Цветок вампира - аконит - Мокашь Лили. Страница 5

Оказалось, я прошла за двумя девушками. Одна из них оказалась блондинкой с тонкой фарфоровой кожей, сквозь которую просвечивались линии вен даже на висках, вторая оказалась тоже бледной, но с пепельно-русыми волосами. По крайней мере цветом кожи в классе я не буду выделяться — ростовское солнце едва ли меня жаловало.

Я подошла к столу учителя, на котором красовалась начищенная табличка с надписью «Георгий Васильевич Радчинский». Преподаватель оказался рослым мужчиной с дряблым вторым подбородком и клиновидной лысиной, начинающейся от висков. Получив обходной лист, он посмотрел на мою фамилию и вытаращился так, что я почувствовала, как густо краснею. К счастью, свободное место оставалось только на задней парте. Глазеть на меня, сидящую так далеко, одноклассникам было непросто, но они всё же умудрялись поворачиваться поглазеть, как только учитель начинал писать на доске. Пол-урока я не поднимала взгляда с выданного списка литературы. Он оказался стандартным: Булгаков, Пастернак, Солженицын, Куприн, Горький. Всё это я уже давно прочитала. Открытие было приятным и, в то же время, скучным. Мысленно я пожалела, что не стала брать с собой старые конспекты и сочинения. Интересно, если я попрошу маму отправить тетради мне по почте, она согласится? В голове обыгрывая спор с Марией и придумывая аргументы, почему сдача старых работ не может считаться мухлежом, я не заметила, как закончился первый урок.

Прозвучал гнусавый звонок и все ученики, как один, принялись собираться рюкзаки и сумки. Я помедлила, не спеша столкнуться с кем-нибудь в проходе, как заметила движение в мою сторону. Нескладный парень, с ниспадающей чёрной чёлкой на глаза и россыпью прыщей на подбородке, шёл прямиком к задним партам.

— Ты Настя Черная?

С виду он казался чрезмерно доброжелательным, как мэр маленького городка с телевизионного экрана.

— Ася, — поправила я. Ученики, собирающие вещи с близстояших парт, разом обернулись, обратившись в слух.

— Следующий урок у нашего класса — ОБЖ с Мазепиным в четвёртом крыле. Знаешь дорогу?

Я неуверенно покачала головой, понимаю, что знаю только в теории маршрут.

— Пойдём вместе, так точно не потеряешься на переходе, — он подождал, пока я поднимусь с места, и поравняюсь с ним в коридоре, — Кстати, я Андрей.

— Очень приятно, — сказала я дежурно, а не потому, что на самом деле это чувствовала.

Куда ни повернись, ко мне были прикованы любопытные взгляды. Идущие позади одноклассники держались к нам с Андреем так близко, слова желали поймать каждое слово. Да уж, от такого внимания можно и параноиком стать.

— А ты чего без дождевика?

Я вновь пожала плечами.

— Не знала, что в Ксертони так принято. В Ростове редко идут дожди.

— Настолько редко? — его лицо показалось мне по-настоящему удивлённым.

— Ну, — я замялась, примерно представляя, — раз пять за сезон. И то, не очень обильно.

— Ого! А в остальное время, как с погодой?

— Солнечно в основном и ветрено.

Андрей, нахмурившись, осмотрел меня сверху вниз:

— Что-то ты не выглядишь загорелой.

— У меня мама — наполовину альбинос.

Он настороженно начал всматриваться в моё лицо, и я с грустью вздохнула. С таким трудом отращённому сарказму в Ксертони грозило полное вымирание.

Спустившись на третий этаж, мы свернули в переход и вновь начали поднимать до пятого этажа, но уже другого крыла. Дойдя до конца коридора, мы упёрлись в нужный кабинет. Андрей остановился, чтобы повесить на такую же, как в прошлом кабинете, вешалку дождевик. Пожелав мне удачи, он сел за первую парту по центру, а я же направилась к столу учителя с обходным листом.

Остаток утра прошёл примерно так же. Учитель геометрии Василий Александрович Петров, которого я в любом случае возненавидела за его предмет, стал единственным, кто в этот день вызвал меня к доске, устроив публичную казнь, заставив рассказать о себе. Я заикалась и краснея, не зная, что вообще могу о себе рассказать. К моему удивлению, по классу не разнеслось ни одного смешка, даже когда я пошла к своему место и споткнулась о край чьего-то рюкзака, брошенного на пол в проходе.

