Дом Монтеану. Том 2 (СИ) - Mur Lina. Страница 49

— Уже поздно отступать, Флорина. Ты короновала меня. Ты дала мне то, что мне было нужно. А теперь важны лишь мои желания. Я твой король. Ты признала меня и теперь подчиняешься мне. Я же теперь могу заставить тебя делать всё, что захочу. Мы провели ритуал, и ты не будешь отрицать, что уже чувствуешь эту магию на себе. Я требую, чтобы ты подошла ко мне и поцеловала меня. Немедленно.

Его голос звенит в моём теле, и я сжимаю кулаки, заставляя себя стоять на месте. Заставляя… мои ноги идут к нему. Я не могу сопротивляться, и это паршиво. Господи, что я наделала?

Мои губы касаются губ Томаса, и моё сознание становится таким слабым, когда он крепко обнимает меня и прижимает к своему телу, смакуя мои поцелуи. Я осознаю всё, что делаю, только вот моя сущность настолько стала сильной внутри, что ей плевать на мои желания. Она берёт то, что хочет. А хочет она Томаса.

Чертовски плохой расклад.

Глава 24

Мир меняется. Думаю, и ты это заметил, мой друг. Нужно приспосабливаться к другим правилам и подстраиваться под них. Нам это делать крайне сложно, потому что у нас есть сравнение. Раньше всё было намного проще. Не было мгновенного интернета или сообщений, которые бы передали всю информацию. С одной стороны это круто, с другой… опасно. Думаю, если бы мы выбирали, то все бы жили в средневековье, только с нормальным унитазом и душевой. А остальное… боже, как сложно.

Наверное, ты не понимаешь, почему я думаю об унитазе, а не о том, как губы Томаса жадно поглощают мои. Как его ладони сжимают мою талию и ласкают спину. Как он по-хозяйски прижимается ко мне, подавляя мою волю. Ну, я пытаюсь отвлечься от мощного потока возбуждения, которое покалывает в каждом участке моего тела. Поэтому мне приходится думать про унитазы. Да-да, знаю, то ещё занятие. Но как тебе объяснить? Я запуталась. Понимаешь? Я больше не могу контролировать происходящее, а в этот момент вампиры вышли на охоту за людьми. Ведь в следующий раз ты, мой друг, можешь оказаться на их месте, и умом я понимаю, что должна защитить тебя, уберечь… но что мне делать с моими чувствами и существом, которые требуют занять своё место под Томасом? Именно под ним, а не рядом с ним. Это унизительно, правда?

Томас отрывается от моих губ и улыбается, лаская взглядом моё лицо. Мои щёки горят, как и губы.

— Ты до сих пор борешься с собой, Флорина. Пора признать, что ты проиграла, — шепчет он, касаясь моего подбородка и поглаживая его.

— Не дождёшься, — шиплю я.

— Дождусь. Ты признаешь меня своим королём, своим мужем, своим любовником и своим единственным.

— Зачем? — Боль моментально прорывается сквозь порочный шёпот в голове поддаться и покориться ему. — Зачем ты это делаешь?

— Потому что могу, — усмехается он и щипает меня за щёку. — Я могу, Флорина. Могу и буду пользоваться любой возможностью продемонстрировать тебе, насколько теперь ты зависишь от меня, и как легко я могу управлять тобой. Тебе не стоило соглашаться ни на одно моё условие. Тебе стоило умереть. Поверь мне, смерть была бы намного приятнее, чем твоё будущее.

Меня до глубины души пугают и ранят слова Томаса. Никого ведь нет рядом. Никого. Почему он говорит мне это?

Непроизвольно в моих глазах появляются слёзы, и я ненавижу себя за эту реакцию. Моё существо скулит внутри меня, требуя умолять его о ласке и любви. Но я не позволю себе так низко упасть. Я совершила ошибку, да? Боже, как мне надоело сомневаться. Так задолбало, что я ни черта не понимаю, постоянно путаюсь и блуждаю в темноте, в которой только Томас может ориентироваться. И именно он включает свет там, где хочет, где ему нужно, чтобы управлять мной словно марионеткой. Это оскорбительно и больно. Да всё уже больно для меня. Даже дышать.

— Знаешь, мне так жаль тебя, — шепчу я, с горечью рассматривая его лицо. — Искренне жаль, Томас. Посмотри, как низко ты упал. Ты приложил все силы для того, чтобы контролировать женщину, которая тебя презирает. Думаешь, что получишь от меня любовь? Нет. Получишь тело. Получишь подчинение своим прихотям. Но любовь не получишь. Нет.

