Athanasy: История болезни - Мавликаев Михаил. Страница 18

– Который подменил тебе материал на синте-мясо?

– Да. Начала задавать вопросы. Никого не нашла.

– И что с того? Так он тебе и признается.

– Недавно я заглянула в наше хранилище. Контейнеры с печатным материалом приезжают запаянными. Их нельзя открывать до печати, внутри особая атмосфера. Чтобы влагу не набирали из воздуха.

– Ничего не понял, но продолжай.

– Не было никакого шутника.

– Та-а-ак.

– И на следующий день обрывается трос толщиной с тебя, и Джейми разбивается. Вместо меня.

Я принялся лихорадочно соображать. Бридж явно выбита из колеи и теперь одержима дурацкими, параноидальными идеями. Нужно её остановить, пока она не доболталась до ереси. Матильда слушает каждое слово.

– Машины Любви и Благодати в своём милосердии дали нам технологии, способные поддерживать жизнь в этом убежище, – рассудительным тоном сказал я. – Мы окружены биотехнологиями. Биоплёнка экранов, люминофор ламп, биофиламент для твоих строительных принтеров… Водорослевое пиво, в конце концов.

– Хочешь сказать, где-то в Городе есть завод, выращивающий костную ткань в пробирках…

– Скорее, цистернах, – добавил я, вспомнив объёмы сегодняшнего обеда.

– …перемалывающий её в пыль, которую потом вермишелируют в катушки филамента для принтеров?

– Верми-что?

– Вермишель. Из учебников даже это слово убрали?

– Если оно там и было, то я рад, что его убрали. Слов, которые невозможно выговорить, не должно существовать.

– Слова истинного чиновника. Я смотрю, ты быстро освоился.

– Не сердись.

– Я не сержусь. Я расстроена.

Она остановилась у окна и уставилась на улицу сквозь щель в жалюзи.

– Слова не Джоза, но Джосайи… Матильда, тебе нравятся чиновники?

– Конечно, дорогуша, – ответил робо-консьерж мягким, вызывающе женским голосом. – У тебя есть кто-то на примете?

Я не выдержал:

– Хватит уже. Я понял, что ты не рада моей работе.

– Нет-нет! Я очень рада. Брату-чиновнику любой обзавидуется.

– Тебе сабкойнов выписать на счёт, чтобы ты успокоилась?

– Я спокойна.

Словно в подтверждение своих слов, Бридж резко отвернулась от окна и уселась обратно на кровать.

– Может быть, ты и прав.

– Конечно, прав!

– Умолкни. Может быть… Всё может быть, представь себе. Даже филамент из костного порошка.

Она взяла со стола шероховатый коричневый цилиндр и разломила его пополам.

– Восемьдесят процентов чистой порошковой меди, представляешь?

Я уставился на толстый вал в её руках. Если это печатный материал для трёхмерного принтера, то какого же размера сам принтер?

– Да ты его руками разломила! Это не филамент, а печенье какое-то. Нам такое на день Франка-Спасителя присылают.

– Никто не говорит, что печатать строительные конструкции легко. Приходится сильно его нагревать.

Бридж передала мне остаток цилиндра. Я сжал его пальцами, но не смог отломить ни кусочка. Ах да. Мышцы на плечах Бридж так бугрятся не для красоты. Она строитель. Я чиновник. Каждая деталь на своём месте, как и решено Машинами.

Бридж рассмеялась, наблюдая за моими бесплодными усилиями. Слава Франку. Пусть уж лучше она смеётся надо мной, чем грустит из-за каких-то странных и потенциально опасных мыслей.

– Матильда, сгенерируй что-нибудь весёлое!.. – воскликнула Бридж, резко вскинув руки к потолку, после чего рухнула спиной на подушку.

– Легко, дорогуша.

Комнату наполнил льющийся из скрытых динамиков ритм. Через несколько секунд поверх него наслоился мелодичный тон – приятно случайный и хаотичный, не нагружающий внимание. Матильда принялась тихонько напевать что-то из священных текстов, но мозг привычно соскользнул в безразличие, отфильтровав звуки из восприятия.

