Тайна Семи Циферблатов - Кристи Агата. Страница 22

Но ее слова утонули в резком протесте.

– Я могу быть ослом! – кричал Джимми. – Может быть, я и есть осел, но я не позволю русским евреям говорить так! Чем ты занималась ночью, Бандл?

– Об этом-то я и собираюсь тебе рассказать, – ответила та. – Ну, пока!

И, заинтриговав приятно озадаченного Джимми, она повесила трубку. Он относился к возможностям Бандл с глубочайшим уважением, хотя в его чувствах к ней не было и намека на сентиментальность.

«Она что-то разнюхала, – размышлял он, делая последний поспешный глоток кофе, – судя по всему, она что-то разнюхала!»

Через двадцать минут его маленький двухместный автомобиль подъехал к дому на Брук-стрит, и Бандл, уже ожидавшая его, сбежала вниз по ступенькам. Джимми обычно нельзя было назвать наблюдательным человеком, но и он заметил темные круги у Бандл под глазами, и весь ее вид говорил о том, что легла она не слишком рано прошлой ночью.

– Итак, – произнес он, когда машина отправилась в путь по пригороду, – какими же темными делишками ты занималась?

– Расскажу, – сказала Бандл, – но не перебивай меня, пока я не закончу!

У нее получился довольно длинный рассказ, и Джимми пришлось уделять немало внимания дороге, чтобы не попасть в аварию. Когда Бандл закончила, он вздохнул, затем пристально посмотрел на нее:

– Бандл?

– Да?

– Слушай, ты меня не разыгрываешь?

– Что ты хочешь сказать?

– Прошу прощения, – извинился Джимми, – но у меня такое чувство, что все это я уже слышал, как будто во сне.

– Понимаю, – сказала Бандл с сочувствием.

– Нереально, – сказал Джимми, продолжая думать о своем. – Красивая иностранка – искательница приключений, международная банда, таинственный номер седьмой, которого никто никогда не видел, – я сотни раз читал обо всем этом!

– Конечно. И я тоже. Но почему бы этому не случиться в действительности?

– В самом деле, – согласился Джимми.

– И вообще, романы основываются на правде. Я имею в виду, что, пока что-то не произойдет, люди не могут думать об этом.

– В твоих словах что-то есть, – признал Джимми. – Но все равно трудно избавиться от мысли, что нужно ущипнуть себя, чтобы проснуться.

– Я тоже так себя чувствую.

Джимми глубоко вздохнул:

– Нет, думаю, мы не спим. Смотри: русский, американец, англичанин, возможно, австриец или венгр и леди, которая может быть любой национальности на выбор – русской или польской, – весьма представительная компания!

– И немец, – добавила Бандл, – ты забыл немца.

– О! – медленно произнес Джимми. – Ты думаешь…

– Отсутствующий номер второй – Бауэр, наш лакей. Они говорили о докладе, который не получили, хотя я не представляю себе, что можно докладывать о Чимниз.

– Это может быть как-то связано со смертью Джерри Уэйда, – сказал Джимми. – Что-то мы здесь еще не до конца понимаем. Говоришь, они называли Бауэра по имени?

Бандл кивнула:

– Они обвинили его в том, что он не нашел письмо.

– Яснее ясного. Возражений нет. Ты должна простить мне мою недоверчивость, Бандл, но, знаешь, твой рассказ был слишком невероятен. Ты говоришь, они знают, что я собираюсь в аббатство Вайверн на следующей неделе?

– Да, вот тогда-то американец – это был он, а не русский – и сказал, что не стоит беспокоиться, потому что ты – обыкновенный осел!

– Ага! – сказал Джимми. Он со злостью нажал на акселератор, и машина резко рванулась вперед. – Я очень рад, что ты мне об этом рассказала. Теперь у меня есть, так сказать, личная заинтересованность в деле.

Минуту-другую он помолчал, потом спросил:

– Ты сказала, этого немецкого изобретателя зовут Эберхард?

– Ну и что?

– Подожди-ка, кое-что вспоминаю, Эберхард, Эберхард… да, уверен, так его и звали.

– Расскажи!

