Маша без медведя (СИ) - Войлошников Владимир. Страница 12
В этом месте я поняла, что мне становится трудно следить за логикой господина эксперта, но продолжала терпеливо слушать.
Если говорить коротко, по документам дом был один. А реально — целая куча, причём с каждым годом купец подстраивал на выкупленном конце улицы всё новые дома. А подсоединял их к пригородной коммунальной сети через первый дом, в котором на первом этаже располагалась управляющая этим концом конторка, а на втором жил собственно приказчик. И вот два дня назад проводка не выдержала очередного повышения нагрузки и загорелась сразу в нескольких местах.
Далее эксперт злорадно замечал, что господин Манфёров весьма попал впросак со своей аферой, поскольку вся улица была застрахована от различных несчастных случаев именно как стройка, а ввиду выяснившихся обстоятельств, страховая компания отказала собственнику в выплате до окончания разбирательств.
Маленькая приписка-постскриптум от другого господина журналиста свидетельствовала, что, должно быть, господин купец чрезвычайно огорчился этому факту, потому как, вернувшись в свой дом уже утром четвёртого сентября (я машинально отметила для себя дату), находясь в чрезвычайном раздражении, потребовал графин водки, после чего отпустил прислугу, а к обеду был найден городовым, явившимся для уточнения сведений, на полу этой же комнаты, уже холодным. Предположительной причиной смерти называют апоплексический удар.
— Вот это дядя дал… — пробормотала я от неожиданности.
— Что? — переспросил Павел Валерьевич.
— А как же документы? Договора?
— Говорят, всё хранилось в первом доме, где приказчик жил. Его самого, говорят, во время пожара дома-то не оказалось — Господь миловал. Так ведь нет: завидел пожар, примчался! «Сейф, — кричит, — сейф спасайте!» А народ стоит — куда уж, второй этаж полыхает костром. Так он, матушка, сам кинулся — и не добежал ведь, так его посреди гостиной балкой и придавило…
— Ай-я… — людей мне было искренне жаль.
Павел Валерьевич скорбно покачал головой:
— А дом выгорел, одно пятно в земле осталось.
Значит, ни хозяев, ни приказчика, ни документов не сохранилось. А раз договора были составлены фиктивно, хозяин, в обязанность которого вменялась подача данных о жильцах в учётные органы, никуда их, естественно, не подавал. Однако, возможно, это и есть мой шанс составить себе относительно достоверную легенду.
— Павел Валерьевич, вам не кажется, что сейчас чрезвычайно благоприятный момент для гипнотического сеанса?
По результатам второго сеанса наш добрый доктор оформил бумагу, что девица дворянского сословия Мария Баграровна Мухина, семнадцати лет от роду, проживала со своим отцом в съёмном доходном доме купца Малфёрова в Афанасьевской слободе. В момент пожара успела выбежать из дома и в состоянии крайнего шока к утру последующего дня добралась до центра Заранска, где и была обнаружена бдительными гражданами, после чего перемещена каретой скорой помощи в императорскую общественную лечебницу для душевнобольных.
Бумага была направлена срочным курьером в полицейское управление Афанасьевской слободы, после чего я наконец-то была предоставлена сама себе.
ВСЕ ЛЮБЯТ ГОСТИНЦЫ
Доктор унёсся в чрезвычайном воодушевлении, а я начала разбирать принесённые пакеты. В самых объёмистых пухлых упаковках была весьма разнообразная пряжа и нитки для кружев — в таком количестве, как будто я собираюсь обвязать весь местный медперсонал. В специальных чехольчиках и футлярчиках — крючки и спицы различной толщины и даже какие-то незнакомые мне штучки, похожие на лодочки. Создавалось впечатление, что доктор забежал в магазин рукоделия и потребовал: «Всего для вязания и побольше, побольше!» Даже неудобно как-то, надо будет связать ему что-нибудь целебное, в отдарок.
Ещё в двух пакетах, совершенно неподъёмных, была рисовальная бумага для акварели — от огромных, в четыре альбомных листа, до совсем крошечных наборчиков, едва ли с ладошку, склеенных по верхнему срезу как блокнотики. Связка разноразмерных кистей. И краски — акварельные, гуашевые, различные наборы. А ещё карандаши, точилки, ластики…
В общем, после вязального магазина доктор ограбил художественный.
