Котенок. Книга 2 (СИ) - Федин Андрей. Страница 31

Я поинтересовался у Рокотова:

— Рокот, у нашего физрука роман с…

Сообразил, что так и не узнал имя симпатичной учительницы.

—…Математичкой?

Сергей взглянул на Василия Петровича и его спутницу, что стояли в окружении коллег.

— Так у них свадьба после Нового года, — сказал он. — Наши девчонки с первого сентября об этом шепчутся.

Рокот усмехнулся и добавил:

— Станет у нас в школе на одного Лесонена больше.

Я поправил очки. Напомнил себе, что я (в отличие от Василия Петровича) жениться на этой учительнице не собирался. С грустью смотрел на упакованные в чулки ноги математички.

— Тебе Полковник ещё не предлагал стать скоморохом для наших старичков во время банкета? — спросил Рокотов.

Я покачал головой.

— Не соглашайся, Котёнок, — сказал Сергей. — Эти жлобы тебя даже вином не угостят. Мы с Чагой уже отказались: нам хватило и прошлогоднего веселья. Пусть сегодня их пионеры развлекают.

Рокотов указал на девочек в красных галстуках, которые сегодня танцевали на сцене.

Я вспомнил о словах Рокота, когда возвращал директору школы гитару.

Полковник пригласил меня «остаться» — его приглашение поддержала Снежка.

— Ты ведь знаешь много хороших песен, Ваня, — сказала она.

— Я бы послушал про Снежную Королеву, — заявил её муж.

Но я сказал Михаилу Андреевичу, что устал: не «отошёл» ещё от вчерашнего концерта в ДК.

Взглядом попрощался с молоденькой математичкой и направился в гардероб.

Надел куртку. И едва ли ни нос к носу столкнулся с Наташей Кравцовой (на выходе из закутка, где оставлял верхнюю одежду десятый «А» класс). Кравцова ойкнула, уперлась мне в грудь ладонями.

— Ты меня напугал, Крылов! — заявила она.

— Сам себя иногда боюсь, — ответил я.

Посторонился — пропустил Наташу к ряду крючков для одежды. Та кивнула: поблагодарила меня. Вспомнил, как Сергеева называла Наташу «Принцессой» — вот за такие высокомерные жесты.

— Молодец, Кравцова, — сказал я. — Хорошую речь толкнула со сцены. Правильную. Учителям она понравилась.

Принцесса пожала плечами.

— Ну, так… не зря же я отвечаю за идейно-политическое направление в нашей комсомольской организации, — ответила она.

Наташа прошла к своей куртке. Но вдруг замерла. Обернулась.

— Ты уходишь, Ваня? — спросила она. — Не останешься на банкет?

Я покачал головой.

Сказал:

— Скоро начнётся «Спокойной ночи, малыши!»

— И что с того? — поинтересовалась Кравцова.

— Не смогу уснуть, если не посмотрю на Хрюшу, — сказал я.

Развёл руками.

Наташа улыбнулась, посмотрела на часы.

— Не переживай, Крылов, увидишь ты сегодня своего Хрюшу, — сказала она. — Передача начнётся через сорок девять минут.

Я печально вздохнул.

— Так я ещё не дома…

Кравцова махнула рукой.

— Не переживай, Ваня, — сказала она. — Посмотришь на своего Хрюшу. Успеешь.

Наташа сняла с крючка куртку и подошла ко мне. Остановилась. Посмотрела в мои глаза — как во время нашего «предновогоднего» танца в девятом классе. Я почувствовал на своих губах тепло её дыхания. Память послушно воспроизвела те эмоции, что я испытывал, когда сжимал «тогда» Наташину талию. Напомнила она и о том, что в далёком прошлом я мечтал: однажды Кравцова снова посмотрит на меня «вот так».

— Ваня, раз уж время до встречи с Хрюшей ещё есть, — сказала Наташа. — Может, ты проводишь меня домой?

Глава 13

Около входа в школу светил одинокий фонарь: рядом с трепыхавшимся на ветру флагом. Мы с Кравцовой прошли по островку света под фонарным столбом. Наташа взяла меня под руку. Она не повисла на моей руке, как это делала Кукушкина. И не осторожничала, как Алина Волкова. Кравцова не тянула меня вперёд — подстроилась под мой шаг. Я втянул голову в плечи: ветерок холодил шею, отправлял в прогулку по моей спине стайки мурашек. Увидел, что пар изо рта пока не шёл. Да и лужицы на земле ещё не покрылись коркой льда. Но кроны берёз почти полысели. А на улице с каждым днём темнело всё раньше. Я взглянул на небо — отметил, что огни заката погасли. Поправил очки, вздохнул. Я дважды на этой неделе себе напомнил, что пора отыскать в шкафу шапку. В новой жизни, морозить уши не буду. Память подсказала, что уже в этом месяце температура опустится ниже нулевой отметки, и на землю ляжет первый снег.

