Побег из коридоров МИДа. Судьба перебежчика века - Шевченко Геннадий Аркадьевич. Страница 14

В 1954 году отец закончил с отличием международно-правовой факультет МГИМО и поступил в аспирантуру, а в октябре 1956 года пришел на работу в качестве атташе в Отдел международных организаций МИДа СССР, где стал заниматься вопросами разоружения. В сентябре 1958 года, проработав в министерстве почти два года, отец впервые получил возможность поехать за границу — и не куда-нибудь, а в США. Это было мечтой его детства, образ далекой и таинственной Америки годами витал в его воображении, ничуть не уступая сказочным видениям «Тысячи и одной ночи». Бывал он и в Европе. Почти весь 1962 год отец провел в Женеве в составе советской делегации в Комитете по разоружению. Там он, в частности, познакомился с главой делегации СССР В.В. Кузнецовым.

Благодаря своим способностям, трудолюбию и таланту отец быстро продвигался по служебной лестнице. В 1963 году его уже назначили первым секретарем и он полетел в любимый Нью-Йорк. В 1965–1968 годах отец стал советником, а в 1968–1970 годах — старшим советником, заведующим политической референтуры Постоянного представительства СССР при ООН в Нью-Йорке. В 1970–1973 годах он являлся личным советником А.А. Громыко. В том же 1973 году отец стал Чрезвычайным и Полномочным послом СССР. Представление А.А. Громыко на этот высший дипломатический ранг было подписано лично Л.И. Брежневым.

Отец писал, что первые годы его брака, несмотря на относительную бедность, были по-настоящему счастливыми. Моих родителей не волновали даже стесненные жилищные условия. Они ютились в комнатушке коммунальной квартиры, недалеко от завода «Серп и Молот», где жили еще две семьи, одна из которых состояла из девяти человек. В небольшой комнате была сооружена самодельная перегородка, за ней спали мои родители. В ванной бродили огромные черные тараканы. Как мне рассказывала мама, когда мне было один год, я схватил одного из них и проглотил. В конце 50-х — начале 60-х годов я прогуливался мимо ларьков около Рогожского рынка, где продавалось мороженое и конфеты «Мишка» по 10 копеек за штуку, но часто есть их у меня не было возможности. Когда отец возвращался с работы из МИДа, я сразу же бросался к его кожаному портфелю и спрашивал, что он принес. Особенно мне нравился длинный белый хлеб по 22 копейки, похожий по форме на крокодила. Теперь такой уже давно не выпекают. Мне он казался необыкновенно вкусным.

Бабушка до 1962 года проживала также в небольшой комнате в общей квартире на Авиамоторной улице. Несмотря на длительные поездки с гражданским мужем за границу и работу в торговле, она жила не богато. Все свои сбережения Арсентьев перед смертью, в середине 50-х годов, отдал своему сыну от первого брака. После рождения 20 февраля 1962 года моей сестры Анны мы сменяли наши комнаты в общих квартирах на двухкомнатную квартиру на Рабочей улице, где прожили до 1966 года. Затем отец вступил в жилищный кооператив и приобрел четырехкомнатную квартиру на Фрунзенской набережной.

Глава 4

УЧЕБА В ЭЛИТНОМ МГИМО

В 1970 году я поступил на международно-правовой факультет Московского государственного института международных отношений МИДа СССР (в настоящее время МГИМО (университет) МИДа России). В мое время студенты придумали, по крайней мере, два варианта расшифровки этого сокращения: «много гонора и мало образования» и «место, где институтки могут отдохнуть». Основное здание института находилось возле Крымского моста — одного из самых красивейших мостов через Москву-реку, рядом с парком имени Горького, в пятнадцати минутах ходьбы от нашего дома на Фрунзенской набережной, недалеко от красивой, словно игрушечной, православной церкви Святого Николы на Хамовниках, где в 1989 году я крестил второго сына Аркадия, названного в честь деда.

До революции в здании института в течение сорока лет был Катковский царский лицей (лицей цесаревича Николая), а после большевистского переворота 1917 года там выступал В.И. Ленин. Затем здесь помещался Институт красной профессуры — элитарная академия для марксистско-ленинских идеологов и вождей. Сначала Л.Д. Троцкий и его сподвижники, а потом Н.И. Бухарин учились, преподавали и проводили партийные дискуссии в этих стенах. Однако в конце концов большинство из них оказались слишком умными на свою же голову, и вождь всех времен и народов И.В. Сталин ликвидировал академию. Более половины ее профессорско-преподавательского состава угодило в тюрьмы, лагеря или было расстреляно. Когда для МГИМО в 1985 году было построено огромное новое здание на проспекте Вернадского, в историческом доме возле Крымского моста расположилась уже Дипломатическая академия МИДа СССР (затем МИДа России) — очередное элитное учреждение, где в советское время училась главным образом партноменклатура для того, чтобы занять теплые места за рубежом, а сейчас дипломатическому искусству приходят обучаться новые русские и элита «демократии».