За три урока я запомнила несколько лиц из класса. Каждое занятие находился кто-нибудь посмелее остальных, в основном из мальчишек — представлялись, спрашивали, как мне первые дни в Ксертони. Никто из них не знал, что я была здесь и раньше, просто исключительно в рамках каникул. Я старалась быть вежливой и доброжелательной и, к счастью, схема школы в этот день мне не понадобилась вовсе.

Одна одноклассница села вместе со мной и на геометрии, и на английском, а потом позвала отправиться вместе на обед в столовую. Одноклассница была настолько худой, что казалась хрупкой. Ростом на пару сантиметром ниже моих ста шестидесяти пяти, но из-за объёмных каштановых кудрей, собранных в высокий хвост, эта разница терялась. Я не расслышала её имени на геометрии, поэтому всю дорогу только улыбалась и кивала, стараясь не выдать себя в надежде, что кто-нибудь её окликнет.

Мы присели в центре столовой за длинный белый стол с приставленными к нему однотонными лавками в цвет, где уже сидели подруги одноклассницы. Они сразу же представились, однако имена я забыла сразу же, как услышала — слишком много информации за один раз. Девушки явно восхищались одноклассницей, которая оказалась достаточно смелой, чтобы заговорить с новенькой. Я была за это благодарна, потому что самой мне всегда трудно сделать первый шаг. Сидя через несколько столов от нашего, мне помахал рукой уже знакомый, после урока литературы, Андрей.

Именно тогда, отвечая на приветствие и стараясь одновременно поддержать вежливый разговор с шестью незнакомками, я и увидела их впервые.

Они сидели в самом дальнем углу зала, расположенном у окна во всю стену, с видом на зелёную территорию при школе. Их было пятеро. Они не разговаривали между собой, а подносы с едой лежали перед ними нетронутыми. В отличие от большинства других учеников, эти не изучали меня взглядом, поэтому я смотрелась на них, не боясь пересечься взглядом. Холодные и недоступные, каждый из них смотрел в какую-то точку перед собой, словно размышляя о бесконечных тайнах мироздания, доступным лишь им одним. Однако ничего из того, что я перечислила, не было причиной моего интереса.

С виду они казались такими разными. Из трёх парней за столом один — крупнее других, имел телосложения атлета. Балахон в обтяжку сидел по всему его телу, подчёркивая рельеф мышц. Тёмные кудри топорщились из стороны в сторону, сохраняя идеальный завиток, словно перед школой этот парень проторчал не один час у зеркала, добиваясь идеального результата. Второй был выше ростом здоровяка, но значительно уже, хотя и его одежда намекала на скрывающуюся под ней мускулатуру. Медовый блондин, с прядями, едва ниспадающими ниже мочек ушей. Третий на их фоне выглядел не таких крепким, но едва ли давал фору в росте светловолосому. Каштановые волосы с выраженным отливом бронзы, были аккуратно пострижены у висков, диссонируя со взъерошенным верхом. В нём было больше дерзкости, присущей подросткам, хотя я легко бы приняла его за студента института, чем ученика старшей школы.

Во внешность сидевших вместе с ними девушек тоже не было единства. Та, что казалась повыше, отличалась скульптурной стройностью, словно модель, сошедшая с обложки глянцевого журнала. Рядом с такой красота любой другой одноклассницы меркла. Её волосы были мягкого песочного цвета и ниспадали волнами до самой поясницы, пытаясь укрыть идеальное тело от любопытных глаз. Вторая девушка напомнила мне эльфийку своими заострёнными кончиками ушей, открытыми благодаря элегантной короткой причёске. Невысокая, что особенно подчёркивалось, благодаря росту окружающих её ребят, и невозможно хрупкая. Иссиня-чёрные волосы торчали во все стороны, как многочисленные иголки, готовые в любой момент защитить свою хозяйку.

Несмотря на контраст, кое-что объединяло сидевших за одним столом, помимо безучастного взгляда. Их лица казались бледными, точно мел, даже если сравнивать с моим собственным оттенком кожи, словно их лиц никогда не касалось солнце. У всех пятерых цвет волос отличался, а вот глаза оказались пугающе одинаковыми, почти чёрными. Под ним пролегли глубокие тени с лиловым оттенком, как после бессонной ночи — единственное несовершенство, на фоне идеально отточенных и плавных линий лица.