Рождество Эркюля Пуаро - Кристи Агата. Страница 11

Он положил трубку и медленным взглядом обвел всех восьмерых членов семьи.

— Что-то у вас больно мрачный вид, — хмыкнул он. — Что случилось?

— Ты послал за нами… — заговорил Альфред.

— Извините… Ничего из ряда вон выходящего… Вы что, решили, что я приглашаю вас на семейный совет? Нет, не сегодня. Сегодня я порядком устал. И после обеда вам незачем ко мне заходить. Я сразу лягу спать. Хочу как следует отдохнуть перед Рождеством. — Он ухмыльнулся.

— Конечно… Конечно… — поспешил согласиться Джордж.

— Великий это праздник — Рождество! — продолжал Симеон. — Содействует укреплению семейных уз. А ты что думаешь по этому поводу, дорогая моя Магдалина?

Магдалина Ли вскочила. Она открыла свой маленький ротик, но тотчас же его закрыла.

— Да… О да! — испуганно пролепетала она.

— Насколько я помню, ты жила вместе с этим отставным морским офицером… — Сделав паузу, он уточнил: — своим отцом, поэтому не думаю, что для тебя Рождество многое значит. Чтобы осознать смысл этого праздника, нужна большая семья!

— Вероятно, вы правы.

Взгляд Симеона скользнул мимо нее.

— Не хотелось бы в канун праздника портить тебе настроение, но, видишь ли, Джордж, мне, видимо, скорее всего придется урезать сумму, которую я выделяю на твое содержание. В ближайшем будущем мои собственные расходы несколько увеличатся.

Джордж стал красным как рак.

— Послушай, отец, ты не имеешь права этого делать!

— Не имею права? — тихо переспросил Симеон.

— У меня и так очень большие расходы. Очень большие! Порой я просто не знаю, как свести концы с концами. Приходится буквально на всем экономить…

— Пусть твоя жена проявит фантазию, — заметил Симеон. — У женщин голова устроена неплохо, они умеют экономить на таких вещах, о которых ни одному мужчине не додуматься. Расторопные женщины, между прочим, сами шьют себе платья. Моя жена, помню, очень ловко управлялась с иголкой. Редких добродетелей была женщина, все делала ловко, только вот нудной была невыносимо…

Дэвид, не выдержав, вскочил.

— Ты лучше сядь, сынок, не то ненароком что-нибудь опрокинешь… — сказал Симеон.

— Моя мать… — заговорил было Дэвид.

— У твоей матери были куриные мозги! — рассердился Симеон. — И мне кажется, вы все пошли в нее. — Внезапно он выпрямился. На щеках у него зарделись красные пятна. Голос стал визгливым. — Вы не стоите и пенни, ни один из вас! И вы все мне осточертели! Вы не мужчины! Вы маменькины сынки! Мямли! Пилар стоит двух таких слюнтяев, как вы! Клянусь небом, что где-то в дальних краях у меня есть сын, который куда лучше любого из вас, моих законных!

— Уймись, отец! — крикнул Гарри. Он тоже вскочил, и лицо его, обычно добродушное, сделалось мрачным.

— То же самое относится и к тебе! — набросился на него Симеон. — Чему ты в этой жизни научился? Клянчил деньги, забрасывал меня телеграммами со всех концов земли! Мне тошно смотреть на вас! Вон отсюда! — И, тяжело переведя дух, он откинулся на спинку кресла.

Медленно, один за другим, его домочадцы вышли из комнаты. Джордж пылал от возмущения, Магдалина выглядела испуганной. Дэвид был бледен и весь дрожал. Разъяренный Гарри помчался к себе, Альфред брел, будто во сне. Лидия шла за ним с высоко поднятой головой. Только Хильда задержалась в дверях, а потом снова вернулась в комнату.

Она стояла перед стариком и в упор смотрела на него. Открыв глаза, он увидел ее и вздрогнул от неожиданности. Что-то угрожающее было в ее неподвижной плотной фигуре, возвышавшейся над его креслом.

— В чем дело? — раздраженно спросил он.

— Когда мы получили ваше письмо, — заговорила Хильда, — я поверила тому, что в нем было написано. Поверила, что вы действительно хотите со всеми увидеться.., всей семьей встретить Рождество. И уговорила Дэвида приехать.

— Ну и что? — спросил Симеон.

— Вы конечно же хотели собрать всех членов вашей семьи, но вовсе не с той целью, о какой упоминали в письме. Вам захотелось посеять между ними вражду. Да поможет вам Бог, если вы решили развлечься таким образом!

— Я всегда отличался весьма своеобразным чувством юмора, — ухмыльнулся Симеон. — И не жду, чтобы кто-нибудь оценил мою шутку. Главное, что она доставляет удовольствие мне.

