Моя милая ужасная невеста (СИ) - Ефиминюк Марина Владимировна. Страница 55
— Применили по прямому назначению, поэтому с ней случилась каша…
Внезапно я поняла, что совершенно забыла про утопленную ложку, когда прятала овсяное болотце в уличный мусорный короб.
— И одной столовой ложки у тебя тоже больше нет, — добавила через паузу.
— С ней тоже случилась каша?
— Она оказалась случайной жертвой, — туманно пояснила я.
— Ты ее выбросила вместе с кастрюлей, — с доброй долей иронии заключил Закари.
— Ее было не выкопать. У тебя еще есть три вилки и много тарелок, так что нам не придется ковыряться в столовских коробках руками, а я все равно не ем супы, — в духе своей матушки, которая сначала говорила дурные новости, а потом пыталась найти в них что-нибудь позитивное, объявила я. — Но ты же ешь вареное мясо?
— Нет.
— Я хотела сказать: ты точно ешь вареное мясо, — исправилась с доброй улыбкой кровожадного знахаря. — Других деликатесов сегодняшнее меню не предполагает.
Пока я переодевалась в удобный домашний костюм, Закари внезапно проявил хозяйственность и накрыл на стол. Ну как накрыл: вывалил все из коробочек в общие тарелки, деликатно проигнорировав кашку, и отнес поднос в гостиную. Ужинали мы, сидя на диване, пристроив поднос посередке.
Как ни странно, жевал Торстен с большим аппетитом. Видимо, по сравнению с овсянкой моего авторства любая еда действительно казалась деликатесом, даже столовская без особой кулинарной фантазии.
— Я с утра уеду на занятия, — предупредила я. — Иначе потом с долгами не разберусь.
— Вернешься? — небрежно уточнил он.
— Да, но поздно. По пятницам лекции до вечера, — таким же будничным тоном отозвалась я, словно мысль провести в маленькой квартирке целые выходные, пока Заку нельзя выходить из дома, вовсе не вызывала во мне смешанные чувства.
После ужина я объявила, что пора полечиться и заставила Закари скинуть рубашку (ту самую, в которой сама рассекала по дому с утра). Вообще-то, лечиться мы собрались в гостиной с огромными окнами. Как представила, что подумают жильцы в соседнем доме, стоящем на другой стороне переулка, так сразу взмахом руки задернула портьеры. Те закрылись с шелестящим звуком, отрезав квартирку от внешнего мира.
Пятна на спине у Закари подживали плохо. На позвоночнике осталась пара досадных шрамов-оспинок.
— Чесался? — проворчала я.
— Я бы не посмел, — отозвался он. — Ты же обещала меня приковать к кровати.
— И тебе понравилась идея.
— Согласен, идея задорная, — в голосе Закари прозвучала улыбка.
— Остальное сам, — скомандовала я, закончив обрабатывать спину.
— Устала причинять добро? — хмыкнул он.
— Святые демоны, поворачивайся! — огрызнулась я, а Торстен возьми и действительно повернись, чуть не вмазалась в его подбородок носом. — У тебя голова не закружилась? Может, сядешь?
Он послушно опустился на диван. Без всякого смущения я встала между его коленей, заставила поднять голову и с серьезным видом начала накладывать мазь. Зак и не думал закрывать глаза, смотрел внимательно и пытливо, словно что-то пытался разглядеть в моем лице новенькое. Вероятно, признаки ветрянки, которой я, в отличие от счастливчика Закари Торстена, переболела еще в детстве.
Вообще-то, сакраментальная болезнь в моей биографии! В тот год в башне Варлок появилось особенно много каменных драконов. Все говорили, что семью ждут большие перемены, и не ошиблись: во мне проснулась светлая магия. Родители были в восторге — в столь нежном возрасте дар проявлялся только у сильных в будущем чародеев. Радовались они, правда, недолго.
На праздник магического крещения в замок съехались десятки семей, присягнувших Варлокам. Через пару седмиц после отъезда гостей у меня началась ветряная оспа, а во время лихорадки, повергнув ковен в шок, пробудилась темная магия. Я резко сделалась ужасно уникальной. Никто не понимал, как и чему меня обучать.
— У меня нет ни веснушек, ни оспин, — спокойно ответила я на пристальный взгляд Торстена.
— Знаю.
— Тогда что ты разглядываешь?
