Письма к тайной возлюбленной - Блейк Тони. Страница 65
Он ласкал ее, наполняя все ее существо своей любовью и вниманием. Она была целиком во власти наслаждения и мечтала, чтобы оно никогда не кончалось.
Побуждаемая инстинктом, Линдси поставила левую ногу на столик, где Роб держал ключи: ей необходимо было открыться сильнее. Он застонал, и его ласки стали еще жарче. Привалившись к вешалке с куртками, сотрясаясь от наслаждения, она подняла руки, ухватившись за два крючка. Она старалась запомнить чистый огонь, заливший его лицо, старалась запомнить все свои ощущения, вплоть до таких мелочей, как трущий под грудью лифчик и врезавшийся в ногу край столика.
В какой-то момент наслаждение достигло пика, и она позволила себе несколько долгих мгновений не чувствовать ничего, кроме блаженства, — и наконец рухнула в ослепительную бездну.
Вцепившись в вешалку, она содрогалась от мощного оргазма, снова и снова.
Когда все закончилось, она чуть не рухнула в буквальном смысле, но Роб выпрямился и подхватил ее на руки.
— Я тебя держу, моя хорошая.
Несколько сладких мгновений они стояли неподвижно, приходя в себя, и он шепотом сказал:
— Ты такая красивая! — И чуть погодя: — Моя хорошая, мне нужно войти.
— Да, — просто отозвалась она, потому что ей тоже было это нужно. Заглянув ему в глаза, она заявила совершенно честно: — Войди сильно! Дай мне тебя ощутить! Войди в меня со всей силой!
В ответ он только тихо зарычал и бросил на нее взгляд, который лучше любых слов сказал ей, как сильно его возбудили ее слова.
А потом он ворвался в нее. Боже, каким он казался большим! Он был больше, чем обычно. С громким криком она вцепилась в стол, потому что ноги у нее совсем ослабели.
— Все нормально? — спросил он рядом с ее ухом.
Дрожащим голосом она сказала:
— Более чем! — А потом с трудом выдавила: — Пожалуйста!
Ему не понадобилось спрашивать: «Пожалуйста — что?». Вместо ответа он просто начал погружаться в нее, глубоко, снова и снова. И каждое его мощное движение они оба встречали криком.
Ей хотелось, чтобы это не кончалось никогда. В какой-то момент он обнял ее обеими руками, чтобы она не упала, и тепло его тела добавилось к тем воспоминаниям, которые ей необходимо было сохранить, удержать навсегда. Они оба стонали и тяжело дышали, наполняя дом звуками, которые давно заглушили негромкую музыку на кухне.
Когда он, наконец, вышел из нее, она готова была разрыдаться — но тут он взял ее за руку.
На его бедрах еще как-то удерживались джинсы, но, спотыкаясь об обвисшую ткань, он попятился назад, наткнулся на диван и сполз вниз, сев на пол. Его плоть по-прежнему была полна желания, и он сказал:
— Оседлай меня, Линдси.
Она задохнулась и снова почувствовала потребность вобрать его в себя: он был ей так же нужен, как воздух. Не теряя времени, она выполнила его просьбу, поставив колени по обе стороны от него и медленно опустившись. Их взгляды встретились, и оба тихо застонали, снова соединившись.
А потом она делала то, что он просил, медленно и плавно опускаясь и поднимаясь, прижав ладони к его груди, пока его руки держали ее за бедра. Его взгляд то и дело устремлялся то на ее грудь, то туда, где их тела соединялись, но неизменно возвращался к ее лицу.
Она снова начала его целовать, потому что ничего не могла с собой поделать: ей необходимо было ощущать прикосновение его теплых губ, вести с его языком упоительный поединок.
И все это время, в каждую секунду, она помнила, что это — последний раз, что у них прощальный секс.
— Давай ты еще раз достигнешь пика, Линдси! — предложил он тихо, но уверенно, тоном, который ясно говорил, что он в этом не сомневается.
И, зная, что это их последний раз, что тут не осталось места для правил и приличий, она прижала его руки к своим грудям и, наклонившись к нему, прошептала ему на ухо:
— Поцелуй их! Соси их. Пусть я почувствую это своей утробой!
