Бес в серебряной ловушке - Ягольницер Нина. Страница 30

Глава 9

Чертова удача

– Сущий Вавилон! – Годелот отпрянул и вжался в стену, пропуская телегу. – Ты как тут себя чувствуешь?

– Как слепой, – ухмыльнулся Пеппо. – Да не бери в голову, скоро привыкнешь. Это у речки двух одинаковых камней не найдешь, а люди по-простому строят, в городе надолго не заблудишься. Вот сейчас готов поспорить, что слева ярдах в десяти впереди зеленная лавка.

– Хитер! – расхохотался шотландец. – Я уже твои фокусы знаю. Небось, учуял яблоки, сельдерей там всякий. Еще спорить с тобой – ищи дурака!

Приятели неторопливо шагали по тесной, сумрачной от нависающих кровель улице района Каннареджо. Годелот был порядком разочарован шумом, толчеей и грязью, делавшими Венецию ничуть не привлекательнее Тревизо, и недоумевал, отчего об этом рассаднике чахотки ходит так много волшебных рассказов. Пеппо пытался ерничать, но нервическая нотка выдавала, как не по себе ему в совершенно незнакомом городе.

…Венеция приняла незваных гостей равнодушно, едва ли заметив двух новых насекомых в своем многосотенном муравейнике. Пройдя заставу вместе с купеческим караваном, Пеппо и Годелот без лишних затей справились в ближайшей лавке, где можно найти ночлег за малые деньги. Хозяин совершенно не удивился – видимо, этот вопрос в Венеции задавали особенно часто.

Район Каннареджо отыскать оказалось сложнее. Больше часа проплутав по извилистым улочкам, Годелот успел устать, разозлиться и отчаяться: все они с издевательским упорством обрывались в каналы и канальцы разной ширины и замшелости. Казалось, что кто-то торопливый и раздражительный сгоряча искромсал город в клочки гигантскими ножницами, а затем одумался, но поленился как следует сшить получившуюся рвань и, наугад собрав лоскуты вместе, небрежно сметал их стежками мостов. Венеция была огромна, бестолкова, вся пронизана узкими и кривыми улицами, неожиданно выходящими на площадь, а стоило ее пересечь, как под ногами снова разверзался неизменный канал.

Однако настойчивость вознаграждается: спустя некоторое время друзья разобрались, что попросту блуждают по противоположной части города и им надлежит всего лишь перейти по мосту на другую сторону Большого канала, также пышно именуемого Каналаццо. Мост тоже нашелся не сразу, но, едва они достигли Каннареджо, в Пеппо мгновенно проснулся искушенный обитатель городских лабиринтов.

Руководствуясь неким инстинктом, он в рекордные сроки отыскал неприметную тратторию, чем-то напоминавшую солидно выстроенный курятник. Хозяин, суетливый старичок в причудливом берете и с манерами истеричной девицы, незамедлительно предоставил постояльцам крохотную комнатенку на втором этаже и неожиданно вкусный ужин.

Годелот, еще недавно клявшийся, что покинет этот заплесневелый каменный ад при первой же возможности, после трапезы пришел в отличное настроение и уже более благодушно смотрел в завтрашний день.

Не без труда высунувшись из узкого окошка, кирасир оглядел ночной город. Недавно отзвонили колокола на еще неизвестной ему церкви, и сейчас квартал был погружен в темноту, там и сям рассеянную пятнами факелов и мерцающую рябыми лентами каналов. Неподалеку на крыше раздражительно мяукал кот. Годелот прислушался – снизу, из тянущей гнильцой темноты, тоже доносился плеск воды.

– Не пойму, то ли для людей этот город строили, то ли для уток… – поморщился он, закрывая скрипящую ставню. Сзади раздался смех Пеппо:

– Утки чистую воду любят, Лотте, в помоях только крысы и люди селятся. Не беда, освоимся. Я слышал, Венеция – одно из самых чудесных мест во всей Европе.

– Тогда в другие лучше и вовсе не соваться, – проворчал шотландец. – Ну, вот мы и у цели. Со мной все ясно, а ты что дальше делать собираешься?

Пеппо беспечно пожал плечами и набросил весту на гвоздь, который только что обнаружил, ободрав локоть.

– Не пропаду. В городе с голоду только бездельники мрут. Надо только научиться здесь ориентироваться.

