Квест а, б,в, г… (СИ) - Валин Юрий Павлович. Страница 24

Бро осторожно уточнил у напарницы — не прототип ли Лермонтова и Печорина засел на левом фланге стола? Васко ужаснулась — да как можно их путать⁈ Поэт-Лермонтов вообще не был симпатичен, но был гениален, Печорин — совершенно наоборот. Вот же полный зашквар, нельзя ли не проявлять свою дремучесть хотя бы за столом⁈

Страшное дело эти увлеченные библиотекарши. Ну нравятся тебе не гениальные, но широкоплечие офицеры, так чего щеками вспыхивать? Тем более беломанжетный Пещерин явно на маркграфиню запал, ничего не светит тут двоечницам.

Офицер был очарован немкой, Павел Петрович ошалел от француженки, помещики-аборигены терялись в присутствии столичных гостей, и выходило, что лишь простому русскому князю Волкову надлежит развлекать светское общество. О политике за столом говорить неприлично, да про нее — политику — при беседе нужно хотя бы текущий год знать, спортивные и иные новости отпадали по той же причине. Бро решил сосредоточиться на нейтральном — на Австралии и ее животном мире. Черт его знает, открыли ли этот материк на данный момент до конца или только по краям, но под вывеской «мне один знакомый капитан дальнего плаванья рассказывал» байки шли недурно.

…— Пустыня, поверите ли, господа, практически бесконечная. Красная твердая земля. И голые, несчастные нечесаные люди-аборигены на ней. А фауна — будьте любезны — богатейшая! — повествовал князь, иной раз любивший мимоходом глянуть в инете что-то «популярно-географическое».

— Чудны дела твои, господи! — воскликнула, сплетая пальчики, неожиданно близко принявшая Австралию к сердцу, д’Обиньи. — Но как же выживают эти милые кенгурунчики⁈ Жуткие пустыни, каторжники кругом, крокодилы! Cauchemar!

— Борьба, кругом жесточайшая борьба за выживаемость, — пояснил Бро. — Увы, нравы там жестоки. К счастью, у кенгуру отлично развиты не только хвост, но и нижние лапы. В прыжке стремительное и сообразительное животное способно сшибить с ног любого каторжника. Бывало, затаится на тропе, на хвост присядет, уши насторожит, подпустит сразу двух негодяев, и с маху — бац! Падают без чувств, а кенгуру мгновенно ружья затопчет, заряды разбросает, да только и был таков!

Чувствительные дамы одобрили, засмеялись: англичан, тем более каторжников, тут никто не любил, а ловкие зверьки вызывали понятную симпатию. Да и рассказывал Бро видимо, недурно — молчаливая прислуга столпилась в дверях, слушала взахлеб, вон там тянула шею хорошенькая служанка — живо интересуются в народе экзотической зоологией. Даже Васко, несомненно, более знакомая с тактическими возможностями кенгуру, снисходительно улыбалась. Лишь подпоручик неодобрительно подрагивал усиками.

Подали кофе и пирожные, общество как-то незаметно переместилось ближе к камину — вроде бы и топили щедро, но в зале было зябко. Дамы, отбросив условности, кутались в меха. Луиза-Фредерика в длинной дымчатой шубе была все же дивно хороша. Прямо ожившая живопись какого-то классика. В живописи Бро разбирался примерно как в литературе — отчетливо помнился лишь Рубенс и Шагал, а маркграфиня, безусловно, была выписана в совершенно ином художественном стиле. Впрочем, живопись нам не сдавать, можно просто искренне и отвлеченно восхититься прекрасной дамой.

— Глаз на нее не клади, — украдкой шепнула Васко. — Явная самозванка и фармазонша.

Бро движением брови дал понять, что испытывает чисто отстраненное созерцательное восхищение, ничего личного. И вовсе незачем вдовствующую даму полу-матерными словами поливать.

— Я тебе предупредила! — прошипела напарница.

— Да и в мыслях у меня ничего нет, ваша светлость. И вообще, мы тут чего забыли? Допустим, перекусили прекрасно, лекцию я прочел. Не пора ли ноги уносить, пока нас дамы по поводу эмиграции не прихватили?

— Не «нас», а тебя, такого любвеобильного.

— Вот не принципиальное уточнение. У тебя вообще какое задание? Д6674?

На шепчущую пару стали обращать внимание, пришлось ускользнуть за дверь.

— Бррр! Кормят хорошо, а отопление — отстой! — Васко плотнее укуталась в свои соболя. — У меня вообще не литература, а география — А9004.