В последнем пакете были книги и журналы.
Пачку журналов вместе с вязально-рисовальным богатством я утолкала в шкаф. Часть книг тоже. Толку-то картинки разглядывать, если ни одного слова разобрать не можешь? Оставила только учебники — отсортировала по цифрам, подписанным пониже названий. Цифры я, кстати, сегодня вспомнила, пока голову мыла. Хоть что-то!
На первой обложке красовались храмы, конные статуи и карты с контурами государств, из надписи я разобрала: «Исто+и+ +осу+а+ст+а +осси+ско+о 6» — история, чего тут гадать! Государства Российского. Шестой класс.
«++о++а+и+» была, скорее всего, географией. Материки, океаны и прочие широты. Аж за пятый, шестой и седьмой классы.
Ещё одна была с портретами на корке, флагом и гербом. Название длинное, из двух слов, между которыми стояла «и». Что-то и что-то. «+осу+а+ст+о и о+++ст+о» — «Государство и общество»? Седьмой класс, между прочим.
Последней, на самом дне, лежала вожделенная книжка начального чтения — я даже обложку узнала! Дети из кубиков с буквами складывают слово, оно же название. «+ук+а++».
Хм. Я думала, «азбука» будет, а тут что-то совсем другое. Ладно, давайте разбираться!
Я развернула первый форзац, предвкушая… есть! Та самая таблица!
Ну что, начинаются ребусы? Я переписала название книжки привычными мне буквами. «Гукдась»? Фигня какая-то, честное слово. И что, здесь так называют книгу начального чтения?
Хм.
Ну, допустим.
Я пролистала учебник до той страницы, где играли в прятки Ната и прочие. Едем дальше. На следующем развороте появились две новые буквы. А слова всё равно не складывались, читались странной абракадаброй. Да что такое-то???
И тут до меня дошло! Сравнивая новые буквы с картинками, я автоматически переключалась на привычный для чтения гертнийский язык! Вот это у меня каша в голове образовалась! Так, сосредоточься, Маша!
Я начала заново, и через четыре буквы поняла, что снова автоматически сбилась на гертнийский.
Никуда не годится! Я посидела, сердито глядя в окно. Этак я до утра список букв составлять буду! А вообще — чего я тушуюсь? Тут, поди, и не таких странных особ видали.
Я пересела со стула на кровать и нажала синюю кнопку.
Где-то недалеко грохнуло, как будто железный тазик уронили — кухня-то рядом. Почти сразу по коридору затопали торопливые шаги. Дверь отворилась:
— Звали, Мария Баграровна? — раздатчица!
— Звала, милая. Можно ли мне чаю с лимоном, сладкого? И печенюшек каких-нибудь?
— Пять минут! Ещё чего желаете?
— Помощь мне ваша требуется. Вас как зовут?
Девица неловко перебирала руками край фартука:
— Маша.
— Ой, как замечательно! Тёзка, значит. Маша, вы читать умеете?
— Так это… А как же! Семь классов-то, поди, как положено, это самое…
— Отлично. Видите ли, Маша, после случившегося со мной несчастья сильно пострадала моя память, — она выразительно кивнула, дескать: слыхали про такое. — Меня огорчает, что даже буквы смешались, и я половину не могу припомнить.
— Эвона как! Незадача-то какая!
— Помогите мне, Маша, — я показала развёрнутую книгу, — Прочитайте мне буквы.
— Ой, да это мы запросто! — обрадовалась раздатчица такому простецкому поручению. Она, видать, уж испугалась, что странная я попрошу у неё чего-то сверхсложного.
— И дверь прикройте, чтоб никто на нас не глазел.
07. ЭТО ТРЕБУЕТ РЕШИТЕЛЬНЫХ ДЕЙСТВИЙ
Я УМЕЮ ЧИТАТЬ!
Маша зачитала мне список букв (называется «алфавит»), я тщательным образом подписала каждую букву привычной гертнийской.
Потом мы прочитали несколько страниц. Маша была страшно собой довольна. И я была довольна тоже, потому как буквы наконец-то начали нормально складываться в слова.