Побег из коридоров МИДа. Судьба перебежчика века - Шевченко Геннадий Аркадьевич. Страница 27

Сейчас, получив известность, В.Б. Резун (Суворов), кажется, не упоминает о нашей встрече в 1978 году ни в одной из своих многочисленных книг. Однако сразу же после своего побега с семьей из Женевы Резун воспользовался сенсационностью «дела» А.Н. Шевченко, чтобы придать вес никому не известному майору ГРУ, не думая о том, что у его мимолетного знакомого Геннадия могут быть дополнительные неприятности в Москве «из-за дружбы» со сбежавшим в Англию офицером советской военной разведки, который оказался английским шпионом.

На следующий день после приезда в Москву в депутатском зале аэропорта Шереметьево-2 я уже встречал маму. Ее сопровождал Г.С. Сташевский. Мама была в прострации и абсолютно уверена (может быть, она притворялась), что против мужа была совершена провокация со стороны американских спецслужб. Кстати, в Нью-Йорке, как вспоминает И.К. Перетрухин в своем комментарии к моей статье в газете «Аргументы и факты» от 30 апреля 2003 года, до самого трапа самолета «Аэрофлота» маму сопровождали посол СССР в США А.Ф. Добрынин (его для этой цели специально вызвали из Москвы) и Постоянный представитель СССР при ООН О.А. Трояновский, и каждый из них держал ее под руки.

Ю.И. Дроздов вспоминает, что моя мама шла как «человек, которого предал собственный муж». Несомненно, советские власти были крайне заинтересованы в немедленном возвращении из-за границы жены и сына сбежавшего посла и предприняли все необходимые чрезвычайные меры. Не дай бог, они тоже останутся на Западе. Кстати, жену резидента КГБ в Англии, подозреваемого в шпионаже и срочно вызванного в Москву, проводил до самого самолета официальный представитель «Аэрофлота». В Москве же ее встретил местный сотрудник этой компании (наверняка сотрудник КГБ) и помог быстро уладить все формальности.

Через несколько дней мы с мамой написали письма отцу в присутствии М.С. Курышева, с просьбой вернуться в СССР, а позднее я написал еще одно письмо отцу уже в кабинете полковника КГБ в МИДе. Интересно, что он даже не брал мое письмо в руки, проверяя текст, дабы не оставить на нем своих отпечатков пальцев. Одно из писем для отца я передал заместителю Курышева И.К. Перетрухину, с которым я встретился в центре Москвы.

Я вышел на работу в МИД. Курышев тут же меня вызвал к себе и заявил, что мне необходимо взять отпуск на неопределенное время. Он мне сказал следующее: «Яблоко от яблони недалеко падает. Но мы надеемся, что вы исключение. Даже в сталинские времена сын не отвечал за действия отца». Однако это было неправдой. Например, даже сестру видного советского чекиста А.Х. Артузова (руководителя легендарной операции «Трест»), которого расстреляли в 1937 году, сослали в лагерь. Говорят, что Артузов не был согласен с политикой И.В. Сталина, а во время массовых репрессий 30-х годов вел себя независимо, чем нажил себе врага в лице самого советского диктатора, который лично приказал уничтожить строптивца. По слухам, Артузов написал на стене своей камеры перед расстрелом следующие слова: «Долг каждого честного человека — убить Сталина». А жену, сына-студента, мать и сестру бывшего начальника Ленинградского управления НКВД П.Н. Кубаткина, которого расстреляли в 1950 году, выслали как «социально опасных элементов». И.К. Перетрухин признал в 2003 году, что в сталинские времена отвечали не только дети, но и все родственники в последующих поколениях осужденных «за измену родине». Да и не только во времена диктатора. После бегства на Запад в 1954 году сотрудника КГБ Н.Е. Хохлова были посажены в тюрьму не только его жена и сын, но и репрессированы другие родственники.