— С чего ты взяла, что я ищу у тебя любви? — спрашивает он. — Флорина, ты так много о себе возомнила, что я…

— Ты ищешь, — уверенно перебиваю его. Он хочет причинить мне боль, буду отвечать тем же. — Ты ищешь, потому что тебя никто не любил. Никогда тебя не любили. Тобой пользовались, как туалетной бумагой. Ты был лишь вещью для всех. Но теперь, зная о своей силе, ты нашёл последователей, напал на нас, убил лучших вампиров, думая, что это возвысит тебя над другими. Нет. Ты так и остался тем самым брошенным ребёнком. Нелюбимым ребёнком. Забытым ребёнком. Вещью. И что бы ты ни делал сейчас, каким бы сильным ни был, всегда будешь чувствовать себя лишним и нежеланным. Поэтому ты и ищешь любовь, точнее, насильно требуешь её любым способом от меня, ведь я для тебя нечто особенное и ценное. И ты считаешь, что, разбив мне сердце, у тебя появится то, чего ты был лишён в прошлом. Нет. Если тебе не купили машинку в детстве, купи их себе хоть несколько сотен во взрослом возрасте, но факт остаётся фактом, в детстве машинку тебе не купили. Ты ничего не изменишь. Так что мне тебя жаль. Ты так пытаешься выдавить хотя бы у кого-то любви, отчего хочется тебя пожалеть, проявить сочувствие, как к бедному, раненому и брошенному ребёнку, сироте. Бедный малыш.

И я вижу, как мои слова цепляют его. Глаза Томаса темнеют от боли и злости одновременно. Прикрывать боль злостью — это самое простое, что он может сделать. А ещё причинить мне боль ответно, чтобы показать, что ему плевать, но на самом деле это не так.

Томас грубо хватает меня за волосы, срывая фату. Она мягко падает к моим ногам. Он стискивает пряди волос, вынуждая меня запрокинуть голову.

— Ты ни черта не знаешь обо мне. Твоя жалость мне не нужна, Флорина. Себя жалей и только себя. Ты здесь самое безвольное и жалкое существо, — шипит он мне в лицо.

Я улыбаюсь ему, получив реакцию, которую намеревалась увидеть.

— Бедный малыш. Бедный, бедный малыш. Мамочка тебя бросила, папочка оказался гадом, другой дядя соврал, и ты остался один. Бедный, бедный малыш, — издевательски тяну я.

Дыхание Томаса рвано вырывается из его ноздрей. Я чувствую, как он весь напрягается, готовый разорвать мне глотку.

— Ты была аккуратнее, Флорина. Я же отомщу.

— И что ты сделаешь? Заберёшь моё сердце? Забирай, — легко отвечаю я.

— Именно. Заберу его. Вырву его из твоей груди. Присвою себе, — цедит он сквозь зубы.

— Пожалуйста, Томас. Я не против. Только вот оно никогда не будет любить тебя. Никогда. Что бы ты с ним ни сделал, ты не добьёшься того, что ждёшь. Никогда. Ты не будешь тем, о ком болит моё сердце. Ты не станешь мужчиной, ради которого оно будет биться. Ты просто будешь убийцей, чудовищем и мразью для него. Вот и всё. Забирай, оно не особо мне дорого, там никого больше нет. Оно пустое и разбитое. И я буду молиться, чтобы оно смертельно ранило тебя, и ты умирал в страшных муках, глядя на царапины от острых осколков, в которое превратил его. Забирай. Я ни слова не скажу. Забирай, — выдыхаю последнее слово, извращённо наслаждаясь, как ему больно.

Его глаза горят паникой и страданиями. А мне хорошо… точнее, моему разуму хорошо. Я ударила его. Ударила сильно. Мощно. Задела его чувства. Разорвала их. И я рада, но только в своих мыслях. Рада… а вот моё сердце трещит, опять ноет, как подстреленное ядовитой стрелой животное. Ноет и скулит, скрипит и воет от той боли, которая сквозит в глазах Томаса.

Я не улавливаю того момента, когда уже совсем близко раздаются радостные голоса вампиров, которые тащат свои пойманные жертвы. Томасу приходится меня отпустить и отойти на шаг, чтобы начать наигранно улыбаться ртом, но не глазами. Глаза пусты.

В этот момент, если честно, мне становится дурно. Я осознаю, что мы сделали. Мы причинили друг другу боль просто так. Это же чудовищно. Мы относимся друг к другу, как чудовища, а что говорить о других? Так неправильно. Я не могу поверить в то, что Томас начал всё это. Ещё пару часов назад в церкви он сказал, что любит меня. Я помню об этом… Боже, откуда столько жестокости друг к другу? Откуда? Любить больно. Но за что мы мстим друг другу? За любовь? За прошлое? За боль? Разве это всё стоит той агонии, которая разгорается внутри? Нет. Не стоит. Тогда зачем? Зачем?