Как поживаешь, шурави? - Кривенко Виталий Яковлевич. Страница 10

Володя не наврал, и вправду с ним была женщина лет тридцать на вид, не сказать что красавица, но и не уродина, да это не важно, главное, разнообразие какое-то было, а не просто пьянка. Стол был уже накрыт, играла музыка, все, короче, было готово для празднования. Володя нас познакомил, все как положено, и мы сели за стол. Марина вроде ее звали, уже не помню точно, но это не важно, была она в Афгане второй год, скромностью тоже не болела, и поэтому мы чувствовали себя не так скованно, хотя матов за столом слышно не было, а это в армии большая редкость. После того как все изрядно выпили, все вошло в свое русло, и разговор стал более раскованный, потом начались танцы, и праздник набрал обороты. Помню, ходили кого-то поздравлять, кто-то приходил к нам, в общем, весело встретили и провели Новый год. Проснулись мы в обед первого января в бане, Марины не было, она ночью ушла продолжать праздник с девчатами и офицерами в модуль. Вот так мы встретили 1987 год, я считаю, что встретили мы его отлично.

Частенько в компаниях, когда разговор заходит о службе, все рассказывают, как они там делали какой то дембельский аккорд, а я слушаю, и вспоминаю про свой аккорд, который продолжался с мая по август. И помню свой последний рейд, после которого мы, дембеля, по быстрому наспех собравшись, на следующий день полетели в Союз. И вспоминаю февральских дембелей, которые ночью пришли с рейда, а утром им надо было лететь домой – они пробыли в рейде около двух месяцев, точно уже не помню, но около того или может больше. Похожи они были на дикарей, обросшие, небритые, все в пыли и грязи, но радостные и счастливые. Я в то время мог неплохо стричь, и до утра подстриг человек пятнадцать, а утром они, побритые, отмытые, в отглаженных парадках стояли возле штаба и получали документы на отправку в Союз. Я еще подумал, надо же, как это они успели так быстро привести себя в порядок, а через полгода тоже самое произошло и с нами, только с рейда мы вернулись вечером, и времени у нас было немного больше, а в остальном все так же.

В последнем моем рейде мы пробыли около месяца, было это в июле, и жара стояла страшная, ветер-афганец свирепствовал во всю свою силу, и пыль от колонны стояла стеной. От чарса и жары давил страшный сушняк, а вода в рейде на вес золота, и мы во рту катали по паре металлических шариков, чтобы выжать хоть немного слюны, иногда это помогало. На мне был летний танковый комбез, в эксперименталке было слишком жарко (эксперименталка это форма, которую сейчас называют «афганкой», в то время в Афгане эту форму экспериментировали, и поэтому мы ее так и называли эксперименталка, ввели ее, если не ошибаюсь, в 1985 году). В БТРе у нас была пара маскхалатов, один мой и один таджика, раньше не было камуфляжей, и для маскировки в зеленке применялись маскхалаты, это широкий комбинезон с капюшоном в мелкую сеточку, закамуфлированный под зелень. В пустыне применялась обычная форма ХБ, мы ее называли песчанка – новую форму замачиваешь в хлористом растворе, и получается желтый цвет, похожий на песок.

Был обычный рейд, два полка – 101-й и наш – решили духов погонять в районе старого Герата, район был знакомый, приходилось когда-то здесь бывать. Не доезжая старого Герата, мы разъехались со 101-м полком, они поехали в обход Герата, а наш полк двинулся в его окрестности, намечалась какая-то крутая операция, даже вызвали ДШБ (десантно-штурмовая бригада).

В одном месте наша колонна проходила между двумя кишлаками, один был в километре от нас, другой метрах в трехстах, обычные с виду кишлаки, каких навалом по Афгану. Мы ехали распаренные на солнцепеке, автоматы лежали в стороне и таджик мне сказал:

– Если сейчас обстрел начнется, смотри, как Теннисный Шарик в люк залетать будет.

Теннисным Шариком мы называли начальника штаба батальона, он был небольшого роста, толстенький и круглый. Комбатовский БТР ехал за БТРом полкача, потом БТР ротного и после наш, у комбата и Шарика автоматы были внутри, а сами они сидели на броне. Мы с Шавкатом взяли в руки автоматы и сидим смотрим вперед на БТР комбата, а сами обкуренные как удавы. Вдруг возле БТРа комбата взорвалась граната, и пулеметная очередь по БТРам. Шарик залетел в люк как пуля, мы с таджиком чуть со смеху не упали, начался обстрел и переполох, все давай лупить по кишлаку. Танкисты несколько раз проехались туда сюда вдоль кишлака и постреляли в него из своих пушек, мы тоже с пулеметов и гранатометов пошуровали. Пехота стала готовиться к проческе, мы все затарились боеприпасами и стали ждать команды, потери после обстрела составили несколько раненых и один убитый, подъехали две таблетки и забрали раненых. Но прочески мы не дождались, полкач дал команду отменить проческу и вызвал вертушки для обработки кишлака, а колонна двинулась дальше. Рота наша стала на блок, километрах в пяти от того места, где нас обстреляли. Стояли мы на возвышенности, и нам хорошо было видно кишлак, с которого обстреляли колонну. Было видно, что в кишлаке этом нет никого, естественно, что все уже затарились потому что знали, что сейчас их начнут бомбить. А в кишлаке, который находился с другой стороны колоны, видно было шевеление, там не думали прятаться и продолжали жить своей жизнью, так как с их стороны залета не было и они не боялись. Вдруг появились четыре вертушки и начали бомбить ракетами кишлак, а мы смотрим и не врубимся, что происходит, они же бомбят не тот кишлак, а другой, и все спокойно наблюдают и молчат. Первым включился, Шавкат и крикнул:

