На исходе лета - Хорвуд Уильям. Страница 16

— Спасибо, — неуверенно отвечал Бичен, сам не до конца понимая, за что, собственно, благодарит, и втайне гадал, что они такого видят в Триффане.

Через несколько кротовьих лет многие, вспоминая первую встречу с Биченом в Бэрроу-Вэйл, говорили с налетом ностальгической грусти (что вообще характерно для воспоминаний о безвозвратно ушедшем):

— Тогда он был простым молодым кротом и взирал на окружающий мир глазами распахнутыми, как клюв у скворца! Кто бы мог подумать?..

Но что бы ни мог кто-то подумать, по крайней мере один крот имел особые причины помнить те давние дни, и его краткий рассказ достаточно ярко показывает, что при всей своей «заурядности» Бичен уже в юности был отмечен Камнем и, хотя, вероятно, еще сам не знал этого, протянул лапу к самому сердцу кротовьего мира.

В то утро, вскоре после ухода из Бэрроу-Вэйл, путникам повстречался крот; худой и старый, он словно поджидал их, чтобы только бросить взгляд, когда они будут проходить. Такое случалось не раз, и Триффан уже привык к подобному, поскольку многие данктонские узники пережили такие беды, что стали робкими и забитыми; а если к тому же их коснулась болезнь — они были совершенно сломлены, однако в глубине души жаждали уважения.

Хотя Триффан был не склонен оказывать особые пики учтивости — возможно, потому, что зрение его было уже не то, — для таких кротов он всегда находил в сердце приветливые слова, по мере возможности избегая длительных бесед. Но приветливость, участие, чуть-чуть теплоты всегда можно проявить. Стоит ли отказывать в такой малости?

Однако в тот день после задержки в Бэрроу-Вэйл Триффану не терпелось двигаться вперед. В глазах встреченного крота определенно виделась робость, но смешанная с любопытством и ожиданием. Триффан уже видел этого несчастного в ночь, когда родился Бичен, но не знал его имени, и накануне в Бэрроу-Вэйл его не было.

— Да пребудет с тобой Камень, юноша! — проговорил крот, к облегчению Триффана не делая попыток добавить что-то еще или приблизиться.

И они уже почти прошли мимо, когда Бичен вдруг остановился и обернулся к незнакомцу.

— Пошли, Бичен, — сказал Триффан, не желая снова задерживаться.

Но было поздно — Бичен уже вернулся к старому кроту и приветливо поздоровался с ним.

Голова старика была изъедена лысухой, лапы распухли, скрючились и, очевидно, болели. Когда Бичен приблизился, он словно удивился, встревожился и даже приготовился бежать, но Бичен оказался слишком быстр для него, и старый крот, сделав два-три шага, замер и выдавил неуверенную улыбку:

— Я просто хотел пожелать вам здоровья. Просто посмотреть на тебя.

Бичен ничего не говорил, а крот взволнованно продолжал:

— Говорят, твое имя Бичен. Раньше я не слышал такого имени, но оно звучит внушительно.

Несмотря на свою застенчивость, он говорил связно и гладко. По местному акценту Триффан догадался, что крот пришел в Данктон из близлежащих систем.

— А как твое имя? — спросил Бичен.

— Мое? — переспросил старик. Он словно сам точно не знал, и это казалось странным, потому что крот должен знать свое имя, даже если он болен и склонен к забывчивости. — Мое имя? Это… хм, не знаю. Я… — Его голос перешел в жалкое хихиканье, казалось, крот считал себя настолько ничтожным, что даже забыл собственное имя.

Триффан уже готов был прекратить этот разговор и призвать Бичена продолжить путь в Болотный Край, но что-то остановило его. К удивлению Триффана, Бичен подошел и прикоснулся к голове старого крота.

— Как бы ни называли тебя другие все эти годы, это не было имя, данное тебе матерью. Как тебя звали на самом деле?

Лишь несколько мгновений крот смог выдержать взгляд Бичена, потом глаза старика погасли, рыльце поникло, и он покачал головой, словно отгоняя воспоминания, слишком болезненные теперь, в свете нынешнего дня.

Триффан ощутил дрожь предчувствия и понял, что эта или подобные ей сцены еще не раз повторятся в последующие годы, когда Бичен одним прикосновением будет снимать чужие сомнения и разгадывать увертки.