Голос тетивщика был так же беспечен. Однако последняя фраза прозвучала тем смятым тоном, каким ретивый наемник мог обещать командиру, что в любой момент босиком сбегает на разведку в лагерь противника, стоящий посреди замерзшего озера. Годелот задумчиво посмотрел приятелю в лицо: оно было напряженно-непроницаемым.

– Вот и будем учиться, – многозначительно отрезал шотландец. – Вместе.

Пеппо нахмурился, покусывая губы, и Годелот почти физически ощутил, как тот сдерживает раздражение.

– Лотте… – Голос Пеппо прозвучал с мягким предупреждением. Так под шелковой перчаткой порой прячется сжатый кулак. – Тебе нет нужды меня опекать. Ведь ты приехал в Венецию не ради здешних красот. Не беспокойся, утонуть в канале я еще в Тревизо мог.

Годелот закатил глаза, подавляя желание швырнуть в тетивщика подсвечником:

– Снова за свое! Удаль он мне доказывает! Ну, давай, поставь кружку на кончик носа и на табурете спляши! А я погляжу!

Пеппо оскалился:

– Ничего я тебе не доказываю. В Тревизо я был один – но справился, как видишь. И здесь без няньки справлюсь.

Шотландец набрал воздуха для очередной саркастичной реплики, но тут же выдохнул и устало махнул рукой: спорить было бессмысленно. Стоило разговору дойти до этого рокового рубежа, и прагматичный проныра Пеппо превращался в готового разреветься ребенка.

…Первые дни Годелот был уверен, что никогда ничего не поймет в этом безумном городе. Венеция оказалась яркой, шумной, разноголосой и разноязыкой, грязно-красочной и отталкивающе-восхитительной. В нее, как в стоящую под прилавком корзину, ссыпались все чудеса мира, оброненные иноземными судами. Здесь говорили словно на всех языках разом и торговали всем, за что можно выручить хоть один медяк. Здесь кишели нищие, воры, мошенники и проститутки, а в крепком морском бризе, как в густом бульоне, варились запахи всех возможных человеческих радостей и грехов.

Словом, если в Тревизо Годелот был провинциалом, то в Венеции тут же ощутил себя деревенщиной, и утешало его лишь то, что Пеппо тоже порядком присмирел и порой на улице даже невзначай касался его локтем, будто опасаясь потеряться.

Однако минуло три дня, и первое ошеломление пошло на спад. Каннареджо оказался не так уж велик, и Годелот действительно заметил, что в путанице улочек и каналов есть закономерность. Лавки и мастерские быстро стали вехами в этом причудливом лабиринте. А архитектурные чудачества домов, вроде несуразно расположенных окон и неведомым бесом прилепленных в странных местах балконцев, делали их приметными уже с нескольких десятков шагов.

На четвертый день приятели выяснили, откуда до их траттории доносится колокольный звон. Открывшаяся перед ними церковная площадь Мадонны дель’Орто, безлюдная, залитая свирепым полуденным солнцем, восхитила Годелота. Выросший среди просторов полей, он чувствовал себя неуютно в тесноте городских кварталов.

Несколько минут шотландец упоенно щурился, глядя в выбеленное зноем небо, а потом оглянулся на Пеппо: тетивщик стоял у мраморной плиты возле входа в церковь, проворно водя пальцами по высеченным словам, губы его слегка шевелились, а потом дрогнули улыбкой. Годелот тоже улыбнулся – ему чертовски льстил восторг тетивщика по поводу новоприобретенного умения читать…

– Эй, Пеппо! Наигрался?

Громкий оклик гулко раскатился по площади, и торговец вином, дремавший у своих бочек в тени колокольни, вздрогнул, вскидывая голову и недовольно озираясь. Тетивщик отошел от плиты, и вскоре друзей поглотил один из сумрачных переулков за мостом. Они уже были увлечены каким-то пустячным спором, и даже Пеппо не приметил, как торговец вином пристально смотрит ему вслед…

– Так, за постой уплачено на несколько дней вперед. Арбалеты продать нетрудно, на них везде спрос есть. С аркебузами погодим, нужно разобраться, сколько за них в Венеции дают, новичков и обжулить могут. Ну и в запасе есть тетива работы лучшего мастера в Тревизо. С голоду не умрем!

Говоря это, Годелот сосредоточенно осматривал лежащее на столе оружие, выискивая повреждения. Пеппо перебирал вынутые из тюка тетивы, придирчиво ощупывая каждую и откладывая некоторые на край стола.