Невидимые знаки (ЛП) - Винтерс Пэппер. Страница 24

Коннор наклонился, опираясь о сплющенные ящики и болтающиеся ремни безопасности. Он прижимал поврежденное запястье к груди, а здоровой рукой рылся в сумках. Его медные волосы падали на лоб, когда он активно что-то искал, бросая в сторону всякий хлам.

— Я не могу найти рюкзак моего отца.

Я была ответственна за это. Я была той, кто держал багаж. Это я его растеряла.

— Извини, я потеряла его.

— Я не обвинял тебя.

— Я знаю. Но если бы я смогла все удержать...

— Вещи не могут быть далеко. — Он осторожно направился ко мне, наступив на старый журнал, и нырнул под выдернувшуюся проводку. — Если найдем его рюкзак, мы найдем еду. — Он сглотнул, когда погрузился в воспоминания об отце.

Я молчала, потому что мои легкие сдавило от горя.

Я была такой же бесполезной, как использованная салфетка. Как я могла оставаться сильной, когда его страдания приводили меня к чувству беспомощности?

Шмыгнув носом, с храбростью мужчины вдвое старше, чем он был, Коннор проглотил свою грусть.

— У него с собой всегда есть бутылка с водой и батончики мюсли. Он становится очень нервным и голозлым, если у него нет еды.

Я вздрогнул от фразы: есть бутылка с водой. Не «была». Делая все возможное, чтобы затушить пожар боли в моем сердце, я постаралась придерживаться нейтральной темы.

— Голозлой?

— Да, ты знаешь? Голодный и злой?

— Как это получается, я нахожусь посреди Тихого океана и узнаю новое словосочетание?

Коннор ухмыльнулся, мудро сфокусировавшись на более простых предметах.

— Потому что ты со мной.

Я с изумлением изучала его.

— Ты не похож на нормального тринадцатилетнего.

— Мама всегда так говорила. — Его глаза потускнели. — Сказала, что у меня старая душа.

— Я думаю, что она была права. — Мороз пробежал по моей коже, от разговора о женщине, с которой я только что познакомилась, сидела рядом и болтала. Она была такая милая, хорошая мать, воспитала таких достойных детей. Хороший человек, который не заслуживал смерти.

Коннор направился в мою сторону и, использовав шасси, начал спускаться вниз.

— Это я виноват, что они мертвы.

Он сказал это так тихо, что я еле расслышала.

От охватившего меня страха я сорвалась:

— Никогда не говори так. Это не твоя вина.

Он проигнорировал меня, прыгнул на землю и пошел прочь.

Я последовала за ним, повернув к себе за локоть.

— Коннор, послушай меня...

Он начал вырываться, его молодое лицо было все в слезах.

— Я заставил их поехать. Папа был так занят, и Пиппа продолжала просить его провести с нами время, но он не стал. Мама спросила меня, что я хочу на мой день рождения, и я сказал, поездку на ФиГэл.

Он рассердился, вырвавшись из моих объятий.

— Он сказал, что не может уехать. Что в это время года это было невозможно. Я назвал его размазней и сказал, что он дерьмовый отец. — Его глаза сжались от сожаления. — Я не это имел в виду. Но на следующий день он отменил свою рабочую поездку и забронировал отель на Кадаву. Он менеджер в банке. Постоянно в стрессе. Я думаю, мама выбрала курорт с надеждой, что остров без интернета или телефонов поможет ему вспомнить о нас. Мы все были в восторге. Я был так счастлив. Даже если я жалею о том, что ему сказал.

Он склонил голову, пиная упавший кокосовый орех.

— Я так и не сказал ему, что мне жаль. Я притворился, что поездка не была большим делом, когда это был лучший подарок в мире.

Мое сердце напоминало отбойный молоток, который разрушал меня с каждым ударом.

Я знала, каково это, желать отказаться от слов, сказанных в пылу. Я бы забрала назад многое из сказанного моим родителям и сестре, прежде чем они умерли год назад. Однако жизнь так не работала. Сожаление и чувство вины причиняют боль живым, у которых нет возможности вернуть мертвых.

Я не трогала его и не пыталась унять его боль.

— Он знал, Коннор. Он заказал эту поездку, потому что ты был прав, и он любил тебя.

