Моя милая ужасная невеста (СИ) - Ефиминюк Марина Владимировна. Страница 53
«Я не собираюсь привораживать Торстена! — озверела я. — Мне надо его накормить!»
«Просто накормить? И все? — выразила она искренне недоумение. — Варлок, если он взял тебя в заложники и угрозами заставил готовить, то крякни в ответ на это сообщение».
«Просто объясни, как варить кашу, чтобы от нее никто не опьянел и не влюбился. Торстену и без приворотов уже нормально», — потеряв надежду получить обычный, а не ведьмовской рецепт, простонала я в шар.
«Ты его пыталась грохнуть? Когда? За что?» — всполошилась Эмбер.
«Я жалею, что тебе написала!» — сорвалась я.
Перестав нести чушь, она шустренько рассказала, как превратить сухие овсяные хлопья в приличную кашу.
«А молоко когда заливать?» — уточнила я, разглядывая полную бутыль.
Хозяйка продуктовой лавки утверждала, что без молока кашу не сваришь. Вообще-то, пока получалось, что кашу не сваришь без толковых инструкций, и наличие лишних ингредиентов вызывало легкое беспокойство.
«Налей молоко вместо воды, — посоветовала подруга и, вроде только над кулинарной пропастью протянулся хлипкий мосток, как она взяла и нахлобучила сверху: — Или добавь в молоко воду».
«Сколько?» — загробным голосом провыла я.
«На глаз».
Этот самый глаз у меня выразительно дернулся. Варка каши вновь превратилась в сложное зелье из дополнительного раздела в учебнике по зельеварению. Лучше бы крестной, ей-богу, написала! Хотя она тоже все отмеряет «на глаз», и любая каша превращается в забористый яд, от которого еще не придумали противоядие.
Почтовый шар вздрогнул. Думала, что подруга посоветует что-нибудь толковое, а она с подозрением уточнила:
«Но ты точно не в заложниках?»
Цыкнув, я схватила кастрюлю и с грохотом сунула ее под кран. Дальше готовила по инструкции от Эмбер: наливала и насыпала на глаз. Овсяные хлопья плавали в белесой мутной смеси молока и воды, как редкие утлые суденышки в большом море. Кашу болтанка вообще ничем не напоминала… Пока не началось энергичное бурление.
Хлопья стремительно размякли, распухли, и в большой кастрюле закончилось место. Норовистое варево внезапно совершило дерзкий побег и полилось через край. Сначала по стенке, а потом на круглый огненный блин, вживленный прямиком в столешницу.
В панике я выпустила ложку. Та мгновенно увязла в жиже и под мои скорбные ругательства пошла ко дну. Металлический хвостик захлебнулся раньше, чем удалось его зажать пальцами. Только обожглась.
— Да проклятье! Котелок, перестань варить!
Схватив полотенце, я шмякнула переполненную посудину на кухонный прилавок и обалдело моргнула. Наваренной овсянкой можно было накормить отряд оголодавших парней. Если, конечно, нашлись бы безумцы, желающие испробовать сероватое густое варево. С другой стороны, желания Торстена не учитывались.
Тут случилась новая неожиданность: поварешка с длинной ручкой увязла в овсянке, как в болотной топи. Встала мачтой, не отклоняясь ни влево, ни вправо. Никогда такого не видела!
«Эмбер, в каше должна стоять ложка?» — написала я подруге, разглядывая это стройное доказательство моей полной несостоятельности как кухарки.
«Разведи водичкой, — предложила она. — Думаю, в нашей столовой всегда так делают».
Не споря, я плеснула в кастрюлю воды из кружки.
«Но лучше молоком. Мы же не в столовой», — решила Эмбер добить последнюю надежду, что жижу еще можно превратить в еду.
Совет я прокомментировала забористым ругательством, но молока плеснула и принялась энергично размешивать. Горячее варево густело быстрее, чем его разбавляли, и подозрительно напоминало обойный клейстер.
Внезапно вспомнились матушкины наставления, что в красивой посуде даже невкусная еда выглядит изысканным деликатесом. Я принялась искать по полкам красивую тарелку, но Торстен явно был равнодушен к посудной эстетике. Единственную тарелку с золотой каемкой он спрятал так глубоко в полку, что пришлось вставать на табурет.
