Цена весны (ЛП) - Абрахам Дэниел "М. Л. Н. Гановер". Страница 8
Его сыну было уже двадцать зим, и он был мужчиной, во всех отношениях. Перед тем, как большая дипломатическая орда уехала в Гальт, они обсуждали возможность такого рода сделки. Данат не заколебался. «Если это будет цена, я готов ее заплатить», — сказал он с мрачным лицом. Он был мрачным и уверенным, и таким же непонимающим, как и Ота в его возрасте. Ни один из них не мог сказать ничего другого. И Ота не мог сделать ничего другого, только, глядя на ослепляющее солнце, оттянуть это мгновение на несколько вздохов.
— Очень хорошо, — сказал Ота. И повторил: — Очень хорошо.
— У вас есть и дочь, — сказала женщина. — Более старший ребенок?
— Да, — сказал Ота.
— Она уже предъявила претензии на трон?
Неожиданно перед внутренним взглядом Оты появилась картина: Эя, одетая в золотое платье, в волоса вплетены драгоценные камни; она обрабатывает раны пациентов. Ота хихикнул, потом увидел, что на лице гостьи начало появляться выражение обиды. Он подумал, что не слишком умно насмехаться над мыслью этой властной женщины.
— Она не возьмется за эту работу, даже если вы будете ее умолять, — сказал Ота. — Она — умная и решительная женщина, но дворцовая политика вызывает у нее сыпь.
— А что, если она передумает? Кто может сказать, что она будет думать спустя двадцать лет?
— Не имеет значения, — ответил Ота. — Я нашей стране не было императриц. И, как мне кажется, не было женщин в вашем Верховном Совете.
Она иронически фыркнула, но Ота увидел, что набрал очко. Она какое-то время думала, потом, с глубоким вздохом, разрешила себе расслабиться.
— Хорошо. Похоже, мы пришли к соглашению.
— Да, — сказал Ота.
Она встала и приняла позу, которую явно тренировала со специалистом по этикету. Приветствие, с нюансами сформированного договора и неформальностью, которая приходит вместе с более близкими отношениями.
— Добро пожаловать в мою семью, высочайший, — сказала она на родном языке. Ота ответил позой того, кто принимает приглашение, и если она даже не поняла точный смысл, суть она уловила.
После того, как она ушла, Ота пошел через сад, никто из встречных даже не пытался говорить с императором. Деревья, казалось, стали более прямыми, чем он их помнил, а птицы пели более нежно. Наполовину неосознанная усталость исчезла, он чувствовал себя бодрым и энергичным, каким не был много месяцев. Наконец он дошел до своих апартаментов, своей комнаты, своего стола.
Киян-кя, похоже дела идут хорошо, несмотря ни на что…
Глава 2
Маати Ваупатай узнал о смерти сына от рук гальтских солдат почти за десять лет до того дня, когда до него дошла новость о пакте Оты. Тогда он, беглец, только что брошенный собственными спутниками, отправился на юг, как раненая лошадь, ищущая путь домой. Но он искал не сам город, а женщину.
Лиат Чокави, владелица и распорядительница дома Каян, приняла его. Они дважды были любовниками — однажды еще почти детьми, а потом еще раз, сразу перед войной. Она рассказала ему о судьбе Найита — его зарезали во время последней атаки на Мати, когда он защищал сына императора, Даната. Она говорила бледным голосом женщины, которой больно до сих пор. Если бы Маати надеялся, что его бывшая возлюбленная возьмет его в мужья, они бы не пережили разговора. Он оставил ее дом с мукой в сердце и с тех пор ни разу с ней не разговаривал.
Два года спустя он взял первую ученицу, женщину по имени Халит. С того времени его жизнь приобрела цель. Он изменился, стал учителем, агентом надежды, дай-кво новой эры.
И это оказалось не так привлекательно, как звучало.
