыкант пусть неспешно, но продвигался к северным землям.

Лиро обходил места, где слышались детские голоса, а на базарных площадях садился так, чтобы подальше от трущоб.

Вот и теперь музыкант сидел под тентом, прячась от солнца. Он вслушивался в каждый шорох южного базара. Шум и гомон переплетался с новыми звуками — зычным языком и смехом, ржанием лошадей и перестуком копыт — на юг приехали цыгане. Их табор вошел в город. Несмотря на вялое сопротивление стражи, звонкие монеты легко сделали свое дело. Цыгане стали артистами, прибывшими на карнавал в честь самого короткого дня в году.

И неважно, что до карнавала еще пару лун… А сами артисты по мимо песен и танцев мастерски крадут лошадей и детей!

Лиро злился — только конкурентов ему и не хватало! Кроме того, цыгане — народ ушлый, они не то что из миски у нищего слепого стянуть могут, они дите малое у матери из-под юбки утащат, и бровью не поведут!

Надо было уходить, только не той дорогой, где прежде шли цыгане. После них, как после саранчи, остаются только обворованные жители сел и городов, злые и голодные.

Шипя проклятия сквозь зубы, Лиро начал собирать немногочисленное имущество, купленное на щедрые подаяния южан — все, что было с ним на севере, осталось где-то в Темных Мирах. Или как еще назвать тот Ад. где он побывал?

— Дяденька, — голосок ребенка заставил вздрогнуть, вырывая из размышлений. Лиро резко обернулся, стремясь различить говорившего, но перед глазами была только чернота. — Дяденька, дай монетку!

Голос мальчишки звучал жалобно и насмешливо одновременно.

— Не бери у нищего, не будешь обобранным[2], - шикнул Лиро, быстрым движением притягивая миску к себе.

— У меня мама больна, — продолжил гнуть свое мальчонка, — мы с братишкой три дня не ели…

— Нашел кого жалобить! — Лиро поднялся, собираясь уйти.

— Боженька велел делиться…, - не отставал мальчонка. — У тебя вон сколько монет! Ты еще на дудке своей надудишь… Дяденька, тебе что, жалкооо? — мальчонка пустил в ход слезы.

— Поди найди кого поглупей! Я нищий калека, а ты здоровый лоб, сам справишься! — фыркнул Лиро, закидывая циновку за спину. В этот момент ворох рубахи распахнулся и пуговка — милостыня Владыки к танцовщице — сверкнула на солнце.

Через секунду Лиро упал на землю, мальчишка поставил подножку, ловко опрокинул слепого и приставил к горлу нож:

— Нищие королевские цацки не носят! — в детском голоске звучала хриплая нотка. Мальчишка попробовал сдернуть пуговку, но Лиро отшвырнул малолетнего разбойника и, прижав коленом, начал душить. Пуговка — залог бессмертия! Пока она с ним, чудовища из ада не смогут его коснуться!

Мальчишка захрипел и забился в конвульсиях. Лиро утроил усилия, он задушит гаденыша и о секрете с пуговкой никто не узнает.

Вдруг его самого опрокинули, а через мгновение в спине разлилась резкая и пульсирующая боль, затем онемения. Лиро не успел вскрикнуть, боль от нескольких новых ударов парализовала.

— Отдай, гнида! — резким движением пуговицу сорвали. Гаснущим сознанием Лиро цеплялся за обрывки фраз.