Художник моего тела (ЛП) - Винтерс Пэппер. Страница 30

Заглянув в душ, я осмотрела бутылки на стеклянной полке. Ничего — только кусок кремового мыла.

Никаких признаков клубники.

Снова принюхиваясь к воздуху, ничто сладкое не дразнило меня.

Не желая подглядывать, я вернулась в гостиную и обнаружила Гила, сидящего прямо с телефоном в руках. Затылок его напрягся. Под серой футболкой виднелись мускулы спины.

С душераздирающим стоном он провел рукой по волосам, швырнул телефон на пол и покачнулся над ранами в животе. Он дрожал так, словно хотел разнести в клочья каждый предмет мебели, и в то же время едва не рухнул на колени.

Мое сердце снова споткнулось, упав на невидимое препятствие, разрушив мое будущее, потому что я все еще была влюблена в мужчину, который казался полностью разрушенным.

Самыми легкими шагами я подошла ближе и села рядом с ним. Моя рука мягко опустилась на его бедро.

Гил откинулся назад, его голова взлетела вверх, глаза распахнулись. На секунду я испугалась, что он ударит меня. Я приготовилась к чему-то ужасному.

Но он сдержал себя, его глаза кровоточили болью. Его голос дрожал от ярости и замешательства.

— У меня кончаются силы, О. — Гил склонил голову. Его тяжелая ладонь легла на мою и сжала.

Так же быстро, как он коснулся меня, убрал мою руку со своего бедра и положил ее на мою с твердым отказом. Он вздрогнул, медленно отодвигаясь от меня со слабым, полным агонии шипением.

— Ты не можешь быть здесь.

Я не спрашивала, почему. Я не предлагала стать его силой. Наша дружба работала не так. Я просто предложила ему убежище. Никаких вопросов. Никаких требований. Потому что еще в детстве я поняла, что Гилу не нужно, чтобы кто-то указывал ему, что делать. Ему просто нужен был кто-то, кто заботился бы о нем.

— Что бы ни случилось, я забочусь о тебе. Я останусь, пока тебе не станет не так больно.

Гил застонал от боли, слишком измученный, чтобы ответить.

Открыв болеутоляющие таблетки, я достала три для него и две для себя. Моя голова болела от того, что меня использовали как оружие против этого безумца.

— Вот. — Его взгляд проследил за моей поднятой ладонью. — Мы больше не дети. Мне не нужно, чтобы ты играла роль няньки.

Я не ответила, потянулась за стаканом, который наполнила для него, и сделала глоток, чтобы проглотить свое собственное обезболивающее.

Понимание омрачило его лицо.

— Этот херов ублюдок сделал тебе больно?

— Я в порядке.

Его большие руки опустились мне на плечи, развернув лицом к себе.

— Олин.

Его глаза поймали мои, и он больше не мог скрывать правду. Его удивительное, невероятное сердце, которое, несмотря на его воспитание, хранило в себе любовь, достойную галактик. Его доброта, его забота, его...

Ставни захлопнулись, не давая мне больше ничего видеть. Его пальцы судорожно сжались на моих плечах, прежде чем оторваться, как будто я была сделана из пламени, и только что опалила его до самой сердцевины.

— Черт побери!

Притворяясь, что мои губы не горят от желания поцеловать его, и изо всех сил стараясь скрыть внезапную дрожь, я снова протянула ему таблетки.

— Возьми.

Гил смотрел на них так, словно не знал, что это такое, и он больше не был человеком. Его мысли были заперты в той тюрьме, в которую он сам себя загнал.

Я ждала. И осталась.

Наконец, Гил протянул руку и вздрогнул, когда наша кожа поцеловалась, его пальцы на моей ладони, принимая предложенные обезболивающие. Стиснув зубы и напрягая мышцы, он бросил их в рот и потянулся за стаканом.

Его горло работало быстро, глотая жидкость, прежде чем он с грохотом поставил стакан и встал.

— Спасибо. Я провожу тебя.

Я тоже встала, чувствуя себя слишком маленькой и слабой на диване, когда он возвышался надо мной. Я втянула в себя воздух, готовая бороться за то, что хотела.

— Я больше не буду спрашивать, что там произошло. Но хочу спросить, не попал ли ты в беду.

Его глаза сузились.

— Единственная проблема, в которой я нахожусь, это то, что ты отказываешься повиноваться мне.

— Это потому, что он думает, что мы вместе?

