На исходе лета - Хорвуд Уильям. Страница 9

Вот он, моя милая, видишь — мы не можем больше замыкаться в себе. Слишком поглощенные порой жизненными тревогами и будничными делами, мы всегда храним в своих сердцах Безмолвие и, сознавая свое несовершенство, можем иногда ощутить его. Вероятно, когда-нибудь придет крот, который сумеет познать Безмолвие и остаться живым. Так говорил мне мой добрый отец, а теперь я говорю тебе. Поэтому склонись к земле и прислушайся к Безмолвию, а когда настанет момент, мы прикоснемся к Камню.

— А пока можно мне прижаться к тебе? — спросила Мистл.

Виолета молча кивнула. Она выглядела усталой, солнце как будто светило чересчур ярко для ее старой шкуры и шерстки.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Мистл, придвигаясь ближе, и словно вдруг повзрослела, произнеся эти слова.

— Я устала, моя милая, и я слишком долго была вдали от Камней. Но теперь я здесь, и ты со мной, и мы просто подождем, пока придет время прикоснуться к Камню.

Так, бок о бок, взявшись за лапы, они ждали, старая и молодая, и Камень Виолеты возвышался перед ними, и его тень становилась все короче, а солнце поднималось все выше.

Глава четыре

Теперь обратим рыльца к Роллрайту, еще одной системе из Семи Древних, к месту, где жил очень дорогой Триффану и его друзьям крот, хотя они не виделись уже много кротовьих лет.

Его звали Хоум, это был худой, вечно чумазый болотный крот, живший в любезном его сердцу захолустье вместе с данктонской кротихой Лоррен. Оба пережили возглавляемое Хенбейн нашествие грайков и последовавшую за ним трагическую эвакуацию из Данктонского Леса. У Хоума не было родных, но у Лоррен были, и она с тех пор не видела ни свою сестру Старлинг, ни Бэйли, младшего брата, которого всегда вспоминала с любовью.

Но все это было в прошлом, а сегодня, в этот ясный день, заглянем в нору Хоума и Лоррен и увидим там Хоума. Он обычно молчал, предоставляя говорить Лоррен, любившей поболтать, а если и приходилось что-то сказать самому, не тратил слов попусту. Это был немногословный, но дельный крот, он пользовался славой путепроходца, которого обучал сам Мэйуид — ни больше ни меньше.

Если Хоум не был весь в грязи, то его сплошь покрывала пыль. Он обладал своеобразными манерами, стремительными и порывистыми; рыльце его неожиданно для всех могло выглянуть откуда-нибудь из-за угла. Только что он был здесь, слушая разговоры Лоррен о прекрасном дне наверху — «таком прекрасном, что просто сердце радуется, я буду не я, если он не понравился бы Старлинг и маленькому Бэйли, будь они здесь, но их нет…», — и вот Хоум уже на поверхности, но совсем рядом, у самой норы.

Лоррен гордилась своим Хоумом, как и он ею, и, хотя за годы совместной жизни они так и не удосужились привести нору в порядок, там все же поселилось счастье, — впрочем, может быть, как раз по этой самой причине.

Неприбранное, неопрятное, пыльное счастье, созданное для безалаберных, но послушных подростков, которые горячо любили своих родителей и, поселившись отдельно, не забывали их и часто навещали. Дети Хоума и Лоррен знали о Камне, и, хотя добродушная роллрайтская элдрен, чье неодобрение выражалось лишь в суровых предупреждениях, обратила некоторых из них к Слову, они почитали своих родителей и относили родительскую веру в Камень к безобидным чудачествам. А роллрайтская элдрен легко прощала чудачества, поскольку ее гвардейцы любили спокойную жизнь и предпочитали не будить лихо, пока спит тихо.

Но для Лоррен малыши были уже в прошлом, грайки не приставали к ней и Хоуму. Эти двое были довольны своей жизнью в первую взрослую весну без молодняка, обретя свой неряшливый покой, о котором давно мечтали…

Хоум вдруг снова появился внизу и горящими глазами уставился на Лоррен. Его рот приоткрылся, маленький крот имел весьма взволнованный вид, — казалось даже, он близок к отчаянию. Хоум явно готовился что-то сказать. Лоррен ждала.

— Мне нужно идти, — наконец выговорил он. — Камни. К Камням. Отвести Рэмпион.

— Рэмпион? — переспросила Лоррен. — Но мы не видели ее несколько недель. Она слишком занята своими малышами.