— Шутишь? Там же ерунда, — пробормотал Бро, думая о совсем ином.

Отчего-то захотелось поцеловать напарницу. Вот коснуться губами теплой щеки и все. Странный, практически несексуальный порыв. Необъяснимый. Чмокнуть и получить по морде суровой библиотечной ладонью. Вот нахрена, спрашивается? Разве что для сугреву.

— Ты что это? — заподозрила Васко.

— Думаю. Что-то странный этот дом. Непрогреваемый и наводящий на нездоровые мысли.

— Ты со своими нездоровыми мыслями держись от меня подальше, — предупредила двоечница, не спеша, впрочем, отодвигаться. — И я кстати, тебя и спрашиваю — какое у тебя задание?

— А это… литературное. Указать, какой троп. Он там ехал и думал.

— Кто ехал-то?

Двоечников прервала выглянувшая в коридор Ольга:

— Вы воркуйте, флиртуйте, но не пытайтесь ускользнуть. Нам нужно поговорить и наконец договорить. А вам, князь, я еще прошлое припомню.

— Как-то зловеще звучит. Ольга, мы никуда ускользать не собираемся, но задание нужно решить. Кстати, вы знаете, что такое «тропы»? Вот едет человек, думу думает — какой это троп?

— Князь, вы же вроде бы не пили? Прекратите пороть чушь, да еще на каторжном жаргоне. Тут вам не Австралия, — поморщилась прекрасная, но жестокосердная Штайн и вернулась к камину.

— Действительно, ты так объясняешь, что вопрос кажется откровенно флудным бредом, — хихикнула напарница.

— Я не могу сосредоточиться. Поскольку холодно и вы все время отвлекаете. Мне нужно отойти и освободить мысли, — честно пояснил Бро.

— Так бы и сказал. Иди, и пошустрей. Нужно срочно дорешать задачу. Жутко подумать, в каких ледяных спальнях нам место отвели, там, наверное, еще холодрыжнее, — Васко поежилась. — Эти широкие жилплощади имеют свои недостатки. И вообще будь осторожнее. Что-то мне не столько дом, как хозяева кажутся стремными. Особенно эта нимфетка-хозяйка, старичка ловко подсекшая. Не могу вспомнить, из какого произведения прототипы, но спиной к ним лучше не поворачиваться.

Бро двинулся на поиски удобств, но далеко не ушел. Перехватил взволнованный Шишигов:

— Но кто она? Откуда⁈ Давно ли в России? Молю, откройте мне обстоятельства вашего знакомства!

Павел Петрович пылал, парил, и был порядком не в себе. Бро, слегка отвлеченный собственным напряженным состоянием, сначала было подумал, что речь о маркграфине, но потом сообразил:

— С мадемуазель д’Обиньи мы знакомы уже изрядно давно. Случалось, знаете ли, попадать в дорожные переделки. В России она давно, но боюсь, при более близком знакомстве покажется вам немного экстравагантной в манерах и характером. Ах, сударь, я должен идти, у меня срочнейшее дело.

— Князь! Князь, не губите! Я сгораю от любопытства. Ее ведь — прелестнейшую мадмуазель д’Обиньи — зовут Жюли? Какое милое имя!

— Несомненно. Слушайте, Павел Петрович, ступайте-ка, да подложите там поленьев в камин, дамы мерзнут. И заведите согревающий разговор. По-простецки, по-деревенски. У мадемуазель д’Обиньи оригинальные представления о приличиях, порой она резковата, но уж точно не поборница щепетильных формальностей.

— Ах, я не смею. Она — ангел!

Ну да, так все и думают.

Бро вырвался из лап очередного растяпы, попавшего под очарование драчливого розового ангела, и прорысил по темному коридору. А вот нельзя ли удобства поближе обустраивать⁈ Это ж добрый километр по потемкам, в смысле, абсолютно недобрая темная верста…

В темноте кашлянули — набравший ход князь Волков едва не врезался в стену. А — та любознательная девушка из прислуги, горничная или просто привлеченная по случаю из дворни — платье на ней странновато сидит. Но это не причина пугать гостей в коридорах.

— Ох… затаились вы, барышня.

— Простите великодушно, барин. Послание вам, — прошептала девица. Отблески снежного света из далекого окна падали на ее бледное лицо, при ближайшем рассмотрении оно оказалось безупречным почти до неестественности, словно в компе эту красавицу рисовали: глаза, брови, невинные губы, толстая и тугая светлая коса, — все безукоризненно, аж почти неживое.