— Пытаюсь вспомнить, чем ты мне не нравилась, Марта Варлок, — вдруг произнес он.
— Получается? — иронично хмыкнула я.
— Нет.
Внезапно у меня дрогнула рука.
— Раз у тебя провалы в памяти, милый, то позволь напомнить, — с фальшиво ироничной интонацией проговорила я. — Ты всегда считал меня дурнушкой и не видел смысла этого скрывать.
— Ты же сама знаешь, Марта… — кривовато усмехнулся Зак.
— Знаю что?
— Я врал.
Возникла странная пауза. Мы смотрели глаза в глаза. Могла ли в тот момент я вспомнить, за что не выносила Закари Торстена? Увы, но нет. Все, что я о нем знала раньше, все, что он демонстрировал людям, оказалось маской, ловко прятавшей взрослого, проницательного и демонски привлекательного молодого мужчину. Но ощущение, будто до него в моей жизни не происходило ничего хорошего, было в корне неправильным. Происходило. И многое.
— Дальше давай-ка сам лечись, господин Торстен. — Я вложила в его руку открытую банку с мазью. — У тебя неплохо получается.
— Лечиться?
— И врать тоже, — хмыкнула я.
Обычно, оставив за собой последнее хлесткое слово, моя дорогая матушка гордо поднимала голову и с видом королевы выходила из зала. Со стороны казалось, будто она боялась, что оппонент ответит едким сарказмом, последнее слово превратится во второе с конца, а ей сходу не удастся придумать другой меткой фразы.
Втайне я всегда подсмеивалась над этой сугубо женской привычкой, но, вручив Торстену банку со снадобьем, поступила ровно, как мама: нарядно одетая в чувство собственного превосходства направилась вон из гостиной. И пришла на кухню, к раковине с грязной посудой. Прямо сказать, паршивый тактический ход, но не выйдешь же в уборную с ватерклозетом или в спальню с разобранной кроватью.
Чувствуя себя полной дурой, я не придумала ничего лучше, как начать эту посуду мыть. С помощью светлых чар. Стояла перед полной раковиной воды с плотной шапкой пены и умело дирижировала кухонной утварью. Тарелку поднять, мочалкой из морской губки потереть, встряхнуть и отправить в сушку. Идеально налаженный процесс! Чуть-чуть и смогу написать отчет по практике магического домоводства, а потом получить золотой диплом по бытовой магии.
— Помочь? — раздался за плечом бархатистый голос Торстена с сексуальными интонациями. Обычно такими низкими, нарочито мягкими голосами предлагали помочь раздеться, а не домыть гору грязной посуды, накопленной, прости демоны, со вчерашнего дня.
Именно «раздеть» я и услышала!
Тарелка с золотой каемкой и губкой плюхнулись обратно в мыльную пучину. Звон случился непотребный. Я отшатнулась, спасаясь от брызг, но только спиной налетела на Торстена и от души отдавила ему ногу босой пяткой. Хоть бы охнул паршивец!
— Зак, в твоем доме скоро не останется посуды, — воскликнула я.
Под действием магии вода начала уходить в водосток, постепенно обнажая покрытые тающей пеной посудные руины. Как ни странно, выжили все тарелки, кроме единственной — красивой. От печальной участи оказаться расколотой и закончить славную жизнь в мусорном коробе золотая каемка посудину не спасла.
— Ты только что лишился тарелки.
— Все равно она мне не нравилась. Ненавижу фальшивое золото, — протянул он и по-хозяйски уложил руки мне на талию.
Нахальные ладони скользяще-вкрадчивым движением переместились на живот. Большой палец, будто так и надо, попытался забраться под завязку домашних штанов, но вернулся в исходную позицию, когда я выразительно кашлянула.
Я все гадала, что случилось с Закари Торстеном в гостиной, а он, оказывается, заскучал в четырех стенах и решил развлечься любимым способом: соблазнением врага с привилегиями. Честно говоря, отлегло. И дурацкая атмосфера внезапной неловкости мигом развеялась.
— Зак, я отменила личные границы не для того, чтобы расширять привилегии, — сдержанно заметила я.
— Вообще, не думал о привилегиях, но ты сказала, и так это заманчиво прозвучало… — Он опустил голову, провел губами над местом, где шея плавно перетекала в плечо. Ни разу не задел кожу, но волна мурашек все равно побежала. — Божественные демоны, Марта… Ты очень вкусно пахнешь, просто крышу сносит.