Дороги. Часть вторая. - Йэнна Кристиана. Страница 47

И он выдержал, он смог. Убил сагона. Победил его. Оказался сильнее своего бывшего Великого Учителя. Спас свой народ.

А теперь ему отдохнуть бы немного, поспать, может быть. Тяжело ведь это, ох, как тяжело... Видно же, качается человек...

Арнис взял Ланса за локоть.

— Пойдем, — сказал он тихо, — ты же знаешь, так положено.

Арнис принес и поставил на стол чашку крепкого кофе — для Ландзо. Тот взглянул на него еще слезящимися после проверки блинкером глазами, взял чашку, отхлебнул.

— Значит, он снова брал тебя на твоей исключительности? — уточнил Дэцин.

— Да, — ответил Ландзо безжизненным голосом, — я уже говорил, что в прошлую нашу встречу он убеждал меня стать королем всей Анзоры, объединить Лервену с Бешиорой, взять под контроль всю планету. Он вполне убедительно объяснил мне, что я это смогу... ну я рассказывал. Мне и вправду захотелось власти — построить на Анзоре жизнь так, как я считаю нужным. Ведь я же анзориец, я имею право... И я не хочу никому плохого.

— Ты можешь вспомнить его слова в этот раз — по возможности, точно?

— Да. Он сказал: еще не поздно. Ты можешь все переиграть. Я помогу тебе, я буду вести тебя. Но ты видишь, я не отбираю у тебя свободу воли...

— А фокус с депрессией он до или после показывал?

— До. Продемонстрировал свои возможности.

— Дальше.

— Он мало говорил. Но я понял — передо мной словно картины встали, смутные, но реальные. Я понял все, что он мне предлагает. Это было... что-то вроде внушения. Он картинками мне это показывал... — Ландзо подпер голову рукой, последние слова он произнес почти шепотом.

— Какими картинками? — настойчиво спросил Дэцин. Ланс покачал головой и сказал.

— Когда он ударил... я имею в виду, когда он навел на меня этот морок. Когда я впал в депрессию... Это было ужасно. Но это еще ладно, а хуже то, что я понял... и сейчас понимаю — я никогда уже не стану прежним. Он во мне что-то сломал. Я... у меня нет больше желания жить. Вообще никакого.

Дэцин кивнул.

— Это известный прием, Ланс. Наведенная депрессия. Защиты против него нет никакой. Если бы он немного дольше продержал тебя в таком состоянии, сердце бы остановилось. Ничего, после акции в санаторий поедешь. Давай рассказывай дальше. Какие именно картины ты видел? По порядку.

— Я не... не то, чтобы видел, — пробормотал Ланс, почти неразборчиво. Голова его почти касалась поверхности стола. Он сжимал ладонями виски.

— Представлял? Это похоже на сон? Или воображение?

Ланс не ответил, голова его с глухим стуком ткнулась в столешницу. Арнис дернулся, встал, поднял Ланса, держа под мышки.

— Измотал его сагон, — сказал Дэцин, — и мы тут еще... Давай его на диван, что ли...

Ландзо уложили на диван. Дэцин вытащил из бокового верхнего кармана аптечку, из нее — крошечную капсулку дитала с резким запахом, разломил ее у самого лица пострадавшего. Ланс сморщился, чихнул, открыл глаза.

Дэцин подвинул к дивану стул, сел рядом. Арнис так и остался сидеть у стола.

— Извини, Ланс, — мягко сказал Дэцин, — но сам понимаешь... надо закончить. Ты хочешь чего-нибудь? Может, попить?

— Нет. Я не хочу вспоминать, — прошептал Ландзо. Арнис отвернулся. Здесь больше нет сагонов. Предположительно, по крайней мере. Планета чиста. Какого черта Дэцин мучает парня? Неужели нельзя подождать несколько часов с этим допросом?

Через несколько часов многое уйдет из памяти. Дэцин произнес мягко, но настойчиво, глядя в бескровное лицо Ландзо.

— Давай, мальчик... Давай, вспоминай. Ничего не поделаешь, ско, придется вспомнить.

Ландзо молчал. Дэцин посмотрел на Арниса, кивнул на ящик стола. Арнис понял, достал зена-тор, заранее заряженный либеридом.

— Давай руку, — Дэцин приложил прозрачную трубочку, тут же свернувшуюся в кольцо, к запястью Ландзо. Лекарство начало поступать в кровь, и примерно через минуту лицо Ландзо стало разглаживаться, меняться. Дэцин снова задал вопрос, и он заговорил, теперь это стало заметно легче.

