Тень Великого Древа (СИ) - Суржиков Роман Евгеньевич. Страница 41

Одна деревня оказала сопротивление: четверка лучников осыпала захватчиков стрелами. Вместе с ханида вир канна Аланис поскакала в атаку. Она не имела оружия, мчала навстречу лукам только затем, чтоб ощутить пульсацию крови в жилах. Победа над страхом – хоть какая-то победа! Ханиды расстреляли лучников плетьми. Когда она подъехала, трое были мертвы, а один корчился в агонии. Аланис добила его наконечником стрелы.

В другом селе, когда несколько Перстов Вильгельма дали залп, ее конь испугался вспышки и понес. Аланис дала ему время поскакать во весь опор. Позволила себе почувствовать, как дрожит та нить, на которой висит ее душа. Стоит коню оступиться, она улетит из седла и сломает шею. Погибнет на стороне злодеев и проведет вечность в сточных канавах Звезды, среди воров и шлюх… Ханида вир канна догнали ее и попытались спасти. Но она уже сама совладала с конем и двинулась обратно, полная жизни.

В хижине, которая пылала, истошно орал кот. Огонь охватил дверной проем, животное боялось выскочить. Аланис смочила платок водой из фляги, обернула мокрой тканью голову и нырнула в избу. Кот стоял на пятачке, не охваченном пламенем. От ужаса вся шерсть на нем торчала, когти впивались в половицы. Аланис подбежала, схватила. Кот зашипел, рванулся прочь, раздирая ее плечи. Она с трудом удержала его, двинулась к выходу. Что-то рухнуло прямо перед нею, полыхнуло. Идов жар влился в легкие, Аланис задохнулась и ослепла. Бросилась сквозь огонь – туда, где прежде была дверь. Плечом врезалась в горящую балку, закричала от боли… Вылетела во двор, упала, откатилась от огня. Кот умчался неведомо куда. Она стряхнула с головы платок, который уже начал дымиться, затерла землей тлеющее платье.

Пауль поднял ее на ноги и дал пощечину. Такую, что искры из глаз.

- Больше не рискуй собой. Запрещаю.

Однако на лице его читалось нечто, похожее на восторг.

Аланис продолжала свое. Увидев возможность сделать, она делала. Увидев нечто страшное, бросалась навстречу. Ради Пауля, ради своей цели, а еще – ради себя. Хоть на время вернуться к жизни, хоть ненадолго собраться из кусков. Хитрый Эрвин имел для этой цели змей-траву. Тьма сожри, все у него было предусмотрено!..

А смог бы Эрвин ради цели отдаться врагу? Паршивому зверю, смеси шакала, червя и крысы. Такому, что от одного взгляда воротит с души!.. Эрвин сказал бы: не нужно отдаваться, просто поцелуй. Достаточно, чтобы он открыл рот и смешал свою слюну с твоею. Эрвин даже пошутил бы: нашла трагедию! Когда мы с тобой целовались впервые, сквозь дырку в твоей щеке виднелись зубы. И ничего, пикантно вышло…

Но Аланис знала безошибочным чутьем: Пауль не даст ей просто поцеловать себя. Он следит за флягой, за ложкой, за тарелкой. Тьма, он даже мочится осторожно, когда никого нет рядом! Пауль бережет жидкости тела. Он поцелует ее в единственном случае: если от похоти забудет осторожность. Но тогда одним поцелуем никак не обойдется.

Проезжая пригорок, она заметила озерцо в стороне от дороги. Маленькое, поросшее камышом, но все же заманчивое. Слишком жарко было и пыльно, и слишком много мертвецов она видела сегодня. Тело казалось грязным, аж липким.

- Хочу искупаться.

- Я – нет, - бросил Пауль.

- А посмотреть хочешь?

Он промедлил с ответом, давя возникшее желание.

- Не сейчас. Слишком много задержек.

- Тогда я сама.

Не ожидая разрешения, Аланис хлестнула коня и поскакала к озеру. Пронизала круг ханидов, поймала удивленный взгляд Чары. Сейчас кого-нибудь пошлют в погоню…

Но нет. На берегу озера она оглянулась - отряд двигался дальше своим путем, Аланис осталась одна. Даже не сразу осознала до конца: теперь она свободна! Никто не держит, не охраняет. Можно пришпорить коня и помчать прочь. Правда, на двадцать миль в каждую сторону рыщут шаванские ганы, встречи с ними не избежать. Но если спрятаться где-нибудь, переждать, пока орда пройдет… Тьма, какие низкие мысли! Пройти полпути, отдать на растерзание Альмеру – и сбежать с поля боя?.. Злясь на себя, она выбросила дрянь из головы.