Он вытер нос своим рукавом.

— Это не меняет того, что я сказал.

— Нет, это не так. Это было напоминанием ему, что важна не работа. Важна его семья. Ты поступил правильно.

— Как ты вообще можешь такое говорить? В этом-то и дело. Я поступил неправильно. — Его горе снова разгоралось. — Если бы я держал свой рот закрытым, он был бы жив. Моя мама была бы все еще жива. Мы были бы дома, вместе, и ничего этого не случилось бы.

У меня не было на это ответа. Я не хотела врать и говорить, что это неправда, потому, возможно, все так и было бы. Его родители были бы все еще живы, но кто знает, что могло произойти потом.

— Ты не можешь мучить себя вопросом «что если». Вы с Пиппой живы. Этого достаточно, чтобы быть благодарным...

— Заткнись. Я больше не хочу об этом говорить. — Он махнул рукой. — Забудь, что я сказал, хорошо?

Наступило неловкое молчание, но я кивнул.

— Ладно.

Коннор вернулся к вертолету и забрался внутрь. Через некоторое время, послышался его голос.

— Как ты думаешь, мы могли бы это использовать?

Поднявшись в вертолет, я вздрогнула от боли в ребрах.

Коннор поднял металлическую панель, которую можно было отвинтить.

— Как думаешь, мы сможем это использовать, как, я не знаю, лопату или что-то в этом роде?

Я улыбнулась.

— Наверно.

Передав мне кусок металла, Коннор вернулся в кабину. Я осталась в салоне, но сосредоточила свой взгляд в сторону лобового окна, разбитого пальмовой веткой, пронзающей его, как копье. Что-то красное и зловещее тянулось по поврежденному стеклу, приводя к...

Я закрыла руками рот.

— О, господи. Это…

Коннор поднял глаза.

— Ах, да. Пилот снаружи. На твоем месте, я бы не смотрел.

Ноги неестественно согнуты, в то время, как листва спрятала остальную часть изувеченного тела пилота.

К горлу подступила тошнота. Я никогда не видела мертвого тела, пока мне не пришлось опознать свою семью после автомобильной катастрофы. Мне до сих пор снятся кошмары об их ледяной коже и воскообразных лицах. Некоторые вещи вы не в состоянии забыть.

Я отвела взгляд. По моей коже пробежал холодок.

— Давайте возьмем все, что можем, и уйдем. Мы вернемся позже, чтобы собрать больше припасов.

Мысль о возвращении на место крушения и рассматривании разлагающегося тела после нескольких часов на жарком солнце не привлекала. Но, независимо от того, как надолго мы здесь застряли, вертолет будет большим источником запасов.

— Они нас спасут, правда? — Коннор подошел ко мне, у него в руках был черный рюкзак, на котором был изображен тот же регистрационный номер, что и на хвосте вертолета.

Я не хотела врать, но я также не хотела быть пессимистом.

— Я уверена, что спасут. ФиГэл — популярный туристический курорт. Здесь должны курсировать бесчисленные лодки и самолеты.

Коннор покачал головой.

— Я бы не был так уверен. Я изучил местность, когда папа сказал нам, куда мы едем. Один мой друг сказал, что он был на Бали и хвастался удивительным аквапарком в Куте. Я хотел знать, есть ли такое же на ФиГэл. — Он криво усмехнулся. — Его нет, между прочим. ФиГэл состоит из более трехсот островов и только сто десять из них обитаемы. Кажется, там говорилось, что группа островов ФиГэл начисляет более восемнадцати тысяч трехсот квадратных километров.

Холодный ужас растекся по моему позвоночнику.

Восемнадцать тысяч триста квадратных километров?

Триста островов и только сто населенные людьми?

Дерьмо.

Надежда, которая расцвела во мне, лопнула, как шарик. Полиция будет искать нас... Я имею в виду, почему бы и нет? Я была важна. Коннор, Пиппа, Гэллоуэй, мы все были важными гражданами земли.

Но на самом деле... мы не были.

Всего четыре человека из семи миллиардов. Всего четыре человека забросило в неизвестном направлении компаса, в то время как четыре человека умирали каждую секунду по всему миру.

Почему они должны прийти за нами?

Почему мы должны ожидать этого от них?