Чужой муж - Кондрашова Лариса. Страница 46
— Стыдно хулиганить, Пальчевский, — сказал ему Игорь Тимофеевич. — Человек с высшим образованием. Тебе с последнего места работы такую характеристику дали, хоть в Думу выбирай. Люди верят…
Валентин явственно усмехнулся, что разозлило полковника.
— Хочешь сказать, что по жизни ты — наш клиент, парень? Что тебя отмоют, переоденут, а ты при первой же возможности опять в обезьянник запросишься? Ты, Пальчевский, один из немногих детдомовцев добился того, чего не добивались и дети из благополучных семей. Все прошел, всего сам добился, а тут… Как хочешь, но у тебя остался последний шанс, и если ты его упустишь…
— Мы можем идти? — сказала Наташа, которую подмывало вскочить и бежать отсюда со всех ног.
— Можете, — кивнул полковник.
Любавин предложил ей руку, и они вышли из кабинета. Пальчевский, судя по дыханию сзади, шел следом. Оглядываться Наташе не хотелось.
Немного не доходя до машины, Любавин бросил Валентину:
— Минуточку!
И зачем-то сам пошел к машине, чтобы там говорить с собственной женой.
Наташа с Валентином остались стоять. Он — все в той же рваной футболке, все в тех же стоптанных сапогах и с многодневной щетиной, в которой — теперь при свете особенно видно — пробивались седые волоски.
— Так и будешь молчать? — спросила Наташа.
— Ах да, по этикету я должен говорить. Ну хорошо, начнем светскую беседу: сколько ты заплатила за меня в этот раз?
— Не понимаю, что тебя так задевает? — нарочито удивленно сказала Наташа. — Если человек продается, рано или поздно за него назначают цену.
— Хочешь сказать, в своих бедах я сам виноват?
— А ты хотел бы разделить вину между нами?
Впервые за все время он посмотрел на нее долгим изучающим взглядом.
— Ты изменилась.
— Положение обязывает.
— Ты вышла в большие начальники?
— Я вышла в будущие матери. И хочу родить сына, который сможет за себя постоять. Но ведь для этого его надо воспитывать, а с моим прежним характером, боюсь, ничего бы не получилось.
Теперь он смотрел на нее, уже не отводя взгляда.
— Ты уверена, что это не дочь?
— Медики сказали определенно.
— Определенно…
— А чего ты вдруг озаботился? — рассердилась Наташа. — Я вовсе не настаиваю, что ребенок от тебя.
— Не от меня? А от кого? — показное равнодушие в момент слетело с него. — Хочешь сказать, у тебя есть другой мужчина?
Ага, ему, оказывается, не все равно?
— Это я к тому, что мне от тебя ничего не надо, — сказала Наташа, тоже не отводя взгляда — пусть не обманывается, она все видит, как и то, в какое состояние он себя привел! — Так что и не пытайся меня обидеть. Достаточно того, что я знаю, кто отец моего ребенка. Сегодня я уеду, и ты можешь продолжать столь любезное твоему сердцу дело.
— Какое? — не сразу понял он.
— Продолжать пить и деградировать, проливая слезы над своей несчастной судьбой. И ходить напоказ во всяком рванье: мол, глядите, люди добрые, до чего довели меня гнусные бабы!
— Если ты меня презираешь, зачем вытаскивала?
— Чтобы впоследствии сказать сыну: я сделала для твоего отца все, что смогла.
К ним от машины, поговорив с женой, вернулся Любавин и обратился к Валентину:
— Пальчевский, вот ключ от твоей квартиры. Там, говорят, и все вещи твои. Есть во что переодеться. А впрочем, это уже не мое дело! Но хотя бы душ принять сможешь… Или ты решил не мыться, чтобы достичь запаха вокзальных бомжей?
Чувствовалось, что он раздражен и едва сдерживается, чтобы не отвесить Пальчевскому хорошую затрещину.
— Ты не прав, Васильич, — безмятежно ответил ему Валентин. — Я каждый день моюсь. Правда, в основном холодной водой…
— Что ты юродствуешь, Валентин! Если тебе хочется перед матерью своего будущего ребенка спектакль устраивать, флаг тебе в руки, а мне смотреть на это не хочется.
Он сердито повернулся и пошел прочь.
— Мне тоже пора. Прощай!
Наташа догнала Анатолия Васильевича и взяла его под руку.
