Всемирная история искусств - Гнедич Петр Петрович. Страница 52

Прилагаемые рисунки красноречивее текста говорят об огромном художественном чутье зодчих магометанской Индии. Сказочное великолепие изображаемых на рисунках зданий, при колоссальных размерах, ставит их на границу чудовищной фантазии и истинно свободного искусства.

Мы достоверно можем сказать, что костюм арабов-бедуинов и в настоящее время тот же самый, каким был в глубокой древности: грубые сандалии, праща, лук и копье составляют главные части его необходимых принадлежностей. Во времена Магомета — несомненно, и сам пророк одевался в высшей степени просто: носил рубаху с короткими рукавами, кожаный пояс, грубый плащ в виде мешка, головной платок с кисточками или чалму. От своих соплеменников пророк отличался тем, что спускал один конец своей чалмы на лоб, а другой на плечи. Только в народных собраниях он надевал на себя богатые дары, полученные от разных владык, от абиссинского и греческого императоров. Любимые цвета его одежды были черный, зеленый, красный и белый. Но общее стремление жителей Азии к роскоши повлияло и на арабов. Побеждая, они стали пользоваться ремеслами побежденных, завели торговые сношения с Востоком и Севером, получая из Китая и Индии редкие материи и ткани, из России меха, из Африки шкуры, павлиньи перья, слоновую кость, из Испании золото и драгоценные камни. Чтобы судить верно о типе мужской одежды у испанских мавров, стоит всмотреться в мелкие изваяния гренадского собора, на которых изображен обряд крещения арабов. Они изображены в длинных куртках, подпоясанных поясом, узких шароварах, шапках и кожаных полусапогах. На плафоне судейской залы Альгамбры, который, вероятно, был писан христианскими художниками после изгнания мавров, изображены разные жанры, действующими лицами которых являются и мавры, и христиане. Представители власти, судя по этим изображениям, носили по нескольку одежд и тем отличались от низших сословий. На голове они носили чалму, которой голова обертывалась очень искусно, а концы иногда распускались по плечам. Сверху надевали плащ с капюшоном, заимствованный, вероятно, у римлян. До какой бы роскоши ни доходил костюм, щегольство ограничивалось дороговизной ткани, а отнюдь не фасоном. Главное щегольство составляли частые смены дорогих одежд при торжествах. Сменяли их иногда до семи раз. Мужчина заботился более всего о своих волосах и о своем оружии; из украшений носил только перстень, остальное предоставив женщине. То уважение, которое народы Востока имеют искони к мужской бороде, было утверждено Магометом, и всякое поругание ее считается самым ужасным оскорблением. Зато голову магометане, за немногими исключениями, стали брить, оставляя только пук волос на макушке. Перстень, украшенный одним сердоликом, обыкновенно носили на правой руке, а иногда на шнурке на груди. Арабы застали искусство выделки оружия на высшей степени совершенства. Первая в мире дамасская сталь была известна в глубокой древности, и им осталось только позаботиться насчет внешней отделки оружия. Нанесение узоров по стали, так называемое демаскирование, увеличило ценность оружия, и в скором времени испанское оружие приобрело такую же громкую известность, как и азиатское. Завороженное оружие было не чуждо арабам-фаталистам, и носить его для неуязвимости было делом обычая, которым не пренебрегал сам император Константин.

До высшей степени совершенства доведено было взнуздывание и седлание лошадей. Любовь араба к лошади, чуть не боготворение ее, заставила прибегнуть к изобретению металлической арматуры, которая охраняла бы коня во время боя. Полевыми знаками во время похода были знамена. Первое знамя образовалось из распущенной чалмы, прикрепленной к копью одним из полководцев пророка. Священное знамя Магомета было совершенно белое, его полевой значок — черный. Прочие знамена войска были сделаны из покрывал жен и украшены надписью: «Нет Бога, кроме Бога, и Магомет — посол Божий».

Арабская женская одежда представляет узкий хитон, не вполне доходящий до ступней, сверх которого надета другая одежда, несколько покороче, а поверх всего набрасывалась накидка, спускающаяся с головы и драпирующаяся складками от переда назад; ноги были одеты в полусапожки и шаровары. По закону Магомета требовалось, чтобы женщины были покрыты, кроме пожилых особ, которым уже поздно вступать в брак; покрывало должно было быть спущено не ниже ворота рубашки, нога не должна обнажаться. Костюм женщины доведен был во времена халифатов до удивительной роскоши, так что у дочери одного халифа было 30 тысяч шелковых тканей.