— Я видел, как я... выхожу из комнаты, все оружие у меня на боевом... Потом я видел себя в каком-то зале, и лервенцы, в военной форме подходят ко мне, а я что-то говорю им, содержания конкретного не было, просто я знал, что командую. И ко мне обращались «сендин», это очень высокое звание, вроде нашего легатуса. Даже выше, практически командующий всей армией. Потом... — Ландзо запнулся и продолжил несколько секунд спустя, — другая картина, я видел вашу гибель. Я видел, как взрываются ландеры, несколько штук. Потом я видел всех вас... наших... шесть человек — вы стояли на какой-то крыше и разговаривали, и летит ракета, крыша взрывается, и вы все... вас нет. Но я... поймите, это было во сне. Как сон. Я в тот момент никак не отреагировал на вашу гибель. Мне было печально, но я знал, что так надо, что это необходимо...

Арнис видел со своего места, издали, что лоб Ландзо покрылся испариной.

— Все понятно, Ланс, не переживай, — сказал Дэцин, — все нормально. Говори дальше.

— Он, наверное, показал мне это для того, чтобы я мог внутренне примириться... ну, с вашей будущей гибелью. Потом я видел другую картину — Балларэга полностью отстроена, и я стою на трибуне, на площади Победы, и внизу проходят наши полки. Военный парад. Я принимаю его. Потом я видел книгу... книга была обо мне, там моя фотография на обложке. В форме сендина. Название «Он победил». И в этот миг я понял, что мой переход на сторону Цхарна не будет предательством. Ведь это логично... Я вырос с именем Цхарна. И даже, когда я убежал и попал на Квирин, я все еще верил в Цхарна. И даже когда вернулся сюда, и здесь меня поймали снова — я все еще в него верил и в глубине души я считал себя предателем. И так оно и есть, ведь я предал то, во что верил с детства, и главное, я предал свою Родину, людей, говорящих со мной на одном языке. И когда я попал в ДС, я довершил это предательство до конца. А вернувшись назад, я смыл бы это преступление, я вернулся бы к своим, к Родине, к прежнему. И я спас бы их... от квиринцев. Вот все это я понял...

Ландзо замолчал. Потом сказал.

— Честно говоря, я и сейчас не вижу логической бреши в этом. Я сейчас предатель... а если бы послушался Цхарна, не был бы им.

— Дальше, — сказал Дэцин, — рассказывай дальше.

— Потом... я говорил про книгу. И в этот момент я знал, что я уже король Анзоры, что все происходит так, как я хотел... Ну тогда, я рассказывал.

— Да, я помню. Я понял тебя. Ты знал это как бы фоном?

— Да, это как бы само собой подразумевалось. И следующая картина — это уже была не картина, а как бы позыв к действию. Я понял, что должен сделать сейчас. Выйти на улицу, и Цхарн поведет меня к лервенцам, которые еще... сопротивляются.

— Он не показал тебе, где они?

— Нет, к сожалению, не показал. Я понял так, что он меня поведет.

— Может быть, ментоскопирование покажет? Ты понимаешь, что это очень важно?

— Да. Проводите, если надо, — вяло сказал Ландзо, — я точно помню, что он не показал мне их расположения. Просто такой импульс — я понял, что силы еще есть, и что их еще можно собрать и ударить. И дэггеры еще есть где-то... немало.

— Хорошо. Дальше.

— Дальше я понял, что должен сейчас это сделать. И я уже это практически сделал. Ну, я встал... хотел идти. Я в тот момент был полностью убежден, что так и надо... что я должен слушаться Цхарна. Он мой Учитель. Я должен спасти Анзору. От вас.

— Что тебя остановило?

— Видите, он не сделал меня эммендаром, он просто меня убедил. Опять, как тогда. Он хотел, чтобы я служил ему... Но когда я встал, я вспомнил. Арни вдруг вспомнил. Ну, вы знаете, это мой друг, он тогда погиб, когда мы бежали отсюда. И я понял, что Арни я люблю не меньше, чем Цхарна. Я не знаю... это было не соображение, а так, порыв какой-то, импульс...

— Попробуй его сформулировать, — попросил Дэцин.

Ландзо вздохнул и сказал.

— Мне к державности, доблести, святости не дано добавить ни йоты. Мне б в ночное, коней на лугах пасти... Что ты шепчешь, мой милый, что ты?