Жена по завещанию (СИ) - Гур Анна. Страница 20

Игнат ведет машину агрессивно, подрезает другие автомобили.

Мы доезжаем до его огромного дома, паркуемся и я не жду своего будущего мужа.

Выхожу, хлопнув дверью, и иду в спальню.

Убегаю вообще-то. И от него, и от своих чувств и эмоций. Мне нужно время, чтобы прийти в себя, чтобы понять себя.

Стоит двери захлопнуться за моей спиной, как я делаю несколько шагов и буквально валюсь на кровать, начинаю плакать, рыдаю просто.

Истерика накрывает. Странно, что я столько времени вообще продержалась. Я чувствую себя безвольной пленницей. Лежу на кровати и не шевелюсь, смотрю в окно и наблюдаю за тем, как солнце садится.

Ко мне в комнату никто не приходит, никто не стучится, не тревожит меня, а я все в окно смотрю и смотрю, все жду, что сейчас проснусь и посмеюсь тому, что мне привиделось.

В какой-то момент слышу, как паркуется автомобиль.

Меня будто укачивает и уносит в сон.

Некая поверхностная дрема, сквозь которую мне кажется, что я слышу грохот битого стекла, а затем хлопок.

Силюсь распахнуть веки, но не получается, сон не отпускает. Сколько проходит времени, не знаю.

Щелчок двери воспринимается подобно раскату грома. Будто взрыв и я сразу же встаю, обращаю взгляд на мужчину, который проходит в мою спальню.

Без пиджака и галстука. Рукава сорочки закатаны и... волосы взъерошены.. В руках бокал с коричневой жидкостью.

Мне вдруг кажется, что Игнат пьян...

Я замираю и пячусь под прицельным и злым взглядом.

— Нам надо обсудить стратегию дальнейших действий, — совершенно спокойно заявляет мужчина и я на мгновение теряюсь.

— Что? - переспрашиваю.

— Поговорить, говорю, нужно мне с тобой и обговорить, как и что мы будем делать, как будем сосуществовать в ближайшие пять лет. То, что ты станешь моей женой — вопрос решенный, теперь надо понять, как быть со всем остальным.

Морщится, явно не нравится самому то, что приходится что-то со мной обсуждать. А во мне вдруг злорадство просыпается. Как-то чувствую, что Юсупову сейчас, возможно, гораздо хуже, чем мне. Ведь у него невеста.

И я. я сейчас радуюсь, наверное, тому; что нет и не было у меня мужчины, не было парня.

Ведь ситуация могла бы быть патовой, если бы я встречалась с кем-то или жила с парнем, такой, как Юсупов, подобно бульдозеру смел бы все со своего пути и принудил бы меня сделать так, как надо именно ему.

От этих мыслей у меня такая злоба поднимается на всю эту ситуацию и на мужчину, которого мне навязали силой.

Что я не выдерживаю и жалю Игната, выпуская собственную боль и обиду:

— Ты сейчас пришел просить у меня благословения на то, чтобы жить со своей невестой?

Сжимает челюсти так, что желваки на щеках ходуном ходить начинают, и в глазах предупреждение проскальзывает, прищуривается, а у меня тормоза срывает, потому что я понимаю, что не могу я быть здесь с этим мужчиной, стать его женой не могу, учитывая, что он другую, скорее всего, любит.

— Будем жить ближайшие пять лет большой и счастливой шведской семьей?!

Наступаю, подобно сумасшедшему, который чеку из гранаты вырывает и подкидывает ее в воздухе.

— Юлия. - выдает глухо, рычит буквально, а я делаю шаг в сторону Юсупова, ощущаю на себе его ярость, но и сама иду напролом.

Мне с ним пять лет жить. Иначе он со свету моих родных сживет, но быть половой тряпкой под ногами миллиардера и его фифы я не собираюсь.

Мне с ним пять лет жить. Иначе он со свету моих родных сживет, но быть половой тряпкой под ногами миллиардера и его фифы я не собираюсь.

— Ты пришел сюда. В мою спальню, чтобы обговорить правила. Я поняла. Тогда слушай и мои.

Рык выходит из груди Игната, а затем он меня пятерней за шею хватает и к стене припечатывает. Чувствую себя бабочкой, которую на иглу посадили, прошили насквозь. От страха слезы на глазах наворачиваются.