– Они же не туда бомбят, надо полкачу сказать по рации!

Мы запрыгнули в БТР и передали полкачу по рации, в чем дело, слышим, полкач говорит танкистам:

– Покажите вертушкам, куда бомбить надо.

Танкисты дали пару залпов в другой кишлак, летуны врубились, в чем дело, и переключились на другой, а первый кишлак ни за что разнесли, по запарке короче. Ну и хрен на него, мало ли их по Афгану было раздолбано, и за дело и без дела или просто ради спортивного интереса.

На блоке мы проторчали две недели, первую неделю бомбили МИГами ущелье, за это время духи сбили два МИГа. Потом бросили десантуру, но десантники начали нести большие потери, санитарные вертушки только успевали туда сюда мотаться, и десантников с ущелья убрали. Потом опять начали бомбить ущелье МИГами и СУ-17, на МИГах летали сарбосовские летчики, а на СУ-17 наши. Десантуру снова забросили в горы с другой стороны ущелья, а нас подтянули к подножию гор, но БТРы по горам ездить не могут, мы немного продвинулись пешком, но впереди были отвесные скалы и пришлось остановиться; было слышно, что сверху идет бой, а мы снизу ничем не могли помочь. Потом поступил приказ пехоте готовиться к десантированию с вертушек, и мы стали спускаться, внизу нас ждали 2 вертушки. По быстрому запрыгнув на борт, мы поднялись в воздух, на вертушках мне, конечно, приходилось летать, но десантироваться – нет.

Когда подлетали к ущелью, летчик крикнул:

– Я садиться не буду, тут камни, зависну метров пять над землей, прыгали когда-нибудь с вертушек?

– Нет, не приходилось, мы же пехота, – ответил взводный.

– А с крыши в детстве прыгали?

– Да, да, – ответили мы.

– Ну, тогда ни пуха, – крикнул летчик.

И мы начали высыпаться с вертушки, я спрыгнул удачно, и вроде ничего не повредил, все остальные тоже попадали без происшествий. А вот другому борту повезло меньше, духи задели двоих, одного ранили в живот, а другому прострелили ноги. В общем, на себе пришлось испытать незавидную долю десантников. В пехоте тоже конечно не мед, хотя чего сравнивать, каждому своя доля выпала на этой войне, кому-то может меньше, кому-то больше, кто-то вообще по каптеркам, штабам и кухням протарахтел всю службу, но как говорится, каждому свое.

Как только мы попадали с вертушек, бой завязался тут же – откуда духи лупят не видно, но такое ощущение, что со всех сторон, и не понятно, куда же стрелять, а стрелять надо, и чем быстрее тем лучше. Хорошо, что вокруг лежали глыбы, а не открытое место, иначе бы нашими трупами усеяли всю площадь. Спасибо летчикам, знают, где зависнуть. Вертушки начали по быстрому улетать, долго висеть над землей для них самоубийство, для духов сбить вертушку большая честь и неплохая за это плата. И опять надо отдать должное летчикам, улетая, они влупили из своих пушек в сторону духов, как бы показывая, куда нам надо ориентироваться. Положение у нас было незавидное, нам надо было выбить духов из ущелья, или самим здесь остаться, ничего другого не оставалось. У духов положение было тоже не из лучших, с одной стороны десантура, с другой мы, но духи были на возвышенности, а мы в низине, и поэтому нам доставалось прилично. Не прошло и часа, а у нас уже шесть человек было ранено, а бой не прекращался ни на минуту. Сказать честно, было страшновато, а контролировать себя все равно надо, иначе ты труп. Но в бою страх какой-то мимолетный, временами про него не думаешь просто-напросто. А вот во время затишья перед боем, или во время прочески кишлака, когда можно из любого дувала пулю в лоб получить, да когда сидишь наблюдающим на блоке где-нибудь в горах, и ночь – хоть глаза выколи, да плюс ко всему еще и обдолбишься, вот это настоящий, леденящий душу страх, словами его не передать.