Дороги. Часть вторая. - Йэнна Кристиана. Страница 46

— Практически уверен, что нет. Арнис, ты же здесь работал. Пойми, они не горят желанием видеть своих детей. Нам придется и дальше заботиться о детях централизованно. У них родительские чувства атрофированы, задавлены...

— Знаешь, я бы на эту тему с Ландзо проконсультировался, — сказал Арнис, — где он?

— Я его послал — сигнал со складов поступил, там проверить надо. И собака с ним.

Арнис оглянулся на свою желтую пуделиху. Ландзо после гибели Чена взял себе его пса, Горма. Это хорошо, что собака с ним. На складах может и дэггер заваляться случайный.

— Пока дети кормятся в пункте у Ойланга, но я думаю, надо найти воспитателей, которые ими займутся. У них есть подростки старшие, но они не справятся, инфантилизм, привычка к опеке. Арнис, займешься этим? Хотя бы завтра надо это сделать.

— Есть. А Ландзо давно ушел?

— Давно. Часа четыре уж... но склады там большие, их все прочесать надо. Дальше, насчет этого оружия... пусть аннигилируют к чертовой матери. Пошли пару десантников туда.

— Хорошо, — Арнис кивнул. На окраине города нашли тайник с лервенским оружием, — не стоит ли поставить засаду? Туда могут явиться партизаны.

— Вряд ли, но поставь. Ну ладно, вроде бы все у меня. Вопросы есть?

— Сегодня в восемь собираемся?

— Я позвоню всем, если будут изменения. Иди.

Арнис попрощался и вышел. Он двигался медленно, Ноки бежала за ним след в след. Вся улица от Администрации была разрушена, завалена мелким серым щебнем — обломками зданий. Город мало пострадал от обстрела — наши ракеты бьют точно, а никто не стрелял прицельно по городу. Однако разрушения были страшными — в основном от наведенного землетрясения. И жертв много. Это уже не наша вина — лервенцы убили гравитационным ударом своих, оставшихся в этом городе, как заложники. Плевать, лишь бы и нас уничтожить. У них человеческая личность и вообще не имела никакой ценности... Но... Арнис почувствовал, как предательский холодок снова ползет в сердце и запретил себе продолжать мысль.

Ему вдруг вспомнился недавний разговор с Ландзо. Это был первый случай... после того, как Иволга устроила ему головомойку... правильно, конечно, устроила — после того Арнис работал, жил, стиснув зубы, но ни с кем не разговаривал больше. И однако вот с Ландзо как-то получилось. Ночевали вдвоем в одной комнате. Арнис не удержался — ему особенно хотелось именно Ландзо об этом спросить.

— Послушай, ну ладно — мы, но ты-то как? Ты когда своих убиваешь — не чувствуешь себя чудовищем? Ведь это ж твоя Родина все-таки.

— Нет, — спокойно ответил Ландзо, — не чувствую. Хоть это и действительно моя Родина. А почему не чувствую, Арнис... Знаешь, вылечился я от этого. В прошлый раз еще.

Арнис вспомнил, что да, вроде Ландзо уже побывал как-то на Родине, по собственной воле.

— Хорошее такое средство есть, — продолжал Ландзо, — болеизлучатель называется. Сам знаешь, наверное, мозги проветривает отлично. У нас тут он модифицированный, не такой немного по действию. Но тоже хорошо работает.

Арниса передернуло.

— Ну и как ты... Ланс...

— Даже и не это, пожалуй. Мне ведь и раньше доставалось. Нет, не в этом дело. А дело в том, что встретился я тогда с самим Цхарном. Дэцину я все это подробно рассказывал, отчет уже на месте. А тебе... Да, словом, понимаешь, для меня сагон не абстракция. Он меня не ломал, нет. Просто так, поговорили, пообщались. Эмоции были скорее приятные. Просто я твердо убедился тогда, что вся эта наша община, и все эти наши идеи — от него же исходят. Это не домыслы, Арнис, это правда. Все наши страдания, вся наша жизнь — от Цхарна. Пойми, я всегда думал, даже когда мы бежали отсюда — что просто я сам такой неудачник, что жизнь у меня не сложилась, а идеи-то правильные, и Родина права. И даже когда я убежал, я продолжал так думать. У квиринцев своя правота, у нас — своя. И только после разговора с сагоном я понял, что никакая у нас не своя правота. Наведенная. Поэтому и убиваю... Если нет другого выхода, ничего не сделаешь. Я знаю, что моя Родина тяжело больна, и ее спасать надо. Ну вот я этим и занимаюсь.