Он ничего не сказал, переведя взгляд на ее грудь и начав сжимать и гладить ее напряженные и остро-чувствительные соски. А потом он приподнял голову и взял один сосок в рот, как это делал и раньше, но только теперь движения его рта стали сильнее, настойчивее. Она выгнулась навстречу ему и ощутила прилив густого, вязкого наслаждения, который становился все выше, пока, наконец, не разбился мощным валом оргазма, сотрясая ее тело. Экстаз заливал ее, лишал всякого самообладания, слепил и оглушал, заставлял всхлипывать и стонать. И она запоминала это тоже, сознавая, что это ее последний раз с Робом.
— Господи! — прошептал он. — Теперь я тоже, моя хорошая.
И как это было всегда в такой позе, его мощные движения приподнимали ее над полом, проникали в нее еще глубже, заставляя вскрикивать от остроты ощущений. А он каждое свое движение сопровождал стоном.
А потом они оба замолчали и затихли. Она упала ему на грудь — и они без слов долго обнимали друг друга.
В этот момент Кинг издал нервное повизгивание — и они оба повернулись к нему. Он лежал у себя на коврике и смотрел на них.
— Черт! — со вздохом сказал Роб. — Мы опять позволили псу наблюдать, как мы занимаемся сексом.
Это, конечно, было правдой, но казалось сущим пустяком по сравнению со всем остальным.
— Ты по-прежнему хочешь, чтобы я ушла? — прошептала она.
Роб тяжело вздохнул, и она тут же поняла, какой ответ услышит.
— Дело не в том, чего я хочу, — сказал он. — Дело в том, что мне это необходимо.
И в этом был весь Роб. Типичный упрямый одиночка Роб. И ее это не должно было удивлять… но почему-то все равно удивило.
И больно ранило. И вызвало острую потребность убраться отсюда немедленно.
Если она ему не нужна, то она, черт подери, не собирается сидеть и плакать об этом у него на глазах! Нет, этим она займется позже. Сейчас ей просто надо уйти.
«Не реви. Не смей реветь».
— Я хочу сказать тебе о двух проблемах, — объявила она, взявшись за ручку двери. — Первая вот какая: тебе надо найти твою дочь. Появление мужчины, который так сильно ее любит, может помочь ей забыть о тяжелых моментах в ее жизни. А вторая… — Она замолчала и тряхнула головой, все еще не опомнившись после такого дня и такого вечера. — Не могу поверить, что ты позволяешь мне уйти отсюда.
Он шагнул вперед. Взгляд у него был напряженный и честный.
— Мне очень жаль, — сказал он.
— А сожалениями, — напомнила ему она, — ничего не исправишь.
Глава 20
Линдси уезжала домой. В Чикаго. Дело было не в том, что ей хотелось туда вернуться — она даже в чем-то перестала считать то место домом. Просто она не могла и дальше оставаться в Лосином Ручье, а больше ей некуда было ехать.
— В общем, на той неделе я снова начинаю работать, — сказала она Карле и Элеонор на следующий день в «Ленивом лосе» за «Пушистым пупком» — еще одним коктейлем, который Элеонор пробовала впервые. Они были в баре одни и сидели у конца стойки. — Сегодня утром я позвонила моей начальнице и сказала, что готова снова начать вести колонку. Так что у меня появится что-то хорошее, на чем можно будет сосредоточиться.
— Но ты ведь могла бы заниматься этим и отсюда, так ведь? — спросила Карла с грустным видом.
Линдси знала, что тоже будет по ней скучать.
— Могла бы, — ответила она, — но не могу. Ты знаешь почему.
Она кратко рассказала им о своем разрыве с Робом. Из-за того, что случилось накануне, они теперь знали о его тюремном сроке и о том, почему он такой мрачный и замкнутый, — вернее, был таким до появления Линдси… и теперь, наверное, снова станет. Однако они по-прежнему не знали о том, кто такая Джина — только то, что эта наколка привела сюда Вильгельма Телля. Линдси не стала вдаваться в подробности, решив, что должна оставить Робу хотя бы эту тайну.
— А ты не пойдешь с ним прощаться? — спросила Элеонор, отпивая глоточек коктейля. — Может, спустя какое-то время он передумает?
Но Линдси решительно покачала головой:
— Нет, Роб не передумает. Я почти уверена, что он меня любит, но для Роба… одной любви мало. Он не может простить мне того, что я привела Билли сюда. И после меня он, наверное, уже больше никогда и никому не доверится.