Так-то лучше. Хватит с меня этих многозначительных и опасных разговоров. Жизнь только наладилась. На следующей шестерице я иду на свидание, Главкон их всех побери!

А теперь пора использовать купон на галеты.

Петер Эстергази

10 июня

Снова кофе с Ким. Рассказал ей о нанохирургах. О своих опасениях: если она промышленная шпионка, Франк и вся верхушка AmHun растерзают меня. Или, скорее всего, запрут в тесном, тёмном подвале, посадят на цепь и заставят вкалывать за хлеб и воду.

«Я всё не смогу пересказать так, как Вы, док, – отвечает она. – Я с пятого на десятое понимаю».

Шпиону и не нужно понимать – нужно всего лишь иметь хорошую память. Опять я впадаю в паранойю. Но как в моём положении не быть параноиком?

Студентка из Ким вышла бы хорошая – она ставит правильные вопросы. Эти вопросы должен бы ставить себе, мне и всем сотрудникам выпускник Гарварда Леонард Франк. Гарвард. От одного названия веет средневековым монастырём.

«Будут ли нанохирурги так же хорошо действовать внутри людей, как и в кошках?» – спрашивает Ким.

Сложно сказать. Простейшие порезы они заживлять точно будут. Но более сложные процессы, на чём сразу же и немедленно настаивает Франк, – это уже тёмный лес.

«Как можно понять и контролировать, что эти крошечные машинки на самом деле делают в организме?»

Если бы я мог на самом деле ответить на этот вопрос, то, наверное, никогда не посвятил бы ему свой диплом. И диссертацию. И ещё одну. На самом деле, тот юный Петер-студент, полный неуверенности – по поводу своей внешности, способностей, научных проектов – ничуть не изменился. Не уверен как в себе, так и в понимании молекулярных машин.

Разумеется, я проектирую эти машины не в уме и даже не на бумаге.

Штат программистов. Мощь шести распараллеленных квантовых компьютеров. Астрономическое число кубитов. Передовые технологии – в конце концов, им предстоит отправиться на другие планеты. Перцептроны, которые корректируют структуру нанохирургов, ориентируясь на обратную связь от крошечных устройств.

Как бы теоретики не тешили себя, никто на самом деле не понимает, как эти системы функционируют. Но они не только работают. Они самосовершенствуются.

Глава медицинского крыла нашей лаборатории, молодой выскочка Шон Веллингтон, настаивает на том, что все наши расчёты точны. В виртуальной реальности они, конечно, действуют хорошо, ничего не скажешь. Но это всего лишь модель, которая может не учитывать сотни факторов. То есть, нормального хаоса жизни.

Что-то меня понесло в поэзию.

7 июля

Прибыла первая партия «подопытных индусов». Здоровые. Безнадёжно больные. Молодые. Старые. Всё «как заказывали».

Они общаются между собой на каком-то диком «упрощённом английском», потому что набирались в ускоренном темпе из разных мест страны. От Мумбаи до крошечных селений, вечно выкашиваемых неурожаями и наводнениями. У половины подопытных родной язык хинди, у половины – маратхи.

Смотрю на них и думаю – чем я отличаюсь от доктора Менгеле или Сиро Исии?

Тем, что мои подопытные оказались у меня в руках не в результате войны, а из-за того, что другие такие же корпорации вместе с правительством Индии высасывают из миллиарда людей все соки?

9 июля

Был на совещании. Веллингтон хочет начать эксперименты с карцином. Русские из службы безопасности – с пулевых ранений. Всё время забываю, что это не охранники на вахте, а частная военная компания, да ещё и соинвесторы в проекте.

А я уговариваю Франка не торопиться. Остановиться на лёгких порезах. Хотя бы месяц заложить на анализ полученных данных. Уточнить модель. Тестировать, тестировать и тестировать. In silico. На крысах. На кошках. Прежде чем взяться за людей.

В ответ на мои увещевания Франк взорвался: пока мы будем играть в кошки-мышки, его дражайший кронпринц скончается «от природной обветшалости».

Индусы уже подписали все нужные бумаги. Расширенная страховка на случай смерти или непоправимого вреда здоровью. Контактные данные ближайших родственников. Я видел эти документы: у большинства – прочерки. Номера банковских счетов. Опять прочерки.