Он вздрогнул.

— Нет.

Это было «да».

— Ты с кем-то еще? Неужели он думает, что может избить тебя за то, что ты изменил…

— Нет. — Гил провел рукой по волосам. — Это не имеет никакого отношения к тебе, и все это имеет отношение ко мне. Мне просто нужно, чтобы ты ушла. Мне нужно, чтобы ты ушла и никогда не возвращалась.

— Пойдем со мной. Мы поедем ко мне домой, и я...

— Олин. — Его цоканье склеило мои губы, смущенный жар загорелся в моем сердце. — Наше прошлое ничего не значит, ясно? Уходи.

— Как я могу, когда знаю, что что-то не так?

— Потому что я не хочу, чтобы ты была здесь.

Отторжение покалывало мой позвоночник и кожу головы.

— Тебе никогда не нравилось причинять мне боль, Гил. Теперь ты в этом эксперт.

Самая черная тень поглотила его черты, как будто он был втянут в другое измерение, где жили только ужасы, видя то, что я не могла, переживая то, чего я боялась.

Он сжал кулаки, ярость охватила его.

— Может быть, тебе трудно правильно вспомнить наше прошлое. Ладно, я помогу тебе с этим, раз уж ты считаешь, что я потерял манеры.

Зима хорошо и искренне приветствовала его возвращение, его голос был чистым морозом.

— Я был мастером причинять тебе боль. Я все время причинял тебе боль. Я заставил тебя влюбиться в меня, только чтобы бросить тебя в этом классе. Я заставил тебя поверить, что у нас есть будущее, только чтобы уйти, не попрощавшись.

Мороз растаял, его голос звучал странно, сдавленно. С раскаявшимся взглядом он заставил неумолимую злобу звучать в его голосе.

— Я не хотел тебя тогда и не хочу сейчас. Ты ставишь себя в неловкое положение, Олин. Гоняться за мужчиной, который не собирается больше быть с тобой.

Слеза вырвалась из-под моего контроля, скатилась по ресницам и скатилась по щеке.

— Спасибо, что напомнил мне, Гил, о твоем полном безразличии ко мне. — Я выгнула подбородок, обхватив себя руками. — Но позволь мне сделать то же самое. В течение многих лет я говорила себе то же самое. Я снова и снова повторяла то, что произошло между нами, потому что до того дня не было никаких признаков того, что ты ненавидишь меня. Никаких намеков на то, что я тебя раздражаю. Никаких инстинктов, что ты просто играешь с моим сердцем. Но ты прав, я сама себя ставлю в неловкое положение. Я делаю именно то, что обещала никогда не делать, если мы когда-нибудь снова увидимся. Я выставляю себя дурой, пытаясь заставить тебя вспомнить, насколько мы были идеальны друг для друга. — Смахнув очередную одинокую слезу, я задрожала от гнева и горя. — Но на этот раз все испортила не я, Гил. Я бы осталась в стороне после того, как ты нарисовал меня, смирившись с потерей тебя семь лет назад, и достаточно сильной, чтобы двигаться дальше в своей жизни, видя, как ты совершенно ясно дал понять, что двигаешься дальше со своей. Но вот в чем дело... — Я подошла к нему, встав на цыпочки, так что мы оказались почти лицом к лицу. — Ты подошел и поцеловал меня, и ложь развалилась.

Он судорожно втянул в себя воздух.

— Этот поцелуй ничего не значил.

— Этот поцелуй значил все.

— Отойди от меня. — Затрещало электричество. Химия зашипела.

— Почему ты заплатил мне втрое больше, чем обычно платишь за холсты?

— Что? — Гил оскалил зубы. — Я не знаю, что...

— Ты поцеловал меня и заплатил слишком много денег. — Мой взгляд остановился на его губах. — Почему?

— Ты сводишь меня с ума.

— Ответь мне.

Его глаза сверкнули изумрудом.

— Уходи. — Его нос коснулся моего, когда он наклонился, заставляя команду войти в мои легкие.

Я сорвалась.

Мои руки взметнулись вверх, обвились вокруг его шеи, как виноградные лозы. Я притянула его к себе, не обращая внимания на его раны.

Он хмыкнул, когда мои губы коснулись его.

Я поцеловала его так же горячо и страстно, как он целовал меня. Я позволила ему почувствовать разницу между желанием и ложью. Я позволила ему снова попробовать мое сердце.