— Я за вас подержусь, а то что-то голова кружится, — пояснила она ему.
И больше не оглядывалась, хотя совершенно точно знала, что Валентин смотрит ей вслед.
— Давайте заедем на вокзал, — сказала Наташа, усаживаясь в машину. — Надо взять билеты. Пора ехать домой. Здесь мы все дела сделали.
Билеты оказались и на шестичасовой поезд, и на два часа дня.
— Мы же не успеем собраться, — попробовала возразить Стася, когда Наташа выбрала для отъезда дневное время.
— Успеем, что там собирать. Правда, Люда?
— Как хочешь, — пожала плечами Любавина. — Хотя я тебя понимаю: при таком раскладе мне бы тоже захотелось бежать прочь со всех ног… Неужели он так плох?
— Хуже некуда, — мрачно отозвалась Наташа. — Тот Валентин, которого я провожала во Францию, отличается от нынешнего, как день от ночи.
— Что и требовалось доказать, — резюмировала Стася. — Я рада, что ты приняла верное решение.
Женщины стояли в очереди у железнодорожной кассы, а Любавин отправился к газетному киоску.
— Расстроился, — сказала Людмила, провожая его взглядом. — Он всегда Пальчевскому симпатизировал. Говорил, светлая голова. И тут на глазах мужик гибнет.
— Да кто в этом виноват! — почти закричала Наташа. — Привык, что женщины все за него делают. Если хотите, я даже рада, что приехала и сама убедилась: не того отца выбрала своему сыну. И пока не поздно, эту ошибку надо исправить.
Людмила и Стася переглянулись между собой, но промолчали. Но потом Стася все же не выдержала:
— И как ты хочешь это исправить? Для аборта вроде поздновато.
— Найти ребенку нового отца!
— Отчима, — полувопросительно заметила Людмила.
— Какая разница. По крайней мере есть человек, который не возражает воспитывать моего ребенка как своего.
— Тебе решать, — согласилась Стася.
Людмила не скрывала, что ошеломлена.
Тут как раз подошла их очередь, и Стася протянула в окошко деньги.
— Пожалуйста, два билета до Краснодара.
В поезде Наташа была оживлена и немного взбудоражена. Стася лишь посматривала на нее с удивлением.
— Ты будто довольна своей поездкой.
— Довольна, — согласилась Наташа. — Я перестала заниматься самобичеванием. Поняла, что полгода назад сделала правильный выбор, уехав из этих мест. Человек, склонный к самоуничтожению, ждет лишь повода, чтобы упасть. А потом уже катится вниз по силе инерции.
— В целом заумно, но понятно. Ты хочешь сказать, что им — ихово, а нам — нахово.
Наташа прыснула, но согласилась.
— Приблизительно так я подумала, хотя и другими словами.
— Думаю, что вот таких правильных женщин, как ты, я никогда не пойму, — медленно проговорила Стася. — Ехать за сотни километров, подвергать себя воздействию отрицательных эмоций только для того, чтобы выяснить само собой разумеющееся. Или правильные делают свои выводы не так, как мы, люди греха? Они надевают белые перчатки, все расставляют по своим местам, пальчиками вытаскивают упавшее в грязь, снимают перчатки, бросают их в корзину с грязным бельем и продолжают жить как ни в чем не бывало.
Стася недоверчиво взглянула на нее, но больше ничего не сказала.
В таком вот приподнятом настроении — если уж на то пошло, приподнятым оно быть не должно было, но было! — она и доехала до дома, где на вокзале молодых женщин встречал брат Наташи, которому она позвонила из поезда по мобильнику.
Завезли домой Стасю и поехали дальше, но вовсе не к родительскому дому, как думала Наташа, а все к той же гостинице «Москва».
— Домой я уже не успеваю, — проговорил Валерка. — Посиди в машине пять минут, я быстро!.. Ну не хмурься, Неля уже небось собралась. Я ей снизу в номер позвоню, и все. Мы сегодня в кино идем. На «Статского советника».
Ждать и в самом деле пришлось недолго. Неля ей обрадовалась.
— Наталья Петровна, у вас все в порядке?
— А почему у меня будет не в порядке? — ответила Наташа, но с некоторой отстраненностью.
Она знала, чего ждет от нее девушка. Сообщения о том, что с ее любимым Валентином Николаевичем все в порядке, что Наташа вытащила его из дерьма, в которое он залез…