Каша плюхнулась на тарелку комом. Проверенным способом я долила водички, размешала и полюбовалась на дело рук своих. Даже в красивой посуде «дело» выглядело паршиво. С другой стороны, наплевать на внешний вид. Главное, вкус!
На вкус было ничего. В смысле, ничего хорошего. И еще пересолено.
В порыве вдохновения я добавила меда, купленного в продуктовой лавке, и с чистой совестью отправилась потчевать Зака. Не догадываясь, что его ждет кушанье смертников, простите, темных богов, он тихо дремал. Почти высохшая от жара салфетка сползла со лба и валялась на подушке.
— Зак, тебе надо поесть, — позвала его я.
— Марта, ты не в курсе, что лучшее средство от болезни — здоровый сон, — промычал он.
— Но у тебя-то сон нездоровый, — заметила я. — И пора принять снадобья.
— Опять? — Он поглубже зарылся в одеяло, словно надеялся, что кровать его спрячет от суровой сестры милосердия, причиняющей добро исключительно горькими порошками.
— Торстен! — рявкнула я. — Ты хочешь, чтобы тебе стало легче? Тогда не сопротивляйся!
Закари все-таки приоткрыл глаза, вернее, один глаз с вертикальным зрачком и нехорошо посмотрел на поднос в моих руках.
— Я все равно тебя накормлю, — пригрозила ему.
Он все-таки сел, подложив под спину подушку, и кивнул, дескать, давайте свою еду. Поднос с тарелкой каши и ложкой был аккуратно пристроен ему на колени. Некоторое время Торстен разглядывал невразумительную сероватую жижу.
— Почему в этой тарелке?
— Красивая. Что тебя не устраивает?
— Мне как-то давали песика на пару дней, я кормил его из этой тарелки…
— Полагаю, горничная хорошенько ее отмыла. Я сама эту кашу сварила, проверила чистоту посуды и налила тебе никем не облизанной поварешкой, — стараясь сохранять спокойствие, что было по истине сложной задачей, проговорила я. — Что еще не так?
— Когда ты научилась готовить? — недоверчиво спросил он.
— Полчаса назад, — сухо ответила я.
— Попробуй! — потребовал он и сдвинул тарелку в мою сторону.
Ей-богу, как король из мутных времен драконовых войн, когда всех без разбору правителей травили. Слугам приходилось снимать первую пробу, чтобы его величество не отдал душу прародителям от какого-нибудь невинного чая.
— Я уже пробовала. Принцип двадцати минут не нарушен.
— Еще раз, — настаивал Закари, как капризный ребенок.
— Да без проблем! — психанула я, сунула палец сначала в горячее варево, а потом себе в рот. — Доволен?
— Ты засунула палец в мою тарелку? — возмутился Торстен, указав на возникший овраг посреди идеально ровной овсяной поверхности.
— Из нее уже ел песик, — напомнила ему. — Или надо было облизать твою ложку?
— Могла бы другую взять, — проворчал он.
О том, что вторая из двух имеющихся в доме ложек утопла и лежала на дне кастрюли, я предпочла умолчать. Лучше не говорить Закари, что его собираются накормить кашей из мельхиорового столового прибора, бранных ругательств и смеси воды с молоком. Никто и никогда не открывает секретных ингредиентов коронных блюд.
Он все-таки взялся за ложку и осторожно ковырнул застывшую на поверхности каши глянцевую корочку.
— Что ты там разыскиваешь? — не удержалась я.
— Кашу, — тяжело вздохнул он и действительно попробовал варево на вкус. — Как сладкая еда может быть пересоленной?
— Да демоны тебя дери, Торстен, ты достал уже придирками! — вызверилась я. — Тебя, может, из ложки накормить? От каши еще никому не стало хуже!
Вообще-то, спорное утверждение, но хотелось искренне верить, что Закари переваривает все: размороженные устрицы, невыносимо острое сартарское рагу, серебряные гвозди и овсяную кашу, сваренную женщиной из рода Варлок по рецепту Эмбер Фокстейл из известного рода черных ведьм.
Закари, видимо, чуток обалдел, что на него наорали, и начал молча есть, не жуя, а только глотая. Внезапно он подавился и замахал рукой:
— Воды!
Я поспешно сунула ему стакан с водой. Он запил и снова взялся за ложку. Теперь уже жевал, изредка вытаскивал чешуйки от овсянки и каждый раз сопровождал этот процесс выразительным взглядом.