Щебечущая машина - Сеймур Ричард. Страница 26

Пока платформы проводили количественную оценку внимания, троллинг вырвался из своих субкультурных границ. То, что начиналось как тактика в, казалось бы, бессмысленной, бесцельной войне, чисто ради лулзов, стало мировым феноменом. Большинство троллей – это не RIP-тролли, не тролли, производящие лулзы, не правительственные сокпаппеты или мизогинисты, которых Карла Мантилла называет «гендерными троллями». В массе своей тролли – это обычные, среднестатистические пользователи. Ученые выяснили, что внутри каждого из нас живет тролль. Разница лишь в среде, в которой находится человек. У тех, кто часто наблюдает троллинг в своей ленте, больше шансов самому стать троллем. Троллинг разрастается в рекурсивной камере «стимул-реакция» социальной индустрии: чем больше троллинга сейчас, тем больше его будет потом. Троллинг стал мейнстримом. Все мы опытные эксперты в «инициировании» уязвимостей.

2

Все мы тролли. Вполне вероятно, что интернет ускорил развитие культурных тенденций, которые и так уже были на подходе. Начиная с первых троллей в системе Arpanet ‘TALK’, которой пользовались сотрудники университетов в 1980-х годах, и заканчивая месседжбордами, запущенными в коммерческой сети конца 1990-х, интернет, возможно, способствовал появлению новых субкультур и усилил их последствия. Но все мы троллили еще до того, как появилось понятие «троллинг».

Известная забава – подтрунивать над другими, контролируя степень жестокости. Вспомните Барта Симпсона, разыгрывающего бармена Мо по телефону, Тома Грина или Эштона Кутчера, которые дурачили несчастных сограждан. И если тролли – это «радостные социопаты», получающие удовольствие от того, что обманывают, подкалывают, натравливают друг на друга людей, значит, они не так уж отличаются от многих героев поп-культуры: начиная с Эрика Картмана и заканчивая доктором Хаусом. Видеопранки в YouTube, зачастую безжалостные или граничащие с социопатией, монетизировали троллинг. Например, ролик ютубера Сэма Пеппера, в котором он похищает молодого человека и заставляет смотреть, как мужчина в маске собирается «убить» его друга. Во время съемок никто не пострадал. Майкл и Хизер Мартин систематически троллили своих детей – кричали на них или ломали игрушки до тех пор, пока те не начинали краснеть от слез и задыхаться от всхлипываний – и собирали миллионы просмотров. Как позже сокрушенно призналась Хизер Мартин, они «были в восторге», если получали «много просмотров».

Троллинг – популярное развлечение, несмотря на то что порой он переходит едва различимые культурные границы. Забавно видеть недоумение на лицах жертв и их неконтролируемые вспышки гнева, и в подобном юморе всегда присутствует садистское равнодушие. Реакция пользователей, которых рикроллят [26], бывает очень смешной. Когда тролли с 4chan попросили магазины видеоигр узнать о несуществующем сиквеле потерявшей на то время актуальность игры, вспышки неистовой ярости доставили им немало веселья. Не менее забавно было наблюдать за возмущениями Шона Хэннити после того, как ни в чем неповинный тролль пришел на передачу Fox News, представляя липовую группу под названием Forsake the Troops («Отречемся от войск»). Большинство из нас в тот или иной момент были троллями.

Но широкое распространение троллинга вызывает вопросыо: что в этом такого смешного? «Каждая острота, – писал Фрейд, – требует, таким образом, своей собственной аудитории, и если одна и та же острота вызывает смех у нескольких человек, то это является доказательством большой психической согласованности» [27]. Для Анри Бергсона комедия – «мечтательная, но … вызывающая в грезах образы, которые тотчас же воспринимаются всем обществом» [28]. Понять шутку, «врубиться», значит быть частью культуры, участвовать в грезах. А поскольку шутки, как правило, предвзяты и кто-то от них страдает, то наслаждаться ими – значит встать на сторону шутника. И если источник шутки – тролль, то, смеясь над ней, чью сторону мы принимаем? На чьей мы стороне, когда высмеивают чьи-то слабые стороны, вызывающие жалость и достойные наказания? Как писал Адам Котско, в основе всеобщего восхищения социопатом лежит фантазия о социальном господстве. Если бы я был социопатом, я бы не был таким неуклюжим, таким доверчивым, таким нравственным – короче говоря, таким уязвимым.

