Они принесли крылья в Арктику - Морозов Савва Тимофеевич. Страница 18

Любопытна и собственноручная запись в дневнике Алексеева:

«Как ни странно, все в порядке. Немедленно Жуковым была установлена телефонная связь с Рудольфом. Определились координаты наши: 83°37' и 61°30'… Усталый не столь физически, сколь душевно, я залег спать в излюбленном грузовом ящике левой плоскости».

Вскоре после этого в «Поселке Алексеевке у дома Н-172» приземлился, точнее сказать, «приледнился» неутомимый Паша Головин, доставив друзьям горючее с острова Рудольфа.

Ну а потом сплошь триумфальные встречи — и в Арктике, и на Большой земле, кончая торжественным приемом в Кремле.

Но самым знаменательным событием тех дней для А. Д. Алексеева, удостоенного звания Героя Советского Союза (порядковый номер почетной грамоты 29), стала встреча со старым другом Борисом Григорьевичем Чухновским на берегу Карского моря в полярном поселке Амдерма. Туда ледокольный пароход «Русанов» привез колеса шасси, которым предстояло сменить самолетные лыжи. Эту сложную морскую экспедицию возглавил и отлично провел Б. Г. Чухновский — первый всемирно известный авиатор Арктики. По-отечески радовался он успехам друга Анатолия и всех героев полюса…

Они принесли крылья в Арктику - m_20.jpg
Экспедиция на Северный полюс в 1937 г. Смена самолетных лыж

Партийное поручение

Они принесли крылья в Арктику - m_25.png

На всю жизнь запомнился мне разговор с Алексеевым в феврале 1938 года у него дома. Прохаживаясь по комнате в домашних туфлях, хозяин поглядывал то на меня, то на большую карту Арктики, занимавшую едва ли не полстены, и говорил:

 — Как вы, журналисты, в опусах своих изволите выражаться: «Покорен суровый Север», «разгаданы тайны погоды, не страшны нам капризы стихии». Так или нет, а?..

Близко подойдя к карте, он трогал воткнутые в нее флажки, ими были обозначены корабли, зимующие во льдах: в архипелаге Земли Франца-Иосифа, и в проливе Вилькицкого, и в море Лаптевых, и в высоких широтах — к северу от Новосибирских островов.

На флажках значились названия судов. Их было около трех десятков, большая часть флота, участвовавшего в прошлогодней арктической навигации.

 — Словом, что и говорить, — подвел итог своим мыслям Анатолий Дмитриевич, — шумели насчет геройства, да видно переоценили свои силы. И вот результат…

Я не мог, не имел намерения возражать собеседнику. Уж у кого, кого, а у Алексеева, ветерана из ветеранов, были все основания для таких суждений. Будучи философом по складу души, он не упускал из поля зрения обе стороны медали: и яркую, освещенную солнцем славы, и теневую, обращенную к сердцу, к совести…

А ведь были среди полярников люди, лезшие вон из кожи, писавшие парадные рапорты, предпочитавшие личную славу истинной пользе дела.

То, о чем говорил со мной Алексеев с такой досадой и болью, было вскоре отражено в специальном решении Советского правительства, отметившего «плохую организованность в работе «Главсевморпути»» [9].

Печальные уроки морской навигации были особенно разительны на фоне действительных успехов авиации в том же 1937 году. Ведь, казалось бы, после блистательной Полюсной экспедиции и триумфальных трансполярных перелетов в Америку В. П. Чкалова и М. М. Громова Арктика и впрямь стала ближе к Большой земле…

Однако сейчас, когда далеко за Полярным кругом зазимовали беспомощные корабли, ситуация становилась сложной.

Помочь морякам — такую задачу выдвинуло наше правительство перед полярными летчиками. Во главе новой большой воздушной экспедиции, по сути дела экспедиции спасательной, был поставлен Герой Советского Союза А. Д. Алексеев. Недавно его приняли в кандидаты партии. Это было его первое партийное поручение.

И по расстоянию, которое предстояло преодолеть самолетам (только до Тикси от Москвы около 8 тысяч километров), и по объему перевозок (несколько сот моряков с зимующих судов плюс не один десяток тонн продовольствия — на суда), по всему этому можно было считать данную воздушную экспедицию более трудной, чем недавняя Полюсная.