Туалетные принадлежности и украшения пользовались у арабов не меньшим успехом, как и теперь. И до сих пор богатые носят золото и драгоценные камни, а недостаточные классы — серебро, латунь, цветные стекла. И в старину мавританки отдавали большую дань уважения всевозможным втираниям и румянам. Они чернили порошком брови и веки для придания глазам блеска и огня. Раскрашивали руки и ноги, иногда одни ноги, иногда пальцы, ладони и ступни. Натуральный цвет волос и густота их считались, конечно, высшей красотой. С боков завивали длинные локоны, спереди волосы подстригались коротко; иногда все количество волос на висках заплеталось во множество косичек. Косички спускались за спину, и в них вкручивались шнурки, украшения из листового золота, золотые пуговки, колечки. Кольца носили не только на руках, но иногда и в носу.

Что касается утвари, то едва ли дошли до нас образчики чисто арабского происхождения. По аналогии мы можем, впрочем, дать довольно верное заключение о той технической форме, которая преобладала в этой отрасли искусства. Отсутствие понимания форм заставило смотреть араба на утварь как на необходимую принадлежность, а не как на произведение искусства. Невозможность, в силу предписания Корана, изображать человеческие и вообще животные формы сообщила всей их утвари некоторую сухость и внешнюю пестроту. Отсутствие меры в искусстве заставило его впасть в вычурность и удалиться от классической простоты античного искусства. Сосудоваяние процветало у арабов, причем нередко кроме благородных металлов употребляли бронзу, латунь, медь, иногда стекло. Превосходное умение отделывать металлы сказалось на сосудах во всей силе. Отделка у них не всегда гармонирует с формой, и нередко сосуд имеет декоративный вид: выставляется напоказ как убранство.

Арабская мебель, как и у всех кочевых народов, в сущности ограничивается одним ковром, которым покрыт пол, и диваном. Собственно «диван» назначается для сидения и состоит из кирпичной лавки, которая идет вдоль каменных стен; сверху кладется тюфяк, кроется ковром, кладется валик с кистями вместо подушки, и представляет с внешней стороны вид весьма схожий с общеупотребительными в настоящее время турецкими тахтами. Восток не любит стульев, и едва ли они были у арабов. Постель состоит из тюфяка, покрытого простыней, причем летом кладется другая простыня, которой покрываются, а зимой ватное одеяло. Сверху укрепляют занавесь от комаров и вампиров. Наутро тюфяк свертывается и прячется в чулан. Столы тоже не есть необходимая мебель на Востоке. Употребляются небольшие столы для письма и маленькие подставки в виде многогранных тумбочек, пестро раскрашенных.

Иногда Восток придумывал самые нелепые, невозможные предметы роскошной обстановки, которые именно ввиду этой нелепости с любовью заимствовались европейцами. В Багдаде находился трон, о котором стоит упомянуть; слава о нем была так велика, что император Феофил (Византийский) поручил математику Льву соорудить для себя совершенно такой же. До нас дошло описание этой нелепости, которой уже владел Константин Багрянородный. «Перед царским троном, — описывает один из представлявшихся этому императору, — находилось позолоченное дерево, на ветвях которого сидели позолоченные птицы и пели на разные голоса. Перед троном, словно на страже, стояли золоченые львы, которые били хвостами по полу, издавали рев, разевая пасть и шевеля языком. Меня ввели два евнуха в тронную залу. Как только я вошел, львы зарычали, птицы зачирикали. Я не испугался и не удивился: я уже был предупрежден об этом через сведущих людей; после того как я, поклонившись в третий раз земным поклоном, поднял голову, царь оказался почти на потолке, тогда как при моем входе он сидел очень невысоко; и платье на нем уже было другое; как это случилось — понять не могу, но полагаю, что его подняли кверху посредством такого механизма, который практикуется для выжимания винограда. Царь в это время ничего не говорил, да если бы хотел, то едва ли бы это было возможно ввиду той высоты, на которой он находился».