Кашмирский шиваизм. Наслаждение и Освобождение - Пандит Баладжиннатх. Страница 51

Пятая лока, именуемая Джана, — обитель Садхья, Капилы, и т. д. Они наслаждаются там всеми удобствами. Более высокий ранг святых, таких как Санака, и т. д. обитают в шестой локе, названной Тапа. Праджапати, такие как Кашьяпа [81] — прямые потомки Брахмы, также проживают в Тапалоке. Седьмая лока называется Сатьялока и подразделяется на несколько районов, из которых три важных — это обители Брахмы, Вишну и Рудры. Практикующие ведические ритуалы и техники созерцания Упанишад достигают Брахмалоки. Те, кто использует методы бхакти, достигают обители Вишну и пребывают там. Шиваиты, с преданностью совершающие поклонение, но не имеющие посвящения от гуру, достигают Рудралоки и проживают там в блаженном состоянии в области Брахманды, как сказано в Тантралоке. Доступ к постоянному проживанию в бхуванах, заключенных внутри Брахманды, можно получить с помощью различных систем садханы. Но садхана, представленная в системе Трика и обсуждаемая в Тантралоке, ведет к совершенному освобождению, а не к достижению жизни в верхних обителях. Описание этих обителей и божеств, управляющих ими, просто предназначено для объективной медитации, представленной в бхуванадхване — разновидности анава-йоги [82]. Адепту следует выполнять следующую созерцательную практику: весь космический путь, заключающий в себе все бхуваны, их обитателей и божеств-правителей, содержится внутри его физической формы и должен быть растворен в ней посредством глубокого воображения. Подобная практика приносит освобождение от ограничений идеей пространства, господство над этими бхуванами и реализацию собственной безграничной природы.

Кроме божеств Тантр и Пуран, согласно Тантралоке, некоторые другие божества почитаются в ритуалах системы Кула мастерами Трики. Многие из этих божеств — древние учители Кулы и их дути [83], почитание которых осуществляется под секретными именами в каулическом ритуале сиддха чакра. Таким дути, и женским, и мужским, также поклоняются в мандала-пудже Трики. Каждое женское и мужское тантрическое божество имеет своего партнера противоположного пола. У каждого Рудры, Шивы или Бхайравы есть своя Шакти, и у каждой Шакти или Дэви есть Рудра или Бхайрава. Но верховные божества, начиная со сферы Маха-Майи вплоть до сферы Шакти, имеют лишь символических партнеров — Мантр, и шиваиты как Кашмира, так и юга, не включают божеств более высокого плана в грубый символизм каулического типа. Махакали в ее двенадцати аспектах, поэтически описанная Абхинавагуптой в Крамастотре, философское обсуждение которой мы находим в Тантралоке — это особого рода божество в шиваизме, не известное в других системах [84].

Перевод с английского В. Дмитриевой

ЛАЛЛЕШВАРИ

Религиозно-нравственное брожение Индии середины XIV в. не обошло и Кашмир, ослабленный долгим периодом политической нестабильности, сменившим золотые времена правления царя Авантивармана (855-83 н. э.) [86]. В то время, когда богослужение из разрушенных индуистских храмов переместилось в дома и самовозникшие природные (сваямбху) алтари, из Средней Азии и Персии, в течение двухсот лет находившихся под влиянием буддизма Махаяны и Упанишад, в Кашмир пришло мистическое учение, взывавшее к сердцу, нежели к уму, и говорившее на языке народа. Кашмир с его богатейшей духовной традицией, с пониманием принял гуманистические, внекастовые, внерелигиозные, напрямую обращенные к Богу внутри, взгляды суфиев, и произвел на свет нескольких святых, сама жизнь которых и была их философией и йогой. И ярчайшей звездой среди них была Лаллешвари, чьи вакх (изречения) [87] до сих пор наизусть помнят в Кашмире, и не только. Она стала первой в блестящей плеяде средневековых поэтов- мистиков Индии, таких как Кабир, Тулсидас, Гуру Нанак, Мирабаи.

Индусы называли ее Лаллешвари или Лалла, мусульмане — Лалла Арифа, и те, и другие называли ее Лал Дэд (бабушка). Точные даты ее жизни неизвестны, но их относят приблизительно к середине-концу XIV в. н. э. На языке кашмири «лал» означает «необычный, противоестественный рост» — и наружный, и внутренний. В возрасте двенадцати лет Лаллешвари выдали замуж, и, как свидетельствуют ее стихи, замужняя жизнь оказалась непрерывным мучением. Во время обеда свекровь под рис подкладывала в тарелку Лаллешвари камень, чтобы показать, как она добра к невестке и как та прожорлива, а Лалла съедала скудный рис и, ни слова не говоря, мыла тарелку и камень. Однажды, когда Лалла несла глиняный горшок с водой на голове, ее муж, преградив ей дорогу, разбил горшок, но вода застыла над ее головой в виде кувшина. Лалла наполнила все емкости в доме на глазах пораженных родственников, а оставшуюся воду выплеснула на землю, так что образовался пруд. Можно, в конечном счете, поблагодарить родственников Лаллешвари: они сделали все возможное для того, чтобы разжечь в ее сердце неугасимый йогический огонь и жажду свободы. Это не первый и не единственный случай из жизни йогинов и мистиков, когда невыносимость быта скоро сжигает все накопления-препятствия кармы и выталкивает в поиск подлинного бытия. История Лаллы замечательно схожа с жизнью раджпутской царевны Мирабаи, слившейся в мистическом союзе с Кришной так, как кашмирка Лалла слилась с Шивой. Обе йогини оставили нам свои удивительные стихи-песни-откровения, непревзойденные по красоте и глубине повествования об их исключительном пути к Богу.

Юная Лалла искала убежища в полях и лесах, чтобы побыть наедине с собой, с Богом. Домашними это, понятно, трактовалось как свидания с любовниками. Свекровь восстанавливала мужа Лаллешвари против нее, атмосфера накалялась до предела, наконец, заставив Лаллу окончательно уйти из дому. Тайная садхана Лаллы привела ее к встрече с гуру — Сиддхой Шрикантхом в Шринагаре. Однажды муж Лаллы обратился к нему, прося убедить ее вернуться домой. Завязалась следующая трехуровневая дискуссия:

Муж:

Сиддха Шрикантха:

Лал Дэд:

Достигнув в садхане «обители нектара», Лалла оставила отшельническую жизнь и стала бродячей проповедницей, ведя аскетическую жизнь и бродя обнаженной, наставлениями-афоризмами на кашмири и самой своей жизнью обращаясь к соотечественникам. Необходимость в подобной проповеди любви, равенства, простоты жизни и внутреннего духовного усилия была особенно острой в то время, в противовес фанатично-слепому фундаментализму ислама, обрушившегося на Кашмир. Будучи явной последовательницей Кашмирского Шиваизма и в философском видении, и в практике, Лаллешвари, тем не менее, не настаивает, что лишь один путь ведет к освобождению.