Рэмпион была их дочерью из более раннего помета, она нежно любила отца и мать и частенько умудрялась выкроить время, чтобы забежать к ним. Она жила к югу от Роллрайтских Камней и вместе с другими последователями Камня для совершения ритуалов тайно ходила к Шепчущимся Горностаям — группе камней к югу от основного круга. К самому кругу Камней ходить было запрещено и слишком опасно, поэтому камнепоклонники собирались у Горностаев.

— Сегодня она пойдет к Горностаям, но потом — к Камням. А ведь не должна, правда?

— Конечно не должна, но с чего ты это взял?.. То есть я хочу сказать: откуда ты знаешь?

— Без меня она не дойдет, — оборвал подругу Хоум.

И внезапно исчез, оставив Лоррен смотреть на пустое место разинув рот. Немного яркого солнца не повод, чтобы тащиться к Камням, где можно получить от грайков трепку, если не хуже.

Но только она собралась позвать Хоума, как его голова снова просунулась в тоннель:

— Хоума не увидят. Хоума учил Мэйуид. Хоум в безопасности, как в норе. Не суетись. Хоум тебя любит.

Он опять исчез, а бедная Лоррен заплакала, поскольку не в его обычаях было вслух говорить о любви, хотя она и знала, что это правда. Но он говорил об этом только в случае опасности. И Лоррен немного поворчала про себя: наверняка он знал, что его слова вызовут у нее слезы.

— Нужно заняться уборкой! — решительно сказала Лоррен, хлюпая носом и вытирая глаза грязными лапами. — Он хороший крот, самый лучший, и когда-нибудь Камень исполнит самое сильное его желание.

Эта пара истинно любила друг друга; молясь, Лоррен всегда думала о Хоуме и всегда заканчивала молитву просьбой, чтобы когда-нибудь ему было дано снова встретиться с его лучшим другом Мэйуидом, а Хоум мечтал о дне, когда его Лоррен соединится со своей любимой сестрой Старлинг и названым братом Бэйли.

Хоум не ошибся: Рэмпион была на поверхности, в кругу Горностаев. Она не медитировала и не молилась, а беспокойно озиралась и поводила рыльцем из стороны в сторону.

— Ты! — воскликнула Рэмпион с удивлением и облегчением в глазах.

Он кивнул, но ничего не сказал. Само его присутствие вполне заменяло слова: если уж они оба пришли сюда, не было нужды в словах, объясняющих, почему здесь она и зачем пришел он.

Хоум направился прочь, и Рэмпион последовала за ним, оставив позади знакомые безопасные пути и двигаясь вперед через поле между запретными Шепчущимися Горностаями. Солнце освещало им путь — то самое солнце, что в этот день заливало весь кротовий мир.

Хоум провел дочь по поверхности ближе к роллрайтскому кругу, потом под землей туда, где должно было находиться основание Камня, возвышающегося в центре круга. Сверху, через щели в утоптанной овцами почве, просачивался свет, и Рэмпион удивилась, что пол в подземном гроте хранит признаки чьего-то пребывания. Здесь явно кто-то был, и был недавно.

— Я, — сказал Хоум, отвечая на вопрос в ее глазах.

— Ты! — удивленно воскликнула Рэмпион. — Но ты никогда не говорил нам. Я думала, это Лоррен — ярая сторонница Камня.

Хоум выпучив глаза смотрел на каменную стену и потрескавшийся потолок.

— У нас разные пути, но цель одна. Лучше всего для пары. Только так и можно.

— Можно выйти на поверхность и прикоснуться к Камню? В случае чего мы могли бы ускользнуть обратно…

— Да. Но еще не сейчас. Скоро.

И он повел ее прямо вверх, к Камню, охраняемому, чтобы к нему не прикасались, а потом, сморщив рыльце, внимательно уставился на потолок. Из трещин сочился свет, свет исходил также от корней росших на поверхности растений — травы и подорожника. Потолок казался тонким и непрочным, и создавалось ощущение, что ослепительный свет наверху ждет, чтобы его пустили внутрь. Хоум пощупал зыбкую почву, и внутрь проник маленький лучик.

— Ждать недолго. Вылезем и коснемся Камня. Грайки увидят. Погонятся. Но мы должны, Рэмпион. Нужно показать Кроту Камня, что в этой системе знают о его пришествии. Все Семь Систем должны постараться сделать это. Хоум чувствует. Мэйуид учил Хоума не только прокладывать маршруты.