Цветок вампира - аконит - Мокашь Лили. Страница 22

Тело отяжелело, призывая меня не шевелиться. Страх уже начал разрастаться, пожирая всё хорошее внутри меня. Убивая надежду, которая ещё не успела окрепнуть. Как легко принять за нечто большее дружеское отношение к человеку, а поцелуй – за клятву в любви. Не прошло и пяти минут, а я уже построила воздушный замок и принялась облагораживать всё внутри.

Страх заставил сердце биться чаще, а дыхание сбиться. Непонимание оттого, что произойдёт дальше, заставляло нервничать и это чувство едва ли было приятным. Я молила, чтобы мне уже просто разбили сердце, желая забыть всё, как страшный сон. Сесть в машину и вернуться в школу. Возможно, мы даже успели бы к третьему уроку.

Но Ник вновь прильнул к моим губам. Этот поцелуй отличался оттого, что произошёл в машине. Он был мягким и нежным. Коротким, не требующим продолжения.

— Я жалею, что не поцеловал тебя раньше. Что не позвал на танцы в ту же секунду, как ты спросила, — правой рукой он поправил выбившуюся прядь волос обратно, за ухо. Взгляд скользнул по шее и задержался на месте, где теперь красовался круглый пластырь.

Мне захотелось вновь прильнуть к его губам, не веря своему счастью, и я, сама не осознавая, подаюсь вперёд, словно желая проверить реальность происходящего. Ник отвечает на поцелуй и по всему телу у меня разливается тепло. Даже если бы сейчас пошёл снег, я даже не заметила. В это мгновение для меня не существовало ничего, кроме безмолвного леса, лимонного аромата недавно съеденного мармелада и мягких губ Никиты.

Стоило поцелую завершиться, как Каримов обвил меня руками за талию и притянул к себе. Разница в росте позволила мне только прислониться щекой к груди. Жаль, что через куртку нельзя было расслышать биение его сердца.

— Уже поздно спрашивать про танцы? — в голосе Ника звучали знакомые весёлые ноты.

— Поздно, увы, — я решила поддержать шутку: — Я иду со своим парнем.

— Парнем? Вот так сразу?

— Зачем, если теперь и так всё ясно?

В ответ Ник лишь поцеловал меня в макушку. Дальнейшие слова были излишни.

Вспомнив вскоре, зачем приехали, мы вернулись в машину. Сверившись с навигатором, Никита предположил, что дальше придётся идти пешком. Убрав рюкзаки под сидение от любопытных глаз, мы отправились прямиком через лес к старой усадьбе. Тропа оказалась узкой. Вся почва между деревьями была устлана тетрафисовым мхом. И тут и там виднелись раскидистые листья папоротников, порой обращая на себя излишнее внимание, путаясь в ногах. Цепкие листья хватались за брюки, призывая замедлиться, но мы продолжали идти друг за другом. Каримов вёл так уверенно, не теряясь, стоило тропе разветвиться, точно прекрасно знал дорогу.

— Ты раньше здесь бывал?

Никита кивнул:

— Мой отец раньше работал на лесопилке. Когда я был ребёнком, мама часто привозила нас сюда, так что я знаю всё в округе не хуже, чем в городе.

— Наверное, это очень утомительно – всегда бродить по одним и тем же местам.

— Не сказал бы, — Никита отогнул мешающую на пути еловую ветвь и придержал, пропуская меня вперёд: — Когда часто видишь одно и то же место, легко отследить как оно меняется. Чем старше становится Ксертонь, тем больше она расцветает. Особенно после того, как построили новую дорогу.

— Да, кажется, ты об этом уже упоминал.

— Я до сих пор удивляюсь, как мы не встретились с тобой раньше. Ты ведь приезжала когда-то к отцу, верно?

Настала моя очередь кивать, вот только затылком Ник вряд ли это видел. Я подумала об этом уже после того, как сделала жест, а потому поспешно добавила, стараясь идти за Каримовым след в след:

— На самом деле, я перестала приезжать несколько лет назад. В детстве мама часто отправляла меня к отцу на лето, вот только мне быстро всё наскучило: знаешь, Костя не то чтобы имеет в городе много друзей, несмотря на свою должно. Люди его скорее побаиваются, чем наоборот. Сверстников здесь я почти не видела, так что лето в Ксертони неизбежно начало ассоциироваться для меня с одиночеством и скукой. Вскоре мы с отцом договорились о новом плане и стали отправляться вместе в поездки.