Кроме того, в троллинге есть что-то приятно нигилистическое. Тролли, представляющие культуру настолько же нелогичную, насколько жестокую, наслаждаются абсурдом и отбросами: умышленная бессмысленность, намеренные орфографические ошибки, ироничное перемалывание культурной ностальгии и сливание знаменитостей, оседающие слои никому не понятных ссылок и шуточек, id-потоки расизма, женоненавистничество, «чернуха» и бредовое порно. Троллинг, говоря словами Филлипс – это «латриналии» популярной культуры: надписи на стенах общественных туалетов. Это словесный понос конца света.

Андре Бретон, придумавший термин «черный юмор», определял «самый простой сюрреалистический акт» как «взяв в руки револьвер, выйти на улицу и наудачу, насколько это возможно, стрелять по толпе» [29]. Тролли, современные сюрреалисты, кайфуют от полнейшей беспорядочной нелогичности своих нападок, той чуши, которую они вбрасывают ради лулзов, и бессмысленности причиняемой ими боли. Но стреляют они не так уж вслепую, как им хотелось бы думать.

3

Тролли жаждут внимания даже больше, чем их знаменитые противники. Одно из первых руководств по разжиганию дискуссии (практика высказываний, которые возмущают других пользователей) на электронной доске объявлений (англ. Bulletin Board System, BBS) в Arpanet настаивало, что только так «люди прочтут ваше мнение», поскольку игнорировать перепалку в сети невозможно. Однако спустя годы, в частности после того, как интернет превратился в источник прибыли, тролли стали избегать внимания. Они образуют сообщество садистов, но только при условии, что оно состоит из людей без каких-либо идентифицирующих признаков: от «анонов» до виртуалов.

Анонимность в троллинге берет начало в том, как появился месседжборд 4chan, где, собственно, и зародилась данная субкультура. Основатель сайта, Кристофер Пул, гарантировал, что по умолчанию каждый пользователь будет получать статус «анон», тогда, как он признался Rolling Stone, «люди смогут говорить то, чего бы в противном случае не сказали». И тролли стали собираться на имиджборде, известном как /b/. Сайт удалял детское порно и запрещенные законом материалы, включая фотографии убитых, размещенные самим убийцей. Остальное, конечно же, оставалось на месте, а это настоящий рог изобилия всевозможных нелепостей: от растянутых анусов до антисемитских анекдотов. Тролли вывели анонимность на новый уровень. Они не просто уклонялись от слежки со стороны. Тролль, выдавший свои персональные данные или случайно обронивший личное мнение, рисковал быть затролленым сообществом. Для тролля единственный способ выжить – проявлять полнейшую солидарность с себе подобными и принять важность безучастного отношения. Смех одного тролля был вторичен по отношению к смеху коллективного разума. «Ни один из нас, – гласил их девиз, – не жесток так, как жестоки все мы вместе взятые».

В этом смысле тролли, вероятно, единственные участники социальной индустрии, кто действительно свободен от оков идентичности и выполняет каким-то своим извращенным образом утопическое обещание интернета. Маска, которую они на себя примеряют, – скорее, не идентичность, а антиидентичность. Идея маски, освобождающей своего хозяина от запретов, имеет большой резонанс в культуре. В фильме «Маска» с Джимом Керри в главной роли мы видим одну из версий этой истории, когда герой из нелюдима-неврастеника превращается в харизматичного трикстера и получает силу, позволяющую в любое время подменять реальность мультфильмом. Таким образом он нарушает планы своих врагов, которые, как один, относятся к себе слишком серьезно. «Маска троллинга» действует похоже. Когда смотришь на мир из-за маски, отмечает Филлипс, реальные жизни и внутренняя борьба, скрывающиеся за каждой историей, затуманиваются, и видятся лишь «абсурдные, пригодные для троллинга детали». Реальность оборачивается мультфильмом.