И вот, беседуя со мною дома по старой дружбе, Анатолий Дмитриевич дважды брал телефонную трубку, соединяясь с московским радиоцентром Главсевморпути и через него по радио с далеким арктическим портом Тикси. Осведомлялся о горючем в тамошнем аэропорту, сколько там бензина и каких он сортов, где хранится, расспрашивал о наземном транспорте: тракторах, автоцистернах, справлялся и о том, где там можно размещать пассажиров и экипажи. И наконец (что для меня — слушателя этой беседы было уже совершенно неожиданно), настойчиво уточнял сроки перегона оленьего стада (в 600 голов) из Булунского совхоза в Тикси. А также интересовался ходом добычи рыбы на Быковом мысу.

Для меня этот телефонный разговор с далекой, окраиной Якутии был равноценен географическому открытию. Ведь сам я, будучи в Тикси за пять лет до этого, участвуя в Первой Ленской экспедиции 1933 года, запомнил там всего лишь две палатки да приткнувшуюся к берегу речную баржонку. Сколь же значительно вырос Тикси, ставший морским портом и районным центром, если он может принимать на свой аэродром (пусть временный — на льду бухты!) тяжелые четырехмоторные самолеты и заправлять их для дальних рейсов в высокие широты.

Тем временем Анатолий Дмитриевич, закончив телефонные переговоры, с улыбкой обратился ко мне:

 — Видите, какие пороги. Крылья — вещь романтическая, однако с пустым брюхом не больно разлетаешься. В нынешней операции всей нашей полярной братии предстоит держать серьезный экзамен, показать, сколь надежен воздушный транспорт в условиях Арктики. А гарантия надежности — это и техника, и снабжение, и прежде всего люди…

В тот вечер Алексеев подробно рассказывал мне, как на заводе идет капитальный ремонт и дополнительное оборудование машин, как комплектуются их экипажи.

Впервые наряду со штурманами, до сих пор обеспечивавшими не только навигационную службу, но и связь, была введена штатная должность бортрадистов. Борис Низовцев, Александр Абрамчук и Николай Ковалев, зачисленные в состав экспедиции, никогда прежде не летали. Но Алексеев знал их как «снайперов эфира» по работе на наземных полярных станциях. Еще в большей степени был уверен Анатолий Дмитриевич в штурманах, главным из которых оставался его неизменный спутник по Карскому морю и Полюсной экспедиции Николай Михайлович Жуков. Большие надежды возлагались на старших механиков Константина Николаевича Сугробова, Виктора Степановича Чечина и Сергея Клавдиевича Фрутецкого — людей бывалых, мастеров на все руки.

А уж пилотам, нашим общим друзьям, Анатолий Дмитриевич и вовсе считал излишним давать аттестации. Кому из полярников неизвестен Павел Георгиевич Головин, ставший после Полюсной экспедиции Героем Советского Союза. Подстать ему и Юрий Константинович Орлов, ходивший на полюс «вторым» — иначе говоря, помощником у самого Молокова. А. Н. Тягунин и Б. Н. Агров и Е. И. Федоренко, занявшие на кораблях вторые кресла, по квалификации своей могли быть и командирами.

 — Кроме тяжелых самолетов, летавших на полюс и теперь предназначенных для нашей экспедиции, в ней будут участвовать и двухмоторные, более легкие машины, постоянно приписанные к Ленской полярной авиалинии… Видите, какая армада набирается, закончил Алексеев ту памятною мне беседу в феврале 1938 года…

А потом жизнь сложилась так, что встречаться нам привелось с интервалами в годы и даже десятилетия: Анатолий Дмитриевич жил в Москве, я — в Ленинграде. А когда все же виделись (хоть и изредка), толковали больше о делах сегодняшних…

И вот восстанавливать события, интереснейшие для летописи нашей полярной авиации, мне приходится почти сорок лет спустя, когда самого Анатолия Дмитриевича и многих его соратников, увы, нет в живых. Тем драгоценнее уцелевшие документы: отчеты, рапорты, дневники. Тем с большим почтением вчитываешься сегодня в поблекшие строки… И столько узнаешь любопытных подробностей, столько оживает в памяти характерных примет времени…