Разделась, окунулась в озеро. Удовольствие оказалось сомнительным: дно покрыто илом, вода цветет. А выйдя на берег, Аланис увидела на своем животе пиявку. Скривилась от омерзения, сдернула тварь с кожи… И замерла, держа пиявку в руке. Существо, которое пьет кровь. Наполняет ею свой желудок.

Аланис поискала места, где сохранить пиявку. Нашлось лишь одно: фляга с водой. Спрятала добычу, оделась и поскакала догонять отряд.

Пауль и ханиды расположились на привал в захваченной деревне. Аланис нашла их за столом во дворе самого большого дома. Села на место, которое оставил Пауль.

- Хорошо искупалась? – спросил он и опрокинул кубок ей на голову.

Жидкость была красной, но слишком густой и соленой для вина. Это кровь текла по волосам, лицу, шее Аланис. Наказание за дерзость. Ханида вир канна затихли, ожидая: чем она ответит?

Аланис помнила о пиявке и предвкушала победу. Когда соленая жидкость залила лицо, она представила себе: пускай это будет кровь моих врагов. Всех, кого называла Чаре. Особенно – трех главных. Пускай крови будет не кубок, а целое ведро. Пускай она покроет все тело от ключиц до пальцев ног. Такая теплая, сладкая, хмельная… долгожданная…

Аланис закрыла глаза, погружаясь в фантазию. Размазала кровь по шее, плечам, груди. Облизала с ладоней, с длинных своих пальцев. Изысканное лакомство! Со стоном наслаждения собрала языком капли…

Когда очнулась, все ханиды смотрели на нее. Ошалелые лица, дикие и жадные глаза. Пауль выглядел растерянным и смирным. Она сунула палец ему в рот.

- Попробуй, Гной-ганта. Свежая, но с привкусом страха, правда? Я предпочла бы человека посмелее.

Потом она спокойно взялась за обед. Кровь высыхала на коже, становилось липко. Но чувство триумфа окупало любые неудобства. Шаваны сидели завороженные, совсем забыв про жратву. Боялись смотреть, но не могли удержаться. Так и рыскали глазами: от Аланис к миске – и обратно. Первой пришла в себя Чара. Буркнула что-то про духов-странников, погрозила Аланис кулаком и начала есть. Потом один за другим ожили ханида вир канна. Кто-то пошутил о крови северных волков: наполнить бы ею пруд возле Первой Зимы, вот бы славно искупались! Другой ответил: а потом можно коней искупать… Все заржали. Только Пауль по-прежнему молчал.

Аланис повернулась так, чтобы волосы упали ему на плечо. Он выцедил:

- Иди помой голову. Над тобой мухи жужжат.

- Что за брезгливость, Гной-ганта? Согласно легенде, мухи – твои родичи.

- Поди помойся, я сказал!

Она выдержала издевательски длинную паузу. Набила полный рот, стала жевать, нагло глядя ему в лицо. Пауль схватил ее. Зло, жадно и немного жалко. Она ощутила пот на его ладонях. Замерла, сжалась. Возможно, прямо сейчас… Жидкость тела, победа!.. Тьма холодная, как вытерпеть...

Пауль поднял ее и вытолкнул из-за стола.

- Прочь!

Она ушла, утащив за собой тугую связку взглядов.

Чистой воды всегда не хватало. Иногда Пауль являлся в шатер Аланис, мылся в ее воде и уходил голым. Поддерживал чистоту, подпитывал легенду о «любовнице Гной-ганты». Она надеялась, так будет и сегодня, и держала пиявку наготове. Но Пауль не пришел. Аланис не знала, проживет ли пиявка целые сутки во фляге. А если нет – может, и ладно? План в любом случае был мерзок: дать твари насосаться из Пауля, потом съесть ее. Даже пред лицом голодной смерти Эрвин отказался жрать червей. Аланис отлично понимала его чувства…

Но другой вариант – хуже в тысячу раз. Нет уж, пиявка – не мерзость. Пиявка – спасение!

Пауль спал под открытым небом, при нем дежурили несколько ханидов. Они удивились ей: Пауль, бывало, ходил в ее шатер, но она к нему – никогда.

- Соскучилась, - сказала она и прошла сквозь часовых.

Присев подле Пауля, послушала дыхание. Он хрипло рвано сопел, глаза дергались под веками. Паулю снился кошмар. Аланис не знала, что законченным гадам тоже снятся кошмары.