95-й. Сны о будущем прошлом (СИ) - Войлошников Владимир. Страница 19

— Ты чё, мать, где весь день была? — такое у нас дружественное обращение, если вы не поняли. «Мать».

— О! Ты же на дачу уехала?

— Оля-я, ты забыла что ли? Я же завтра со своими католиками в Новосибирск уезжаю, хотела с тобой посидеть, потрепаться.

Точно, Анька же католичка! И в те годы как-то у них было принято вывозить молодёжь в такие типа образовательно-общительные лагеря, названия которых я никак не могу запомнить и называю то реконкистой, то реформацией.

О! Реколлекции же!

— Аня, шагай ко мне. У меня пирог и работа. Я буду тут потихоньку шуршать и с тобой болтать.

— Ага, иду.

Идти от дома до дома пять минут от силы. Анна нарисовалась на пороге и первое, что она спросила: «Вы что, ковры купили?» Это она про три упакованных рулона, края которых слегка торчали в дверной проём коридора. А потом она заглянула в зал и сказала:

— Ольга, ты с ума сошла! — подумала и добавила, — А как бабушка ходит?

— А бабушка, прикинь, усвистала по гостям. Решила, пока лето, рвануть на дачу.

— Ага. А ты чё?.. — Аня сделала неопределённый обобщающий жест рукой, выражающий всю степень её непонимания процесса.

— А я вот шью. Короче, не бери в голову. Но если кому-то нужно постельное бельё — смело можешь давать мой номер. Любые размеры, доставка бесплатно.

— Ага. Прикольно.

— Всё, пошли чай пить!

Мы засели в кухне и начали делиться новостями.

— Зинка же, прикинь, замуж выходит, — Зинка была Аниной одногруппницей и институтской подругой.

— Да ты чё? А за кого?

— А я что, не рассказывала?

— Чё-то я не помню.

— Она же зимой ещё познакомилась. Зинка ехала в Солнечный. На Байкальской стояла-стояла — ничего нет, — реальная ситуация, между прочим, можно было и час, и два какой-нибудь транспорт ждать, и так ничего и не дождаться, — Народ пешком пошёл потихоньку. Холодно, темно. А страшно, прикинь? Ну, она и прицепилась к двум парням, которые поприличнее выглядели. А один ничё так, понравился ей. Да они с зимы уж живут. Вот, решили узаконить.

Так-так. Выходит, значит, Зинка за своего козла, который ей потом нос сломает. Вы, кстати, не удивляйтесь, что мы без конца чёкаем. Это же наше, сибирское, никакими силами из речи не вытравишь.

— Когда свадьба-то?

— Двадцать четвёртого августа. Я уж точно приеду.

— Свидетельницей будешь?

— Буду. А свидетелем, прикинь, тот второй парень. Ну, с которыми она зимой-то шла.

«Второй парень», ага. Значит, никаких амуров с Димкой пока нет. А вот он-то как раз мировым мужиком окажется. И будет у них с Аней четверо детей.

— Ну и как он?

— Да не знаю. Он такой… не особо разговорчивый. На дискотеки с нами не ходит.

— Да можно подумать! Я тоже не хожу.

Терпеть этот рёв не могу. Чад кутежа, тоже мне.

— Ну, ты сравнила. Он, вроде бы спортсмен, что ли.

— И чем занимается?

— По-моему, борьбой.

— О! Так ты спроси-ка его, он по-любому папу моего должен знать.

— Точно! Спрошу при случае! Слушай-ка, а у вас же Таня шьёт?

— Да шила.

— Спроси а, сколько будет платье подогнать? Мне с Германии пришло красивое такое, гипюровое, — Анина немецкая родня поддерживала своих потихоньку, — Широковато, прикинь. Я хотела ушить, боюсь испортить.

— Ой, да элементарно! Выворачиваешь, по швам подкалываешь, — я изобразила на пальцах своё видение процесса, — Приходи, ушьём!

Анька вытаращила на меня глаза:

— А не испортим?

— Не боись, мать! Ты имеешь дело с профессионалом! — не знаю, поверила — нет, и, главное, придёт ли? — И ваще, давай ты мне поможешь простыни намерить, а то мне одной неудобно, на два сорок размаха рук, панимаишь, не хватает.