— Да тебе-то откуда это знать? — сказал старик. — Никто не знает моего настоящего имени.

Бичен молча и пристально смотрел на него, и крот фыркнул, а потом, словно убитый горем, принял самый жалостный вид. Его подслеповатые глаза бегали туда-сюда, тщетно ища поддержки. И наконец он заплакал и позволил Бичену еще раз прикоснуться к себе.

— Да, ты прав. Меня звали… Меня звали… — И прошло немало времени, прежде чем он смог выговорить его: — Когда-то мое имя было Соррел, но грайки отняли его у меня и не вернули. Они забрали мою подругу и наших детей и сослали меня сюда. И теперь никто не зовет меня Соррелом.

— Откуда ты?

— Из Файфилда — грачу ничего не стоит долететь туда.

— Соррел Файфилдский, — тихо проговорил Бичен.

— Да, был когда-то, и гордился этим. Но не теперь. Взгляни на меня теперь… Взгляни на меня.

Тогда Бичен заговорил тихим, но властным голосом, и казалось, что замерла даже листва на деревьях и миг превратился в вечность.

— Ты снова станешь Соррелом, — сказал Бичен. — Для кротов, которые дороги тебе, ты снова будешь Соррелом. Теперь скажи мне имя твоей подруги и ваших детей.

— Ее имя… ее имя… Они убили ее у Файфилдского Камня. Там было много убитых. Они убили мою подругу. Ее звали Слоу, и она была создана для любви. У нас была дочка, Уин, и два сына, Бим и Эш. Их отняли у нас, мы едва успели попрощаться. Я велел им помнить нас и верить в Камень, но грайки убили Слоу, чуть ли не сразу как увели детей, и… и я больше не верю в Камень. Он погубил лучших кротов, каких я только встречал. Он…

Тут Триффан увидел, что свет в глазах несчастного Соррела словно стал ярче, когда он взглянул в глаза Бичену, хотя неизвестно, откуда взялся этот свет.

— Поверь Камню, Соррел, и он принесет тебе покой. Твоя жизнь не кончена, и тебя ожидают еще события, которые ты встретишь с радостью. И они придут, потому что я — Крот Камня. Но никому ничего не говори об этом, говори только, что твое имя было Соррел и что теперь ты опять Соррел и гордишься этим. Говори всем только это.

Бичен с Триффаном ушли, оставив старого Соррела благоговейно глядеть им вслед и. дивиться встрече с кротом, который прикоснулся к нему и чье прикосновение он ощутил как солнечный луч.

Позже другие нашли его и спросили:

— Крот, почему у тебя такой вид, будто ты увидел привидение?

— Мое имя Соррел, — твердо сказал Соррел.

— Соррел? Правда? А ты слышал об этом кроте — Бичене?

— Я встретил его, — прошептал Соррел. — Это поистине был Крот Камня. Его шерстка лоснится, на ней сияет небо, и его глаза ярки, как весенние цветы, что я видел в детстве. Он знал мое имя, которого не знал никто, и это имя — Соррел. Он знал мое имя, и прикоснулся ко мне, и сказал, что я еще не так стар и что еще есть события, которых я могу ждать с радостью.

— Какие события?

— События, о которых крот не стал говорить, пока они не произойдут.

— И он в самом деле знал твое имя, а не ты сказал ему? Ты уверен?..

— Он знал, — ответил Соррел.

И с этого начались все многочисленные истории и мифы о Кроте Камня — о том, как за несколько мгновений он изменял что-то в самом сердце кротов и напоминал им, кто они на самом деле. Эти простые истории в свое время перерастут в рассказы об исцелениях и пророчествах, о волшебстве и чудесах, и с ними не сможет справиться целая армия грайков. Поистине, в кротовий мир пришел Крот Камня, и его имя было Бичен.

В июне Болотный Край во всей красе открылся кротам, сумевшим пробраться сквозь заросли кустарника в чащу, куда солнце пробивалось через влажную зелень листвы, сладкий, окутанный тайной шафран и последнее, бледное цветение чемерицы.

Но даже летом эта часть Данктонского Леса оставалась темной и таинственной, так как буки холма уступали здесь место мелкой и густой ольхе, платанам и низкорослым дубкам, возвышающимся над кустарником и буреломом.