Все это утро он пролежал в маленькой комнатке, которая сейчас была его домом, щурясь от грязного света, пробивавшегося через промасленную бумагу на окнах, и думая об андатах. О мыслях, обретших плоть, об идеях, получивших человеческий облик и волю. Маленьких богах, которых держит в узде только существование поэтов, пленяющих их и знающих лучше всех. Исторгающий Зерно Грядущего Поколения, иначе называемый Бессемянным. Нисходящая Влага, называемая Росой или Стражницей Моря. Размягченный Камень, не имевший другого имени. И его собственная Разрушающая Зерно Грядущего Поколения, или Неплодная, которую Маати пленил неправильно и которая переделала мир.
Уроки, которые он получил, будучи мальчиком, разговоры, которые он вел как человек и поэт, все они вернулись к нему, хотя и смутно. Отрывки и отдельные мысли, догадки, но не все шаги, которые привели его сюда. В комнате запищал комар, Маати отмахнулся.
Обучать девушек было непросто, все равно, что рассказывать о своей жизни и находить в ней дыры. Он знал структуры грамматик и метафор, истории о жизни давно умерших поэтов и о пленениях, которые они сумели совершить, знал об оккультных связях между абстракциями, вроде форм и чисел, и материальным миром, хотя и не помнил, как выучил их. Любая прочитанная им лекция была наполовину изобретением. Чтобы ответить на любой вопрос, он должен был сам решить проблему в уме. С одной стороны, это было странно, все равно, что использовать огромный дворец для обучения того, как строить фундаменты. С другой, это сделало его более лучшим поэтом и более лучшим учителем, чем он стал бы при иных обстоятельствах.
Он сел, раскладушка застонала под его весом. Маленькая тихая комната, мокрые каменные стены и запах грибов. Думая об окружающих его предметах и о высших достижениях древней грамматики, Маати встал и поднялся по короткой лестнице. Склад стоял пустым, через высокие узкие окна лились звуки легкого дождя и приглушенный дневной свет. Эхо его шагов металось по импровизированному лекционному залу.
Скамьи из старого треснувшего дерева стояли около достаточно гладкой стены, на которой можно было писать мелом. На камне еще белели последние записи, сделанные прошлым вечером. Маати прищурился на них.
Возраст — вор. Он забрал его ровное дыхание, заставил сердце биться в неурочное время и украл сон. Но худшим из всех этих мелких оскорблений было зрение. Он никогда не думал о том, что нормальное зрение — благословление, пока глаза не начали подводить. От усилий слегка заболела голова, но он нашел диаграмму, о которой помнил, обвел ее кончиками пальцев, обдумал и только потом взял тряпку из ведра с водой, стоявшего за маленькой кафедрой, и стер записи. Сегодня вечером он начнет с четырех категорий бытия и их взаимосвязей. Тонкое место, но без него девушки никогда не создадут достойное пленение.
Сейчас их было пять: Ирит, Ашти Бег, Ванджит, Маленькая Кае и Большая Кае. Полгода назад, их было семь, но Амнит попробовала пленить, проиграла и была наказана. Лисат сдалась и ушла. К лучшему, на самом деле. Лисат была добросердечной девушкой, но тупой как корова. Итак, пять. Или шесть, если считать Эю.
Эя была даром богов. Она проводила дни в дворцах Утани, играя роль дочери императора. Он знал, что она не любила такую жизнь, но вела ее, чтобы еда и деньги добрались до Маати. Будучи частью двора, она могла слышать разговоры тех, кто прислуживал ей, и услышала про спор о праве собственности на находившийся в предместье склад, причем обеим сторонам было запрещено посещать здание, пока суд не вынес решение. Вот уже два месяца складом владел Маати и начал чувствовать его своим. Он бросил тряпку в ведро, нашел толстый кубик мела и начал рисовать схему для вечерней лекции. Интересно, сможет ли Эя присоединиться к ним. Она была хорошим учеником, когда могла ускользнуть из дворца. Она задавала хорошие вопросы.
Грубая железная ручка повернулась с таким звуком, словно упал молоток, и открылась маленькая, размером с человека дверь, находившаяся рядом с большими подвижными стенами, предназначенными для тележек и фургонов. Неяркий серый свет обрисовал силуэт женщины. Не одна из Кае, но его глаза не смогли различить черты ее лица. И только когда она вошла внутрь, закрыв за собой дверь, он по походке узнал Ванджит.