— Многое успели посмотреть?

Я задумалась, вспоминая прошлые годы. В основным отец возил меня куда-нибудь потеплее. Часто приходилось делать пересадку в той же Москве, отправляясь в Турцию или Египет, но ни в первом, ни во втором месте мне особо не нравилось из-за отношения местных и вездесущей грязи. Ну почему люди не могут донести свой пакет из-под сока до урны? Подобное зрелище расстраивало меня, контрастируя на фоне с живописными пейзажами. Если же в Турции всё казалось мне колоритным и наполненным растительностью, то о Египте в воспоминаниях оставалась красота подводных кораллов и километровые пустыни, с редко встречающимися одиночными зданиями из глиняных блоков, похожих на своеобразный аналог кирпича. Во всяком случае, мне казалось, что они были сделаны именно из этого материала. Как дело обстояло на самом деле, я всё время забывала поинтересоваться в интернете, находя чем ещё себя занять.

В памяти всплывали и горные пейзажи Куртатинского ущелья, и небольшой некрополь Даргавса на Кавказе из девяносто пяти фамильных склепов. Я навсегда запомнила историю этого места, рассказанную гидом: когда-то в Даргавсе было принято не предавать человека земле после смерти, а наоборот – хоронить вместе со всем имуществом. Родственники усопших заботливо складывали в маленькие выемки внутри усыпальниц всё, что, как они считали, способно помочь человеку после смерти. Во время холеры восемнадцатого века люди уходили умирать в склепы целыми семьями и считалось, что это могло быть одной из причин, почему внутри каждого здания кости лежали даже всё в тех же выемках, потеснив имущество. Из-за особенностей климата многие трупы мумифицировались, а не разложились, что казалось мне особенно жутким. Даже в Египте я не испытывала такого трепета, как в некрополе Даргавса.

— Да, знаешь, — начала я вслух: — Наверное, много. Мы успели и на Кавказе побывать, и в Египте, кое-где в Турцию, а также на Кипре.

Никита присвистнул:

— Ничего себе список! Я, кроме Ксертони, пока особо нигде не бывал и мало что видел. Разве только Новосибирск, да Екатеринбург. Отец иногда берёт меня с собой договариваться о поставках и просто побродить там и сям. Думаю, ему просто скучно стало ездить одному.

Лес постепенно становился реже и стал виден просвет.

— А где тебе понравилось больше всего?

Пусть я и считала путешествие на Кавказ самым интересным за свою жизнь, мне не хотелось нагнетать атмосферу, рассказывая о семейных захоронениях и трупах. Желая ухватиться за что-то более приятное, я вспомнила, как на целых десять дней мы поехали с Костей на Кипр.

— Думаю, на Кипре. Мне понравились местные галечные пляжи, чистая вода и высоченные пальмы. Ты бы только их видел?

— Может когда-нибудь и увижу, — Никита повёл плечами, а голос его стал немного тише: — Я никогда не думал всерьёз езжать отсюда, да и не думаю, чтобы из этого вышло что-то хорошее.

Я удивилась, услышав подобный ответ.

— Но ведь путешествия – это временно. Почему не поехать куда-нибудь, посмотреть мир? Узнать, как живут другие люди? Это ведь так интересно!

— Возможно для кого-то и так, но не для меня. Слышала когда-нибудь фразу, что уезжая, мы никогда не возвращаемся такими же? На смену нам всегда возвращается кто-то другой.

— И ты боишься измениться?

Ник тяжело вдохнул и остановился. Он обернулся ко мне, наши пальцы сплелись воедино. Постояв так немного, Каримов наконец подобрал слова и ответил.

— Скорее я боюсь, что мне не понравится тот, кто вернётся вместо меня.

Его слова заставили меня задуматься. До сегодняшнего дня я не замечала, каким серьёзным и рассудительным может быть Ник. В его взглядах на вещи чувствовалась некая недоступная мне мудрость, к которой хотелось прислушиваться. Это удивляло меня, ведь навряд ли наш жизненный опыт так сильно разнился, чтобы поучать друг друга. Хотя, кто знает: быть может, исполнится и мне восемнадцать лет, как я начну чувствовать себя иначе. Чисто по наитию. Исполнится, там и узнаю.