Шофер. Назад в СССР. Том 3 (СИ) - Март Артём. Страница 50
— Если там у них чего не так пойдет, я ни тебе, ни твоему начальству смерти станичных ребят не прощу, Караев.
Одетый в гражданское Квадратько протер лоб рукавом. Уставился с пассажирского сидения караевского жигуленка в темноту, туда, где стояла Белка Землицына.
Еще перед тем, как Игорь приехал, они уже заняли место в глубине узенькой улицы, что тоненьким лучиком бежала от пекарни. Машину поставили у двора одной из хатенок. Хозяйку, одинокую старушку под семьдесят, предупредили. Сделали вид, что машина стоит у своего двора.
Впрочем, в темноте, от хлебопекарни их и так бы не заметили. А наблюдение за самой пекарней можно было вести вполне складно. Даже большая машина Землицына, что приехала ровно на условленное место, не помешала обзору.
— Не бойтесь, майор, — сказал Караев, напрягая глаза о темноту, — если что не так, наши сразу внутрь пойдут. Не оставят они Землицына с Титковы. Да только тогда Щеглова не за что будет брать.
— Если мне выбирать между Щегловской виною и жизнями наших станичных парней, я выберу Землицына с Титковым.
— Не практично, — пожал плечами Караев, наблюдая за Белкой. — Но вполне понятно.
— Да чего ж ты такой бездушный, а? — Глянул на молодого КГБшника майор милиции, — чего тебе хороших ребят совсем не жалко?
— Эх, майор-майор, — вздохнул Караев. — Это вы тут, в своей станице, сидите да горя не знаете. А меня помотало по родной стране как надо. Тут иной раз такая сволочь бывает, что никакой души на них не напасешься. Ну тихо, идут вон.
— Слава те господи, — выдохнул Квадратько.
По правде говоря, очень он боялся, что что-то пойдет не так, и Землицына вместе с Титковым придется выковыривать из пекарни силой.
— Гляди, че творят, сукины дети, — хрипловато проговорил Караев.
Он наблюдал, как в полутьме замаячили силуэты. Группа людей направлялась к Белке. Один оббежал с водительской стороны и забрался внутрь. Свет плафона разогнал тьму и Караев увидел Землицына. Вместе с ним в машину садились еще трое. Двое полезли в кузов.
— Вон Землицын, вон Щеглов — напрягся Квадратько. — А второй заложник где? Куда Титка дели?
— А Титка, походу, внутри решили оставить. В пекарне.
— Тфу ты! Зараза! — Сухо сплюнул Квадратько и тихо выругался забористым матом. — и машины своей не беруть, черти.
— Угу. Охрану оставили, — задумчиво проговорил КГБшник. — Перестраховываются. А мож собираются, как деньги будут, прихлопнуть обоих по отдельности.
— Этого нам никак нельзя допустить, — решительно ответил майор.
Белка тем временем зарычала двигателем. Ее глаза-фары вспыхнули ровным желтым светом теплых ламп. Машина сдвинулась, захрустел под ее могучими колесами гравий.
— Теперь вся надежда только на наших, что на низу ждут.
— Щас подальше отъедут, — Караев достал свой пистолет Макарова. — Пойдем внутрь, второго вызволять. Почти все уехали. Там их теперь раз-два и обчёлся.
— Давай погодим, пока свет от Белки не пропадёт.
Квадратько пронаблюдал, как желтоватый ореол от фар самосвала медленно развеивается по мере того, как машина все дальше и дальше уходит от пекарни.
— Ну че? — Напрягся Караев.
— Обождем, — нервно сглотнул Квадратько. — А то вернуться еще. Мало ли чего.
— Да походу все, — прошептал КГБшник. — С концами уехали. Ну что, товарищ майор?
— Да че-че, — Квадратько достал и свое табельное, по-бычьи выдохнул распаляясь. — Берем их горяченькими.
— Ты куда нас завел, морда? — Зарычал на меня Горелый. — Я тебе чего, гусь лапчатый по рекам плавать?
Белка замерла на небольшом крутом бережу. Спереди, почти под колесами, журчал мелкий, но широкий канал, бегущий перед основным руслом реки, до которого идти метров триста.
— Дальше только пешком, — проговорил я, глядя в черное дуло пистолета, который Горелый направил мне в лицо. Щеглов, сидевший в кабине третьим, от этого аж побледнел.
— Чего не едем⁈ — Застучал по крыше толстый, который вместе со Шкетом сидел в кузове. — Трогай, командир!