Видимо, по российской традиции основной массе простого народа, как было раньше, так и сейчас, чрезвычайно сложно учиться на дипломатов. Пожалуй, в настоящее время МГИМО доступен только элите «нового демократического» общества, ибо это самый дорогой вуз в России. В частности, студентом МГИМО являлся внук Б.Н. Ельцина, Борис-младший, который в 2002 году (правда, дед уже не был президентом России) так начал задирать нос перед другими студентами, что они его избили. После данного инцидента он перевелся в МГУ. Дочка наичестнейшего демократа, бывшего мэра Петербурга А.А. Собчака также обучается в этом вузе и снимает дорогостоящую квартиру на Фрунзенской набережной. Своих сынков и дочек устраивают в МГИМО многие современные правые и левые лидеры и депутаты. Для учебы в институте на платном отделении необходимо иметь от 5 до 7 тысяч долларов США в год (то есть 30–35 тысяч долларов за пять лет). Подготовительные курсы стоят 2,5 тысячи долларов США в год (когда я позвонил туда в июне 2004 года, мне сказали, что прием на данный год уже закончен, значит, и тут очередь. Что сие означает, мы все прекрасно знаем еще по советским временам). Но все эти суммы являются только официальными, что совсем не гарантирует поступления абитуриентов. В действительности нужно еще больше денег. Сейчас все поставлено на коммерческую основу. Между прочим, в советские времена, как мне рассказывал проректор МГИМО по учебной части В.И. Менжинский, чадолюбивые восточные отцы предлагали по две машины «Волга» за прием их отпрысков в институт (тогда это были огромные деньги). Но даже за них никого не принимали. Существовала другая блатная система. Однако в те времена часть абитуриентов все же имела возможность, хотя и мизерную, поступить на очное отделение в МГИМО после службы в Советской армии или на подготовительный факультет, имея трудовой стаж.

Мою подготовку к институту родители начали с восьмого класса школы. Английский язык я изучал практически с первого класса. Кроме того, в 1966-м, 1968–1969 годах отец организовал мне поездки в Нью-Йорк на время школьных каникул. Но надо было также получить пятерки по географии, истории и сочинению. Я занимался по всем этим четырем предметам с преподавателями МГИМО. По истории я выучил наизусть более 3 тысяч дат и готовился по 10-томной «Всемирной истории». С географией было проще. С 1960 года я собирал марки почти всех стран мира, которые отец привозил мне из Нью-Йорка. У меня их было свыше 10 тысяч, что чрезвычайно способствовало изучению географии. С литературой (письменным экзаменом — сочинением) также повезло — 1970 год ознаменовался грандиозным юбилеем — 100-летней годовщиной со дня рождения великого вождя пролетариата — В.И. Ленина. Ленинская тема на 100 процентов должна была присутствовать на экзаменах в институтах, в том числе и в МГИМО, чем я и воспользовался, выучив наизусть несколько сочинений на эту тему.

Но даже при такой серьезной подготовке поступить в наш институт «без блата» было почти невозможно, а также необходимо было быть активным членом комсомола (ВЛКСМ). В школе номер 44 на Фрунзенской набережной, которую я закончил в 1970 году, я являлся заместителем секретаря комитета комсомола школы по организационной работе. После ее окончания я получил рекомендацию райкома ВЛКСМ, необходимую для поступления в МГИМО. Однако и этого было недостаточно. Например, при мне абитуриенту поставили по географии четверку (непроходной бал), хотя он ответил правильно. В списках поступающих перед каждой фамилией абитуриента, которого следовало принять в МГИМО, стояла точка. У других шансов поступить было очень мало, будь они гениальны, как М. Ломоносов или А. Эйнштейн. Кстати, евреям вообще была закрыта дорога как в МГИМО, так и в МИД (да, и в КГБ). На этот счет существовали секретные инструкции. Для поступления на международно-правовой факультет необходимо было набрать по вышеуказанным предметам двадцать баллов (то есть четыре пятерки). Абитуриентов-женщин, как правило, заваливали. Считалось, что после окончания института они выйдут замуж и будут потеряны для работы в МИДе. МГИМО также был кузницей кадров Первого главного управления КГБ СССР (внешняя разведка). Например, начальники данного управления генералы Л.В. Шебаршин и В.И. Трубников, резидент КГБ в Нью-Йорке Б. Соломатин, заместитель председателя КГБ В.Ф. Грушко, начальник аналитического управления КГБ Н.С. Леонов и другие — все они закончили наш институт. Отцу на последнем курсе предлагали работать в КГБ, но он отказался. Когда я спросил его во время учебы в институте: «А не поступить ли мне после окончания МГИМО на работу в КГБ?» — отец мне ответил резко: «Ты что, с ума сошел?»