Цветок вампира - аконит - Мокашь Лили. Страница 21

Наши губы встречаются. Я чувствую мягкость его кожи и едва уловимый аромат лимонного мармелада, который теперь кажется мне самым желанным на свете. Рот приоткрывается, и я отдаю себя целиком моменту. Сладость смешивается с солью. Дыхания не хватает, но я хочу ещё и ещё, прикрывая в удовольствии глаза. Никогда бы не подумала, что первый поцелуй пробудит во мне такую жажду близости, жажду единения. Пальцы вплетаются в русые волосы изучая. Я вдыхаю запах кожи Ника, пытаясь запомнить. Чувствую, как его руки скользят по моей шее и на короткое мгновение замирают. Мелкими поцелуями Никита одаривает всё лицо, осторожно продвигаясь ниже. Ловкие пальцы растягивают молнию куртки и вновь скользят по шее. Поцелуи вторят прикосновениям Ника, точно боясь упустить хотя бы один отпечаток.

Обжигающее чувство наполнило каждую клетку тела. Всё казалось таким новым и в то же время знакомым, долгожданным, а главное – правильным. Поцелуи на шее становились глубже. Губами Никита немного оттягивал кожу, точно заигрывая. Я гладила его плечи, закапывалась пальцами в непослушные пшеничные волосы, призывая не останавливаться. Даже сквозь ткань пуховика, я чувствовала, как по его телу раздаются вибрации. Ещё один поцелуй в шею. Глубокий и, на этот раз, слишком требовательный, отчего кожу начало слегка пощипывать, но я стерпела, ожидая новую волну наслаждения. Однако на смену неприятному ощущению, пришло ещё более яркое и резкое, от которого я вздрогнула, а следом и вскрикнула.

Никита тут же отстранился. Казалось, он отпрыгнул от меня в ужасе так далеко, насколько это позволяло сидение. Каримов буквально прижался спиной к двери и вскрикнул руки приговаривая:

— Прости, прости! Я не хотел! Это вышло случайно! – затараторил Ник и я не понимала, за что он извиняется. Неужели за поцелуй?

— Сейчас принесу аптечку, — бросил он и поспешно вышел из машины, после чего открыл багажник и вернулся к водительскому сидению. В руках он держал красную автомобильную аптечку, которую протянул мне через сидение, оставаясь на улице.

— Зачем мне аптечка? Ты чего?

Он отводил взгляд, точно стараясь не смотреть на меня и настойчиво потряс аптечкой, призывая наконец её забрать.

— У тебя кровь на шее. Лучше обработай и заклей на всякий случай пластырем.

Я прикоснулась к месту, где ещё недавно были губы Никиты и когда отстранила руку, увидела алую блестящую жидкость на кончиках пальцев. Её было совсем немного.

— Да ладно, пустяки. Кровь скоро остановится, ничего страшного. Ты же не специально.

Лицо Никиты только стало серьёзнее. Казалось, в глазах читалось чувство вины, но я искренне не понимала масштаба трагедии. Ну подумаешь кровь. Что с того?

— Не специально, — грустно отозвался Ник, задумавшись о чём-то своём и вскоре продолжил: — Обработай сама, пожалуйста. Я не могу смотреть на кровь.

— Мутит, да?

— Вроде того.

Пока я обрабатывала царапину, Никита оставался у открытой двери, точно не решаясь вернуться в салон. Должно быть, ему совсем плохо. Бедный парень.

Откинув козырёк я обнаружила встроенное небольшое зеркало и осмотрела шею. На месте, где ранее чувствовалось неприятное жжение, кожа порозовела и, казалось, продолжала набирать яркость, постепенно превращаясь в синяк. С края от намеченной полоски оказалась маленькая царапина, на поверхности которой едва-едва проступала кровь. Сказать по правде, я бы не стала такую даже обрабатывать.

Раскрыв аптечку, я достала ватный диск, промокнула его перекисью водорода из пластикового сосуда с узким носиком и приложила примочку к шее. Кожу слегка пощипывала. Прямо как в детстве. Подождав несколько секунд, я отняла диск от шеи и достала круглый пластырь телесного цвета из набора в аптечке. Ловко сняв половину плёнки, я прицелилась через зеркало и осторожно наклеила пластырь поверх царапины. К счастью для меня, диаметра хватило, чтобы перекрыть и покраснения на коже. Если прогул Костя мне ещё и мог простить, как я подозревала, то вот насчёт засоса на шее такой уверенности не было.