Может, Ландзо как-то иначе говорил, но в этом смысле. Особенно его тон поражал — спокойный такой, уверенный. Человек знает, о чем говорит... Он знает, что делает, зачем, почему. Арнис вспомнил, что лет десять назад и сам был таким — уверенным, спокойным, убежденным в своей правоте.

Господи, зачем были эти десять лет? Вот разве что Иль — да только это великое счастье, которого я вообще-то и недостоин. Такое ощущение, что блага на меня сыплются с неба незаслуженно, а рано или поздно придет расплата.

Не думать. Прекратить думать. Надо выполнять задания, а потом подумаем. На Квирине. Или может быть, вообще перестать думать — навсегда. И существовать тоже.

Арнис даже остановился на секунду. Ноки ткнулась ему носом в колено сзади.

Да... дела. Он только сейчас это осознал: вся его жизнь и деятельность в последнее время поддерживались одной мыслью — вот освобожусь, доведу это дело до конца, не подводить же товарищей — и как только меня отпустят, перестану существовать. Он не доводил эту мысль до практического уровня, не говорил себе, что покончит с собой, не обдумывал способы. Нет. Но единственное, что еще как-то позволяло ему жить, что решало эту страшную проблему — как можно ходить по земле и смотреть на солнце после того, что он сотворил? — было то, что он уже внутренне вынес себе приговор и лишь отсрочил его исполнение. До уплаты долгов.

Иль? Да, ей будет тяжело. И детям нужен отец. Но не такой, не убийца. Иль тоже заслуживает лучшего. Я и ее умудрился сделать убийцей, но она все-таки гораздо больше страдала сама. И это тоже моя вина. Ладно, неважно...

Не думать. Перестать думать.

Он по дороге связался с Флависом, дектором, который теперь занимался найденным складом оружия, велел выделить двух ребят, уничтожить оружие бесшумно и полностью и где-нибудь рядом устроить секрет. Пусть приходят к своему тайнику... Впрочем, вряд ли придут, это уже перестраховка. У дома Арнис хотел взять скарт и сразу лететь в детскую общину, но едва завернули за угол, Ноки вдруг рванула с места вперед.

Что бы это значило? Арнис не стал отзывать собаку, а двинулся за ней.

Ноки то ли почуяла, то ли узнала шаги. Арнис остановился. Первым делом он узнал собаку, серо-желтого Горма, а потом уже и Ландзо. Тот шел вдоль стены дома с таким видом, будто в любой момент эта стена может ему потребоваться для опоры.

И вообще вид у него был — не дай Бог. Ранен? Арнис двинулся навстречу. Лицо не то, что бледное, а просто совершенно белое. В таких вот случаях и говорят — как бумага. А так не видно ничего...

— Ланс? Что с тобой?

Он остановился. Поднял глаза — сильно ввалившиеся, окруженные чернотой.

— Арнис... Я убил Цхарна.

Несколько секунд Арнис молча смотрел на друга. Потом сказал:

— Он же был невоплощенный.

— Воплотился. Прямо сейчас. Он еще плохо владел человеческим телом... но владел.

Арнис кивнул.

— Где тело?

— Я вызвал армейцев, они заберут. Это ничего не даст, но...

— Но так положено, правильно ты сделал. Ну — пойдем к Дэцину. Ты с ним связался?

— Нет еще. Не могу я... не могу, Арнис.

Арнис постоял еще, посмотрел в лицо Ланса. Тот и вправду, видно, не мог. Какие ему отчеты сейчас... какую он борьбу выдержал? Ведь не случайно Цхарн именно на него вышел. Никто из нас так не подвержен влиянию этого сагона... Для нас он — обычный сагон. Ну тоже, конечно, противник, но все равно. А для Ландзо Цхарн — кумир детских и юношеских лет, его любовь, его ненависть, его проклятие и страсть. Вся его жизнь.

Поэтому Дэцин и рассчитывал так на Ланса — и не ошибся. Мы не можем вызвать сагона на поединок, мы не знаем, где найти его, как позвать... Но мы можем сунуть вот такую приманку, как Ланса, и сагон на него выйдет. Вышел. Только вот помочь Лансу в этот момент будет некому, потому что сагон так организует все, чтобы встретиться один на один. И все будет зависеть — вся судьба Анзоры! — только от поведения Ландзо в этот момент.