— Хайло закрой! — Крикнул в раскрытое окошко моей пассажирской двери Горелый, и копошение за кабиной почти сразу прекратилось.
Бандит тут же посмотрел на меня.
— Ты за кого меня держишь, паря? Я че тебе рыбак, по яица в воде ходить?
— Другого пути тут нету. — Ответил я. — Только дальше, к Урупа пешком. Там я деньги на своем знакомом месте закопал. В чугунке. А далеко так забрался, потому что боялся где-то в станице валюту хранить. Мало ли чего.
На самом деле план был куда хитрее. Место это удобное: с одной стороны лес, с другой — река да скалы, с третьей канальчик. Куда не кинься — не уйдешь, ежели правильно засаду поставить. Да и машины так и так бросить придется. А милицейские уазики за поворотом стоят, за кустами. По темноте их не видать. Но главное, что бандиты без всякого транспорта должны остаться. Если я, конечно, уговорю Горелого сойти.
— Ты мне тут зубы не заговаривай! — Зашипел Горелый. — Давай другим путем!
— Другой тебе еще больше не понравится, — ответил я суховато. — Там с колхозных прудов нужно по Урупу вниз, да только вплавь. Ну или на бревне, по-мальчишески, коль желание такое есть.
— Вот сука! — Выругался Горелый. — Ну, давай эту речку-вонючку на машине переедем! Газуй!
— На машине не выйдет. Берега крутые, илистое дно. Застрянем. Тогда обратно пешком топать придется.
Горелый, рассмотрев противоположный бережок канала, обратил свое рябое лицо ко мне. Явно ему и самому не очень-то хотелось оставаться без машины.
— Тут до Урупа рукой подать, — сказал я.
— Лады. Слазий. — Зло рыкнул он и открыл свою дверь.
Все вышли из Белки. Беспокойные воды канала желтели в свете фар самосвала.
— Шагай первым! — Приказал мне Горелый.
— Ну хорошо. Чего кричать? Я и так слышу.
— Ну! Рот лишний раз не раскрывай!
Я первым вступил в прохладные воды канала, тут же провалился покалено. Медленно стал перебирать ногами по илистому дну. За мной, ругаясь матом, сошел и Горелый. Потом плюхнулся жирный. Поскользнувшись, он ушел с головой. Когда вынырнул, долго ругался, отплевываясь водой. Неловко, подвернув брюки, в воду пошел молчаливый и напуганный Щеглов. Шкет был последним, прорезая воды своим худощавым телом, двинулся он вслед за зампредом.
Когда мы выбрались на тот берег, я глянул на Белку. Самосвал, слепя фарами, остался стоять заведённым, поджидать нашего возвращения.
Потом зашагали мы по гравийной дорожке, которая незаметно перешла в сухой песок, и выбрались на каменисто-песчаный пляж. Уруп бежал здесь по неширокому своему руслу, торопил течение под высокой, метров в шесть, глиняной скалой.
— Ну? Где зарыл? — Злобно спросил Горелый.
— Тут недалеко. Я покажу.
— Да говори уж, чего стесняться?
— Как-то пожить еще хочется, — ответил я, глядя на черный как смоль пистолет в руках Рябого.
Тот не ответил, а только подтолкнул меня идти первым. Наконец, дошли мы до большого сухого ствола дерева, что принес сюда осенью располневший Уруп. Ствол лежал не поодаль от берега, топорщил раскидистые свои корни, набитые засохшим мясом чернозема.
Если бы были мы тут по светлому, бандиты легко различили бы место, где неглубоко закопан чугунок. Это видно было по сырому песку, ведь прикопали клад только несколько часов назад.
Упав на колени, я стал жамкать в руках песок. Наткнувшись на тот, что посырее, стал рыть, пока не добрался до прохладного железа чугунка.
— Давай. Шевелись. Вынай его, — прочеканил Горелый.
Я с трудом вынул чугунок. Открыл крышку. Внутри в авоське, обернутой газетами, лежали пачки денег.
— Вот молодец, — проговорил главарь бандитов. — А теперь давай их сюда. А ты, — он толкнул Щеглова ко мне, — принимай посылочку, фраер. Ух! Должен ты мне теперь по гроб жизни. Думал, бесплатно я буду говно такое за тобой разгребать⁈
Перепуганный Щеглов поднял меня блестящие в темноте глаза. Протянул руку. Я передал ему авоську, одернул кисть, как от огня, когда зампред сжал на веревочной сетке свои трясущиеся пальцы.