На дальних рубежах - Мельников Геннадий Иванович. Страница 9

— Все мы сейчас двоедушны, — горько пробормотал молодой самурай.

— Душа его металась. С одной стороны, он был сторонником партии возвышения императора и изгнания варваров, а с другой считал, что правительство бакуфу обеспечивает в стране хоть какой-то порядок; а что будет, когда к власти придут молодые и пылкие сторонники почитания императора, неизвестно. Душа его рвалась на части. Как верный вассал, он поддерживал сёгуна, но сам стремился возвыситься над всеми даймё и навязывать свою волю империи Ямато. А для этого ему нужно было современное оружие красноголовых, то есть торговля с ними. Я хорошо помню, как, несмотря на действовавший еще строжайший запрет на всяческие сношения с красноголовыми, князь Симадзу Хисамицу пригласил к себе в замок английского посла Паркса и командира их эскадры Кинга. «Зачем?» — спросишь ты. Конечно же, они с Сайго просили оружие.

Молодой самурай слушал старого воина с живейшим интересом. И видно было, что не простое любопытство, а какие-то глубокие тайные мысли владеют им. Когда Андо, выговорившись, надолго замолкал, молодой самурай подливал в чарку сакэ, чтобы смягчить булат его души.

— Сайго тогда был уже советником князя?

— Бери выше. Сайго уже командовал сацумской армией!

— А что же ты, Андо-доно, ведь, говоришь, ты начинал вместе с Сайго?

— Ты хочешь сказать, почему я оказался простым воином? Эх, тут, знаешь, никому не известно, кто выиграл, а кто — проиграл, кто получил больше, а кто — меньше, кто в жизни оказался счастливей… Вот, скажем, где сейчас Сайго? А я — вот, сижу с тобой за чаркой сакэ и поминаю его душу. Сайго очень любил распоряжаться чужими судьбами, любил власть, любил командовать людьми, любил вмешиваться в политику… А я люблю сакэ… Он и меня втягивал в свои дела, говорил, что за помощь даст мне должность в княжестве. И я, было, пошел за ним. Но вот, однажды, собрались мы в Фусими, чтобы обсудить план нападения на дворец сёгуна в Эдо, и меня внезапно стала мучить большая жажда. Я не любитель осуждающих взглядов, и поэтому отправился в веселый квартал, надел там широкую шляпу амигаса и растворился в сакэ на неделю. А когда вернулся в гостиницу Тэрада, то узнал, что ее постояльцев частью перебили, а частью уволокли в тюрьму. Вот и суди, что получили они — любители интриг и заговоров, и что получил я — любитель сакэ.

— А что же Сайго Такамори?

— Ему тогда тоже повезло — князь отправил его в ссылку на остров Токуносима и в Фусими он не приехал.

— А вот сейчас не повезло, — воскликнул молодой самурай.

— Всякому везению рано или поздно приходит конец. Сайго долго везло, всю жизнь, можно оказать. Но все имеет начало и еще имеет конец, — философски заметил Андо и опять наполнил чарку.

— А почему ему всегда везло?

— Ты молод и, видно, честолюбив. Такие, как ты и как Сайго, любят в одиночку карабкаться на вершины, но рано иди поздно срываются вниз…

— Я в меру честолюбив и в меру любитель покорять вершины, и мне льстит, что ты сравнил меня с Сайго. Недаром же я был его личным телохранителем. Но мне очень важно знать, почему Сайго и Окубу Тосимити, простые сацумские самураи-госи, сумели подняться на вершину власти в стране Ямато, уничтожили сёгунат, восстановили императорское правление, а затем…. Сайго сделал себе сэппуку. Окубу — застрелили…

— А почему это для тебя важно? — пьяно ухмыльнулся Андо.

— По семейному преданию, мой дальний предок Фудзивара-но-Ёсифуса в царствование пятьдесят шестого императора Сёва ^{18} когда тому было всего девять лет, был назначен верховным правителем страны Ямато. А еще через несколько лет император Сёва издал указ, по которому потомки Фудзивара Ёсифуса должны пользоваться наследственным привилегированным правом быть назначаемы в правители при малолетних императорах и в министры- президенты при достижении императорами совершеннолетия. Таким образом, Фудзивара Ёсифуса был первым сёгуном.

— Не стремишься ли ты наследовать это древнее право?