Господи, сколько можно придумать гона на такой простой посыл. И сколько можно ржать! Нет, я вообще поржать люблю и делаю это с завидной регулярностью, но сейчас… Мы ржали до упаду — в буквальном смысле слова до упаду на эти кипы рулонов, стоны и дрыганья ногами. И умудрялись при этом ещё что-то делать. Раздербанили на куски четыре рулона. Получились четыре охренительных горы. Потом я засела строчить, а Анька сидела прямо в этих кучах, подавала мне следующие куски, деловито, с немецкой аккуратностью складывала по стопочкам обработанные — и рассказывала мне всякие новостя́, потому что у девочек, вы не поверите, сто-о-олько новостей может накопиться всего за четыре дня. А если не хватит своих, можно обсуждать чужие.

А он сказал. А она как посмотрела! Вот так, прикинь. А он чё? Офигеть вообще. А она?..

Мы протрепались с Анной до десяти вечера, потом она понеслась домой, ещё раз проверить чемоданы. А я…

Нет, не могу жить по строгому расписанию. Не получается. И если уж увлеклась… Тем более, если уж по-честному говорить, у меня ж тут ни ребёнка, ни котёнка. Дома я одна, еда готова, интернета как времясъедателя нет (бва-ха-ха!), спать пока не хочу. И с этими кучами как-то разобраться надо. Вдруг бабушка устанет гостить, приедет, а тут такое…

К тому же, я собиралась выжать из почти халявно доставшихся мне материалов по максимуму. Пять лямов папе вернуть надо. Пять лямов на комп, это если сильно губу не раскатывать, взять четыреста восемьдесят шестой. И пять лямов на дверь. Хочу железную дверь, аж кушать не могу. Общая сумма для меня просто астрономическая. Эх, вот бы можно было из одной реальности в другую денег подкинуть! Мечты-мечты…

Так, лучше всего идут цветы. Вот с них и начнём.

Протрудилась я до двух часов ночи, пока все простынные заготовки не кончились, упала спать бревно-бревном, прямо в зале на диване. А в семь утра солнце перебралось через соседний дом и начало мне бить в лицо прожектором, потому что шторы на ночь закрывать надо нормально, а не со щелями…

Пришлось вставать, шлёпать в ванную через все эти завалы. Потом пить захотелось. Пока туда-сюда шарилась, весь сон перебила. Господи, завтра Вовка придёт, а у меня тут ужас что… И что-то надо поесть с собой взять. И тут сварить. Снова захотелось схватиться за сотню дел одновременно. Блин голова на раскоряку опять…

А! Я включила весёлую кассету (на которой ещё Бони М про солнце пели) — не сильно громко, чтоб соседи не очень радовались в субботу в семь утра — и поскакала на кухню инспектировать холодильник.

Тэкс. Между прочим, осталась порция фарша, вытащим из морозилки, вечером пирогов наворотим. Огурцы-редиски и лук-укроп вполне годные, салата нарубим. И… суп из чего варить? Надо в обед на рынок пронестись. И печенек купить простецких. На чае с молоком и печеньем я могу функционировать круглосуточно.

Так. Моими вчерашними усилиями четыре кучи кусков (четырёх разных видов) превратились в четыре кучи типа готового продукта. И стараниями Анны часть из них даже была выложена в четыре стопки на обеденном столе. Значит, первым делом — сложить готовое. Как минимум, меньше запинаться буду. Ну и — движемся дальше. Завтра у меня день всё равно занят, так что надо успеть хоть десять комплектов сделать. И предоплата за три латинистких уже, считай, ушла! Вот блин. Ладно, на британский флаг рваться не будем, но и тупить тоже.

Через некоторое время я поняла, чего мне остро не хватает. Раз уж я решила гнать однотипное, хорошо бы иметь аналог портновского метра, только под нужные размеры. Позвонила Василичу, озадачила его. Пусть из брусков мне выстругает, он мужик рукастый, и стройка у него как раз идёт, уж что-нибудь да подходящее подберёт.

В обед настроение шить у меня упало совсем, я бросила машинку и пошла на рынок. Оделась попроще, а то опять эти армяне агитировать начнут за отдых на природе, фубля…

Походив туда-сюда, я решила, что для полной гарантии очаровывания моего любимого мужика мне нужна тяжёлая артиллерия. Солянка! За мясом я пошла к той же женщине, что в прошлый раз, по-моему, она меня узнала, заулыбалась. А может, просто радуется клиенту — народу в субботу мало, город массово на дачах, полет-окучивает, обеспечивает выживание. Купила у неё же копчёных рёбрышек и кусочек подкопчёного балыка. Кажется, меня теперь уважают. Лимон, томатная паста и солёные огурцы нашлись тоже, а вот за оливками пришлось черепашиться в стекляшку.