Мы вышли за школьную ограду. Свернули налево — не в правую сторону, как я привык. Наташин адрес я помнил. Без лишних вопросов направился к её дому. Кравцова дважды тормошила меня вопросами — отвечал ей коротко, не ушёл в нескончаемый монолог. Мысленно отметил, что провожал Наташу впервые: «Сбылась мечта идиота». Задумался, как повернулась бы моя дальнейшая судьба, если бы Кравцова взяла меня под руку в том, в прошлом, десятом классе. Вспомнил, что убеждал себя тогда: чувства к ней «уже остыли». Я усмехнулся, представив, как вспыхнули бы эти самые «чувства», когда Принцесса прижалась бы к моему плечу — вот как сейчас. Воображение живо нарисовало сцену, в которой я ссорился с родителями из-за поездки в Первомайск. Вообразил, как бы доказывал маме, что «никак не могу» уехать из Рудогорска. Решил, что особенно весело было бы объяснять мои «сердечные мотивы» папе.

— Ваня, что тебя насмешило? — спросила Кравцова.

Я помотал головой.

— Ничего, — сказал я. — Радуюсь жизни.

Подбросил Наташе вопрос о её планах на «после десятого класса». Та ответила мне встречным вопросом. Но я не поддался на уловку — снова «отправил мяч» на Наташину территорию. Кравцова недолго изображала задумчивость. Поначалу ответила мне правильными в идейно-политическом смысле фразами. Но заметила мою ухмылку — перешла на нормальную речь. Говорила она чётко и спокойно. Я с неподдельным интересом слушал рассуждения о жизненных приоритетах воспитанной в Советском Союзе шестнадцатилетней девицы. Сравнивал их с теми, что слышал от сыновей — когда мои мальчики были в этом же «нежном» возрасте. Поддерживал Наташин разговорный запал короткими бодрыми репликами. Пришёл к выводу, что молодые люди из разных эпох отличались лишь внешней напускной шелухой. Но в глубине души испытывали одни и те же желания, лелеяли схожие мечты (в том, что касалось личной жизни).

У поворота к своей пятиэтажке Кравцова остановилась, посмотрела мне в глаза. Своё отражение в её больших зрачках я не рассмотрел. Хотя видел их чётко (благодаря линзам и свету фонаря). Кравцова красивым движением убрала со лба локон волос. Положила руку мне на плечо. Чем снова пробудила у меня воспоминания о «том» нашем предновогоднем танце. Память напомнила, как трепыхалось у меня тогда обожжённое Наташиным взглядом сердце. Как я забывал дышать, смотря Кравцовой в глаза. Поддался ностальгии: вздохнул. Наташа улыбнулась. Она привстала на цыпочки — её блеснувшие в свете фонаря губы поднялись выше моих. Поправила прижатые дужками оправы волосы над моими ушами. Снова отыскала взглядом под линзами мои глаза. И тихо сказала, что «ещё рано», что спать она пока не хочет, а «погода хорошая» (я повёл плечами, но не возразил). Предложила прогуляться к озеру.

— Ваня, ведь ты же не спешишь? — сказала она.

Я невольно поёжился, снова спрятал за воротником подбородок, сунул в карман руки. Подумал, что сейчас приглашение «на озеро» выглядело не столь многообещающе, как летом. «Купаться при луне мы сегодня точно не будем», — мелькнула в голове мысль.

— Идём? — сказала Кравцова.

Она не дождалась ответа, взяла меня под руку.

— Ваня, а помнишь, тогда, на вашем прошлом концерте… — заговорила Наташа.

Повела меня по освещённому луной и уличными фонарями тротуару — прочь от ярких желтоватых прямоугольников окон. Я слушал рассказы Принцессы о музыке (которая ей нравилась), о книгах (прочитанных Кравцовой этим летом) и даже о будущем (каким она его представляла). Не дополнял её рассказы репликами. Гадал, с кем именно Кравцова сейчас разговаривала: с Иваном Крыловым или с Котёнком? Молчал, слушал Наташин голос. Посматривал на её лицо. Снова признал, что Кравцова симпатичная девчонка. А её взгляд и сейчас меня временами буквально завораживал. Решил, что не зря я в девятом классе дрался из-за неё с Громовым. Понял: шансов справиться с её природным очарованием и с женской хитростью у меня тогда попросту не было. Видел, как Кравцова изредка потирала коленку (привлекала к ней моё внимание). Замечал, как она чуть склоняла голову — демонстрировала мне шею.