— Конечно же нет, после всего случившегося тем более. Но меня всегда мучил вопрос власти. Хорошо, я понимаю, что существует наследственная власть императора. А почему же вознеслись на вершину Ода Нобунага, Тоётоми Хидэёси, Токугава Иэясу, почему стал генералиссимусом Сайго, а едва ли не диктатором министр финансов Окубу Тосимити?

Двумя руками, чтобы не расплескать, Андо донес чарку к губам, влил в себя желтоватую жидкость и неожиданно трезвым голосом ответил:

— Я тоже как-то думал над этим. Про Нобунагу, Тоётоми Хидэёси и Иэясу я не скажу ничего, очень уж давно они жили, а Сайго и Окубу — что же, их стремительный взлет происходил на моих глазах. По-моему, главная причина — красноголовые варвары и их новая религия. Кроме того, в стране стало слишком много молодых самураев, недовольных тем, что должности наследовались, что к их мнению не прислушивались, что их роды нищали, что им приходилось, как простым тёнин, городским обывателям, а то и париям-буракуминам идти работать на фабрики и заводы и выполнять там грязную, грубую работу. Вот и ты, если из знатных Фудзивара, то чем сейчас владеешь? Крохотным наделом, иначе не сидел бы со мной в этом жалком трактире. Вот Сайго и повел таких недовольных. Он же устраивал и князей, не желавших подчиняться правительству бакуфу, враждовавших между собой, с завистью и страхом глядевших на красноголовых варваров…

Ведь самураев, да взять хотя бы у нас в Сацуме, почти треть от мужского населения; что же по всей Японии? А какая бездна денег и власти была в руках даймё? Эти могучие силы не только возвысили Сайго и Окубу. — Тут Андо таинственно понизил голос, настороженно оглянулся, не подслушивает ли кто-нибудь их беседу: — Но соседи, такие же пьяные самураи в донашиваемых фиолетовых кимоно с выцветшими гербами, в полупустом трактире были заняты своими проблемами.

Андо продолжил:

— Не зря же десять лет назад столичные гости князя Хисамицу шептались, что император Каэй умер не своей смертью. Божественный император! А почему? Говорили, что он противился уничтожению сёгуната. Наследник же, Муцухито, по существу — мальчишка, стал пленником Сайго и Окубу и делал то, что ему велят…

Молодой самурай рукавом вытер внезапно выступивший на лбу пот, тоже настороженно огляделся и, чуточку поколебавшись, спросил:

— Значит, для того чтобы вскарабкаться на гребень власти, надо суметь опереться на даже противоречивые интересы возможных союзников?

Андо потряс бутылкой, но она была безнадежно пуста.

— Нэйсан, — громко позвал он, — неси еще!

— Трудно вскарабкаться на гребень власти, — довольно глядел он на спешащую к ним девушку, — но еще труднее на нем удержаться. Тут надо вовремя изменять и изменяться самому. Сайго и Окубу, используя лозунг сопротивления иноземным государствам, выбрали тактику возвращения всей власти императору и изменили князю, не пошли на поводу его стремлений к феодальной самостоятельности. Я хорошо помню, как взбешенный князь Хисамицу жаловался, что не желал, чтобы император получил право на управление княжествами, потому что для прочности страны необходимо, чтобы все князья в стране владели своими землями и имели собственные войска. Сайго и Окубу на словах были согласны с князем, но сами подготовили указ о возвращении императору права на управление княжескими землями. А ведь прежде, с помощью тех же князей, Сайго и Окубу разгромили армию сёгуна Кэйки и подавили сопротивление северных даймё…

— Да, я участвовал в тех походах, — горделиво воскликнул молодой самурай, — и в бою при Тоба, и в битве при Фусими, и в сражении у Хакодатэ…

— А я за ваши успехи пил сакэ, — насмешливо взглянул на него Андо и опять потянулся к бутылке.

— Сайго и Окубу предали сацумского князя, а их приятели по центральному правительству предали своих князей, верными вассалами которых прежде были. Где теперь даймё? Где их княжества? Нету… И вместо сопротивления иноземным государствам, Сайго и Окубу открыли для них страну, ввели их порядки, вместо княжеств сделали префектуры, упразднили деление самураев по рангам, уравняв их всех… Кому-то это и пришлось по вкусу, да не всем…