В ответ на мой вопрос, смогу ли я остаться на работе в МИДе, хотя бы в невыездном отделе, например в историко-архивном, начальник службы безопасности заявил следующее: «Я не позволю даже Громыко разрешить вам продолжать работать в министерстве… Кстати, во всех западных странах такие же правила, как и у нас», — продолжил полковник КГБ. Курышев занимал большой отдельный кабинет на двадцать третьем этаже министерства, самом последнем этаже. Он был крупным человеком с полностью седыми, слегка курчавыми волосами и красным лицом. Это могло быть по причине высокого давления, близкого расположения к коже сосудов или злоупотребления спиртными напитками. В справочнике телефонов МИДа СССР «для служебного пользования» он числился как заместитель заведующего специального отдела. Однако мне он представился как начальник службы безопасности МИДа СССР. Он имел «вертушку» — правительственную связь КГБ СССР. В справочнике телефонов данной особой связи (когда я дежурил несколько раз в кабинете своего начальника посла В.Л. Исраэляна, у меня имелась возможность изучить и этот справочник) содержится запрещение на ведение «совершенно секретных» разговоров. Секретные переговоры можно было вести. С.Б. Бацанов рассказал мне, что значимость какого-либо чиновника можно было определить по номеру его «вертушки». Он подчеркнул, что у Курышева номер был «лучше», чем у некоторых заместителей Громыко. Однажды Михаил Иванович при мне позвонил куда-то по другому телефону, рассерженно сказав: «Разъедините этот номер. Сколько можно болтать». Такие у него были полномочия. Курышев также курировал 7-й отдел (работа с иностранцами, временно посещавшими СССР) Второго главного управления КГБ СССР (внутренняя контрразведка).

Служба безопасности МИДа СССР была создана в 1975 году. Как пишет И.К. Перетрухин, создание данной службы происходило не без определенных трудностей, связанных с неоднозначностью оценки ее предстоящей деятельности в руководящих кругах министерства. Но в конце концов Громыко дал на это согласие. Главным человеком по связям с КГБ в министерстве был его заместитель И.Н. Земсков, особо доверенное лицо министра.

Генерал КГБ в отставке В.Е. Кеворков в своей книге «Генерал Бояров» также отмечает, что «внедрение» спецслужбы в МИД потребовало от госбезопасности солидных усилий, ибо Громыко строил внешнюю политику еще в сталинские времена, и эта политика была твердокаменной. Таким он остался и в 70-х годах. Как подчеркивает Кеворков, если возникала какая-то сложная ситуация, министр включал не ум, а память, из которой тут же вытаскивал один из многих накопленных за долгие годы службы прецедентов и следовал по уже известному пути. Служба безопасности создавалась в МИДе впервые.

Фактическое увольнение из МИДа, крах дипломатической карьеры, к которой я готовился практически с детства, были для меня страшным ударом. Однако во время длительного оплачиваемого отпуска (около трех месяцев) я сразу же стал готовиться к научной карьере и к сдаче кандидатского минимума. Необходимо было сдать экзамены по английскому языку и международному праву, а также написать реферат по марксистсколенинской философии. Я усиленно готовился по этим предметам. Тему реферата я избрал довольно интересную: «Критика буржуазных теорий об инстинктивной агрессивности человека» и работал над ней в спецфонде Библиотеки имени В.И. Ленина, так как в то время работы 3. Фрейда, К. Лоренца и других ученых были закрыты для рядового читателя.

Научная работа отвлекла меня на время от свалившихся неприятностей. Но я и не мог даже представить себе, что меня ждут страшные испытания. В их преодолении мне помогли ежедневные занятия гимнастикой йогов, которой я увлекся во время первой поездки в Женеву в 1976 году и занимаюсь до сих пор.

Глава 7

САМОУБИЙСТВО МАМЫ И РЕШЕНИЕ А.А. ГРОМЫКО

6 мая 1978 года поздно вечером мне позвонила сестра Анна, которая проживала с бабушкой в квартире родителей на Фрунзенской набережной. Она взволнованно сказала, что мама пропала и оставила записку следующего содержания: «Дорогой Анютик! Я не смогла поступить иначе. Врачи тебе все объяснят. Жаль, что мама не позволила мне умереть дома». Я всю ночь не спал, предчувствовал — случилось самое страшное. На следующее утро я сразу же позвонил М.И. Курышеву и рассказал ему о случившемся. КГБ тут же организовал поиски. Заместитель Курышева И.К. Перетрухин тогда пошутил, что вряд ли жена Шевченко могла утопиться, ибо вода в Москве-реке тогда была очень холодная. На всякий случай были проверены все аэропорты. Кстати, после исчезновения в Москве английского шпиона О. Гордиевского КГБ также объявил всесоюзный розыск. Это означало, что правоохранительные органы начали тут же рыскать в поисках его трупа по всей необъятной стране от Бреста до Владивостока — ведь его бренное тело могло оказаться где угодно — и в сточной канаве, и под мостом, и в реке.