Дом Монтеану. Том 2 (СИ) - Mur Lina. Страница 59

Бросаю взгляд на Томаса и внимательно изучаю его твёрдый подбородок, безучастные глаза в разговоре и плотно сжатые губы. Он словно не здесь. Он даже не слышит меня.

— Последний раз, когда я сказала, что люблю, и искренне чувствовала эти эмоции, была Гела, — меняю тему и замечаю, как зрачки Томаса немного расширяются. Ему интересен этот разговор. — Это была она, потому что я любила её за то, что она заботилась обо мне. Да, Гела была шлюхой и не особо-то волновалась о чувствах других. Она была высокомерной, эмоциональной, капризной и очень мстительной. Но порой… порой она проявляла ко мне заботу. Касалась моей руки, и её взгляд менялся. Она смотрела на меня так, как ты. Смотрела с восхищением и нежностью. И всё быстро прекращалось, когда появлялся кто-то третий. Гела вела себя безобразно, а я предпочитала ничего не видеть. Она спала со всеми, кто попадался ей на глаза… с моим отцом, братьями и даже с Радимилом. Гела спала со всеми, и я знала об этом, но любила её. Я прощала и любила её до боли, ведь она давала мне намного больше заботы и ласки, чем моя родная мать. И в итоге она предала меня. Гела подставила и бросила меня. Она заставила меня мстить. После этого я поклялась, что любовь больше никогда не коснётся моего сердца. Нет. Я любила слишком отчаянно, и это причиняло боль. Я всегда люблю так. Посмотри на Стана… что с ним стало? А Рома? А что стало с тобой? Видишь, я всех уничтожаю своей любовью, потому что она ядовита. Я сама ядовита, и это страшно, когда ты не понимаешь, что тебя ждёт. А вдруг снова предадут? Вдруг снова опора ускользнёт у тебя из-под ног? Вдруг опять потеряешь кого-то слишком дорогого для тебя? Вдруг… и этих «вдруг» так много, отчего это слово забило мою голову. И у меня нет опоры. Я боюсь доверять не тебе, Томас. Боюсь доверять себе, своей сущности, потому что именно она умеет любить, ищет любовь, любит и постоянно проигрывает. Постоянно. Я…

— Не делай этого, — Томас перебивает меня и качает головой. — Не делай это снова.

— Не любить? — с горечью в голосе уточняю я.

— Нет. Не впадай опять в чувство вины. Ты постоянно это делаешь, и именно это рождает твой страх. Чувство вины. Ты намеренно винишь себя за то, что случилось, но зачастую ты не могла на это повлиять. Чувство вины. Это твоя проблема. Ты винишь себя за всё подряд, потому что тебе так проще выживать. Так тебя научил Русо. Я знаю. Он объяснял мне, как подчинять себе вампиров. Надо найти у них больную точку и давить на неё, пока вампир сам не привыкнет разрушать себя. Русо сделал это с тобой, это не твоя вина, Флорина. Он сделал это со всеми, потому что любым живым существом с огромным чувством вины можно управлять. Чувство вины и стыда. Эти два чувства очень коварны. Чувством стыда можно управлять бедняками. Чувством вины можно управлять богачами. Эти два чувства живут в любом из нас, и надо просто найти доминанту в них и давить. Давить и снова давить. Ты не можешь винить себя за то, что сделали другие. Они это сделали. Не ты. Ты отвечаешь только за свои поступки. И пока не научишься не чувствовать себя во всём виноватой и не иметь этой слабости, ты не сможешь двигаться дальше. А тебе нужно. Ты обязана защищать свой клан. Обязана встать и идти вперёд, не оглядываясь назад. Ты обязана взять себя в руки и перестать винить себя за смерть Рома. Это я его убил. Я тебя изнасиловал. Я предал тебя. Перенеси всю вину на меня, я выдержу.

Выдержит? Нет. Томас и так едва держится. Он едва дышит. Он словно очень неустойчивая конструкция, которая развалится, если я дуну на неё. И только сейчас я замечаю тёмные круги под глазами Томаса, и что у него появились морщины на лбу, и его тёмные волосы разбавлены сединой. Раньше этого не было. Ещё позавчера этого не было. Томас словно моментально состарился за эту ночь на уйму лет. А это означает только одно — он уничтожает себя добровольно. Он сжирает себя. И это всё вижу я. Не сама я, а моё существо. Оно чувствует разрушение и злится на меня за то, что я не позволяю ему выйти вперёд и защитить нас. Я стопорю всё. Я мешаю.