Хильда молчала. Симеону Ли почему-то сделалось не по себе.

— О чем вы думаете? — резко спросил он.

— Я боюсь… — медленно ответила Хильда.

— Боитесь… меня? — спросил Симеон.

— Не вас, — ответила Хильда. — Я боюсь… за вас!

И как судья, произнесший приговор, она повернулась и, тяжело ступая, вышла из комнаты. Симеон сидел, не сводя глаз с двери. Затем встал и направился к сейфу.

— Посмотрю-ка я на своих красавчиков, — пробормотал он.

Без четверти восемь раздался звонок в дверь. Тресилиан пошел открывать. Когда он вернулся в буфетную, то застал там Хорбери, который рассматривал на донышках кофейных чашек заводское клеймо.

— Кто приходил? — спросил Хорбери.

— Инспектор Сагден. Осторожней, что ты делаешь!

Хорбери нечаянно выронил чашку. Она упала и разбилась.

— Ну вот! — запричитал Тресилиан. — Одиннадцать лет я мою эти чашки, и ни одна не разбилась, а теперь — нате вам! Ну зачем тебе понадобилось их трогать? Смотри, что ты натворил!

— Виноват, мистер Тресилиан. — Лицо Хорбери покрылось каплями пота. — Сам не пойму, как это получилось. Так вы сказали, приходили из полиции?

— Да. Мистер Сагден, инспектор.

Лакей облизнул побледневшие губы.

— Зачем это?

— Собирает деньги на приют для сирот из полицейских семей.

— А! — Лакей распрямился. И уже почти совсем спокойным голосом спросил:

— Дали ему что-нибудь?

— Я отнес подписной лист мистеру Ли, и он велел мне подать херес и попросить мистера Сагдена подняться к нему.

— На Рождество сюда только затем и ходят, чтобы выпросить денег, — отозвался Хорбери. — Наш старикан, конечно, не подарочек, но человек он щедрый, ничего не скажешь.

— Мистер Ли всегда отличался великодушием, — почтительно заметил Тресилиан.

— Лучшее из его качеств, — кивнул Хорбери. — Ну, я пошел.

— В кино, что ли?

— Вообще-то собирался. Всего хорошего, мистер Тресилиан. — И вышел через дверь, которая вела в помещение для слуг.

Тресилиан посмотрел на настенные часы и прошел в столовую, чтобы разложить к обеду булочки.

Затем, удостоверившись, что все в порядке, он ударил в гонг, который висел в холле.

Когда замер звук, гонга, инспектор Сагден уже спускался вниз. Это был рослый и весьма привлекательный мужчина. Синий костюм его был аккуратно застегнут на все пуговицы, и чувствовалось, что он весьма горд и доволен собой.

— Сегодня ночью, пожалуй, наконец подморозит, — благодушно произнес он, увидев Тресилиана. — Отлично, а то последнее время погода стоит не по сезону.

— Совсем не по сезону. Из-за этой сырости меня замучил ревматизм, — отозвался Тресилиан.

Сагден ему посочувствовал. Тресилиан, кряхтя, повел инспектора к парадному входу.

Закрыв за ним дверь, старый дворецкий снова побрел в холл, устало провел рукой по глазам и вздохнул. Но тут же приосанился, увидев направляющуюся в гостиную Лидию. А по лестнице уже чинно шествовал Джордж Ли.

Тресилиан был наготове. Как только в гостиную вошла последняя гостья — Магдалина, он появился в дверях и произнес:

— Обед подан.

Старый дворецкий был в некотором роде ценителем дамских нарядов. Он всегда обращал внимание на платья дам, пока обходил стол, разливая вино.

Миссис Альфред, заметил он, надела новое — черное с белым — из тафты. Дерзкий и весьма экстравагантный рисунок, но миссис Альфред умела носить то, что многие дамы не рискнули бы надеть. На миссис Джордж была новейшая модель, наверняка стоившая немалых денег. Интересно, что скажет мистер Джордж, когда получит счет! Мистер Джордж не любит тратить деньги, он всегда был скуповат. Миссис Дэвид, по всей видимости, женщина славная, но одеваться она не умеет. Для ее фигуры больше подошло бы платье из гладкого черного бархата. Тисненый же бархат, да еще алого цвета — крайне неудачный выбор. Миссис Пилар с ее тонкой талией и пышными волосами могла бы надеть что угодно, такой барышне любой наряд к лицу. Даже и это ее белое дешевое платьице. Ничего, скоро ее нарядами займется мистер Ли. Очень уж она ему понравилась. Известное дело. Как только мужчина состарится, любая молоденькая девица может вить из него веревки!