Никогда не говорила с отцом о парнях. Правда, у меня их никогда и не было, чтобы заводить разговор о чём-то подобном. Все мои знания о романтических отношениях брали начало из книг, да из неловких разговоров с мамой. Впрочем, некоторые одноклассницы и того не имели, когда я ещё училась в Ростове, спрашивая у подруг «а правда, что ношение тампона может убить?» и прочие вопросы. Незнания порождает страх, комплексы и неуверенность в себе. Понимание, как работает твоё тело, как минимум не позволяет поддаваться панике и совершить ошибку, поэтому я была благодарна маме. Думаю, в процессе неловко было нам обеим, потому что она то и дело отводила взгляд и комкала в руках салфетку, как делала каждый раз, когда волновалась или чувствовала себя некомфортно.

Уложив всё обратно в аптечку, я вышла из машины и, обойдя её, торжественно вручила Никите, после чего довольная собою, указала пальцем на пластырь, но Каримов лишь вяло улыбнулся в ответ. Ник даже не посмотрел в мою сторону, задумчиво смотря сквозь стволы деревьев. Взгляд блуждал, не задерживаясь ни на чём определённом, словно где-то в недрах леса томилась надежда разжечь едва обретённую искру, но волшебство уже утратило силу, оставив чувства на обочине.

Я приоткрыла рот, однако быстро поняла, что не знаю, как нарушить тишину. Хвойный воздух с каждым вдохом пропитывал лёгкие, пытаясь подарить покой раненому сердцу. Неужели я что-то сделала не так?

После тёплого салона авто на улице казалось холоднее, чем было пару часов назад, когда мы с Костей выходили из дома. Влага, оставленная с ночи, каплями собиралась на кончиках сосновых иголок. Лучи утреннего солнца оставляли сверкающие блики, точно гладкие сферы были не из воды вовсе, а из горного хрусталя.

Я застегнула куртку и убрала руки в карманы, ища хоть немного тепла. Возвращаться в машину сейчас, казалось бессмысленным, пока Ник стоит вот так: задумчивый и отрешённый. Быть может, если я дам Каримову немного времени, он начнёт разговор первым?

— Мы почти приехали, — прозрачным тоном произнёс он, всё так же смотря куда-то вдаль.

Я осмотрелась по сторонам и не увидела ничего, кроме разбитой дороги, по которой мы доехали сюда, машины, да редкого леса.

— Ты уверен? Я не вижу ни одного здания в округе.

— Это потому, что мы с другой стороны лесопилки, — уточнил Никита: — Не хотел заезжать через ворота. Лучше не привлекать внимание лишний раз.

Каримов умолк. После чего посмотрел себе под ноги и принялся шевелить небольшой камень мыском кроссовка.

— Послушай, я… — начал Ник, но прервался на полуслове, будто пытаясь подобрать слова: — Мне жаль. Прости.

Я смотрела на Никиту и не могла понять, за что он извиняется. За поцелуй?

— Что, я так плохо целуюсь? — мне хотелось, чтобы вопрос прозвучал шутливо, надеялась разрядить обстановку, но уже к концу почувствовала во рту горечь.

— Нет-нет, что ты, — поспешно отозвался Ник и вновь умолк, продолжая смотреть под ноги. Я заметила, как в удивлении вытянулось его лицо. Брови поднялись кверху. Он облизнул нижнюю губу и с трудом сглотнул, будто это действие давалось Каримову с трудом.

— Но ты жалеешь, что это произошло и теперь тебе неловко рядом со мной, — холодно резюмировала я, хотя внутри меня всё разрывалось. Не таким я видела первый в своей жизни поцелуй. В романах его всегда описывали, как большое событие. Страстное, долгожданное. Дарящее чувство единения. Навсегда опутывающее двоих тонкой нитью, связывающей вместе однажды и навсегда. Так почему же расстояние между нами только растёт с каждым словом?

Ник наконец посмотрел на меня. Его глаза блестели так, будто к ним подступали слёзы. Он повернулся всем телом, вставав прямо передо мной. Тёплые и теперь такие знакомые ладони легки на моё лицо. Казалось, Никита стремится завладеть каждой каплей моего внимания. Медленно, точно подчёркивая хрупкость сокровища, к которому ему позволили прикоснуться, Ник приблизил своё лицо к моему. Чуть вытянув шею вперёд и скруглив спину, Каримов разорвал дистанцию между нами. Мы смотрели друг на друга. Глаза в глаза.