— Я облажался, а не ты. Это я совершил ошибку, а не ты, Флорина. Я заигрался, а не ты. Я мог остановиться. Мог просто плюнуть на всё и убить всех. Я мог найти сам Гелу. У меня было полно возможностей, но я следовал своим видениям, и они привели меня сюда, в эту пустоту. Это я сделал выбор, а не ты. Я решил, что будет так, а не ты. Поэтому я извиняюсь перед тобой за то, что не оправдал твоих надежд. Это мне жаль, что я причинил тебе боль и постоянно унижал тебя. Это я приношу свои искренние соболезнования из-за твоей утраты. Это я влез в происходящее и взял ответственность за тебя, но не смог сдержать своих обещаний. Я. Поэтому я же и должен всё исправить. Это я и собираюсь сделать. Так что прошу, отпусти меня, чтобы я мог идти дальше туда, где я должен быть. Отпусти меня, Флорина. Отпусти, — его слова так сильно бьют по моему сердцу. Вся моя кровь стынет от ужаса из-за того, что он просит, а не приказывает. Ставит меня выше себя, а не принижает. Берёт на себя всю вину, а не делит её со мной. Поднимает голову и ставит себя под удар, закрывая собой, а не выставляя меня вперёд, чтобы защитить себя. Он даёт мне право выбора, а я забираю у него всё. Томас страдает, а я бью его изнутри. Он любит искренне и тихо, а я лишь краду эту любовь, чтобы упиться ей, как ядовитой кровью.

— Пожалуйста, дай мне уйти, — тихо говорит Томас. Его взгляд такой ранимый словно готовый принять удар на себя. Зашуганный и забитый в угол.

— Я… я… не уходи, — шепчу ему. — Прошу, не уходи. Дай мне шанс. Я постараюсь… любить тебя.

— Постараешься? — переспрашивая, он дёргается, как от удара и прикрывает глаза. — Не надо. Не делай над собой такие страшные усилия. Я не заслужил.

Он язвит. Господи, когда я научусь нормально разговаривать с ним?

— Я имела в виду… что я… буду пытаться думать за нас… за тебя. Томас, я знаю, что это сложно. Нам обоим сложно, но мы же… мы можем выиграть оба. Мы можем… доверять друг другу.

— Это ложь. Зачем я тебе? Просто скажи, зачем я тебе, Флорина? Чтобы ты могла присвоить меня себе, как трофей? Чтобы ты гордилась собой и тем, что смогла опять заполучить сердце врага? Зачем? Ты же не любишь меня. Я и не прошу об этом. Я…

— Но я люблю, — выпаливаю, сильно жмурясь. — Я люблю… я не разрешаю своему существу верить тебе и любить тебя. А оно любит… оно это я. Я люблю. Я давно верю и верила. Там, в темнице, я не могла смириться с тем, что ты сделал. И я была собой. Я не могла найти силы ненавидеть тебя, но так хотела. Безумно хотела найти хотя бы каплю ненависти, но не могла. Гелу я смогла ненавидеть, а тебя нет… ты был очень близок мне. Я считала, что защищаю тебя, и гордилась этим. Вероятно, я просто хотела быть сильной для тебя. Хотела, чтобы ты гордился мной. Хотела, чтобы ты… увидел, что я не слабая и не жалкая. Хотела отомстить за боль, причинённую тебе остальными. Потому что ты любишь, и ты лёгкая добыча. И я просто могла причинить тебе боль, отыгрываться на тебе за других. Мне… прости меня. Прости, я не думала, что делаю это. Я думала, что моя злость и ярость на тебя только потому, что ты поступаешь так плохо со мной. А я… я помнила, что ты Догар. Помнила, что твоя мать причинила мне боль, значит, и я могу ответить тебе тем же. Это было так ужасно, и я только сейчас это понимаю. Прости. Настоящая я другая, Томас. Я не причиняю боль другим, потому что мне больно. Я люблю отчаянно… люблю и наказываю себя за эту любовь. Наказываю свою сущность, отказывая ей в том, чтобы коснуться твоего лица, обнять тебя и просто дышать тобой. Я боюсь… что растворюсь в тебе и потеряю тебя, а затем умру от этой боли. Я умру, если тебя не будет рядом. Если я перейду эту грань, то умру без тебя. И я боюсь разрешить себе полноценно любить тебя и раскрыть это чувство, потому что я… Я знаю, что впереди меня ждёт страшная мука, если ты уйдёшь от меня, оттого что я тебе надоем, или ты поступишь, как отец или Гела. Я… мне страшно снова почувствовать себя брошенной и нелюбимой. Страшно… просто страшно, но ты мне нужен. Ты столько для меня сделал. Этот склеп, комната…