– Эберхард была фамилия того парня, который разработал какой-то процесс по переработке стали. Не могу объяснить подробно, у меня нет специальных знаний, но я знаю, что в результате переработки сталь становилась настолько прочной, что проволока не уступала по прочности стальному брусу. Эберхард занимался аэропланами, и идея его была в том, чтобы настолько облегчить их вес, что случилась бы революция в их строительстве, я имею в виду их стоимость. Думаю, он предложил свое изобретение правительству Германии, а оно отказалось от него, найдя какие-то надуманные причины, но сделали они все очень грубо. Он засел за работу и исправил все недостатки, какие они нашли, но был оскорблен их отношением к себе и поклялся, что они не получат его детища. Я всегда думал, что все эти разговоры о нем – сплошная болтовня, но теперь все представляется мне иначе.

– Вот именно! – возбужденно воскликнула Бандл. – Ты наверняка прав, Джимми. Эберхард, должно быть, предложил свое открытие нашему правительству. А они узнали или собираются узнать авторитетное мнение сэра Освальда Кута. В аббатстве состоится неофициальная конференция. Сэр Освальд, Джордж, министр авиации и Эберхард. У Эберхарда будут с собой планы или процесс, или как там ты его называешь…

– Формула, – подсказал Джимми. – Мне кажется, «формула» – подходящее слово.

– У него будет с собой формула, а Семь Циферблатов проберутся туда, чтобы выкрасть ее. Я помню, русский говорил, что она стоит миллионы.

– Думаю, так и есть, – согласился Джимми.

– И вполне стоит нескольких жизней, как сказал кто-то еще.

– Похоже, что ты права, – помрачнел Джимми. – Подумай о чертовом сегодняшнем расследовании. Бандл, ты уверена, что Ронни больше ничего не сказал?

– Нет, – ответила Бандл, – только «Семь Циферблатов… Скажи… Джимми Тесайгер…». Это все, что он смог сказать, бедняга.

– Если бы мы только знали, что знал он! – воскликнул Джимми. – Но мы хоть что-то выяснили наверняка. Я так понимаю, лакей Бауэр, несомненно, ответствен за смерть Джерри. Знаешь, Бандл…

– Что?

– Иногда я слегка волнуюсь. Кто будет следующим? Дело, не подходящее для того, чтобы в него вмешивалась девушка!

Бандл усмехнулась про себя. Она решила, что Джимми понадобилось немало времени, чтобы отнести ее к категории Лорейн Уэйд.

– По-моему, у тебя гораздо больше шансов стать следующим, чем у меня, – улыбнувшись, заметила Бандл.

– Ладно, ладно, – сказал Джимми. – А как насчет нескольких жертв с другой стороны для разнообразия? Сегодня с утра я что-то очень кровожаден. Скажи, Бандл, а ты бы узнала кого-нибудь из них, если бы увидела?

Бандл поколебалась.

– Узнала бы номера пятого, – наконец ответила она. – У него странная манера говорить: какая-то змеиная, сильно шепелявит, уверена, что узнаю его.

– А насчет англичанина?

Бандл покачала головой:

– Его я видела меньше всех, только мельком, и у него самый обычный голос. Кроме того, что он очень крупный мужчина, больше не за что ухватиться.

– Там еще есть женщина, – продолжал Джимми. – С ней должно быть проще. Но, похоже, ты ее не запомнила. Она, наверное, приглашается на обеды к влюбчивым министрам, а потом вытягивает из них государственные тайны, когда они опрокинут пару рюмок. По крайней мере, так поступают в романах. Но на самом деле единственный мой знакомый министр пьет только воду с лимоном.

– Взять, к примеру, Джорджа Ломакса. Можешь ты представить его влюбившимся в заморскую красавицу? – со смехом спросила Бандл.

Джимми согласился с абсурдностью предположения.

– Теперь о таинственном номере седьмом, – продолжал он. – Ни малейшего подозрения, кем бы он мог быть?

– Ни малейшего.

– Опять же – то есть по литературным стандартам – он должен быть кем-то очень хорошо всем знакомым. Как насчет самого Джорджа Ломакса?

Бандл неохотно покачала головой.

– В книге такое было бы совершенством, – согласилась она. – Но я знаю Филина… – И она отдалась внезапному приступу веселья. – Филин – великий уголовный преступник! – выдохнула она, смеясь. – Ну не чудесно ли?

Джимми согласился. Их дальнейшие рассуждения заняли еще некоторое время, и раза два Джимми непроизвольно нажимал на тормоз, замедляя движение. Когда они приехали в Чимниз, оказалось, полковник Мелроуз уже ждет их. Джимми был представлен ему, и все трое они направились на слушание дела.