— Ты смеешь ставить ультиматумы мне?! — спрашивает с таким пылом и прижимается, а я дрожать начинаю.

Смотрю в красивое наглое лицо миллиардера, рассматриваю расширенные зрачки, острые скулы, об которых порезаться можно, и тяжелый подбородок, говорящий о сложном характере, и понимаю, что все равно отступать нельзя.

Нельзя сдаваться и позволить Игнату себя уничтожить, а ведь он уже это делает.

Ломает. Подчиняет.

И я чувствую себя куклой, марионеткой, которую привязали леской и дергают, а эта несчастная кукла сопротивляется, и чем сильнее она это делает, тем болезненнее впиваются в кожу струны, за которые тянет кукловод.

Сглатываю едкий ком и все равно смотрю в упор.

— Как и ты. Ведь пришел сюда отдавать приказы. Так вот, господин миллиардер, спешу заметить, что я человек и не смогу принять то, к чему ты хочешь меня подвести.

Глава 12

Игнат Юсупов.

— Сделка на этапе подписания. Морозить нельзя. Влетим на лямы неустойки, —выговариваю жестко и бросаю телефон.

Башка болит так, что кажется, виски скоро проломит. Поднимаюсь и иду к бару.

Наливаю себе щедро спиртного, хотя обычно предпочитаю быть трезвым, но тут. Без градуса не разобраться... со своими тараканами и мыслями.

Дорога от адвоката до особняка прошла как в тумане. Я позволил эмоциям выйти из-под контроля. Вспоминаю глаза Юли, которая жалась к двери, боясь, что и ей прилетит.

С каждой секундой все больше убеждаюсь, что эта девочка действительно не знала ни о завещании, ни о решении моего деда.

`Она вообще бежала от меня, как от черта, а я рассматривал ее задницу и длинные ноги, которыми она лестницы перебирала..и пытался понять, почему именно она.

Что такого в ней есть?

НУ, симпатичная. Учится хорошо. Обычная.

При близком общении сам вижу, что есть в этой малышке что-то цепляющее, но...

Этого, мать твою, слишком мало! Чтобы решить меня с ней связать на пять лет и заковать в кандалы.

Башка взрывается новой порцией боли. Сжимаю пальцы в кулак. Делаю обжигающий глоток.

Никак не могу принять факт того, что меня принуждают. Млять. Меня! Игната Юсупова прогибают и кто?!

Собственный дед! Человек, который всегда был авторитетом, которого ценил и любил.

а его уход воспринял так тяжело. потому что единственный близкий ушел. Единственный, кто дорог был. Кто остался после аварии, в которой я потерял всех.

Я переехал к деду. Он забрал меня к себе. Я еще в детстве был одиноким волчонком, жестким и резким, не подпускающим к себе. Когда получил травму, когда долго молчал, а потом заговорил.

Было сложно. Язык не слушался и часто я картавил, не выговаривал всех букв, но все психологи говорили о том, что для адаптации мне нужно идти в школу, общаться со сверстниками, переходить барьеры.

Дед согласился. Я пошел в закрытую элитную помойку. Где от гопоты многих учащихся отличала лишь брендовая одежда и наличие охранников и водителей.

Те же мухи, только в другом ракурсе. И я помню, как в начале обучения в этой самой школе для богатых и влиятельных отпрысков меня решили потроллить..

Дети жестоки. Они не прощают непохожесть и слабость. Но тут. Зарвавшийся баран выше меня в росте примерно на полторы головы просчитался.

Пришлось немного подрихтовать манеры.

Выбитая челюсть старшеклассника, перелом носа.

Я был на грани исключения... сидел в кабинете, ожидая решения директора. Тогда дед приехал, сел передо мной и посмотрел в глаза.

— Почему ты избил того парня? — задал вопрос совершенно спокойно, он вообще всегда был крайне терпеливым и взвешенным. Потом я узнаю, что взрывной характер был и у него, просто Альберт Генрихович умел гасить в себе порывы.

Помню, как сжал кулаки и прошептал отчаянно:

— Он издевался надо мной. Называл калекой. И сказал, что я выродок. И..я не жалею.

Надо было вообще его с лестницы спустить, чтобы знал, каково это — хотеть пошевелиться и не суметь.

Дед кивнул и встал. Больше ничего не сказал. Меня оставили в школе. Не исключили.