Ликует форвард на бегу СИ) - Политов Дмитрий Валерьевич. Страница 41

— Не тяни кота за хвост, Выручалкин[1], — в шутку подколол коллегу Рябов, заметив, что тот колеблется. Сегодня именно Жорка вывел на игру динамовцев с широкой капитанской повязкой на рукаве. — Тут всего два варианта. Бери любой — не ошибешься.

— Иди в баню, — беззлобно отмахнулся от него нападающий гостей. — Балабол. Решка!

Татаржицкий отработанным щелчком послал монетку вверх. Та кувыркнулась в воздухе пару раз и упала на ровную траву газона.

— Орел! — радостно воскликнул Рябов, наклонившись. — Мы выбираем. — Он повернулся к стоящему неподалеку Бауже и громко крикнул. — Йонас, ворота или начало?

Голкипер оценивающе поглядел по сторонам, отслеживая положение солнца, задрал голову и присмотрелся к флагам над стадионом. Ветра почти не было, полотнища лениво колыхались под редкими порывами.

— Как хочешь, в принципе, неважно, — махнул он рукой в ответ.

— Тогда наше начало, — быстро определился Георгий.

И вот, наконец, команды заняли свои места. Каждый футболист стоял на своей позиции в ожидании сигнала к началу, и лишь вратари еще мерили быстрыми шагами пространство между штангами, настраиваясь на игру.

Судья посмотрел на свои наручные часы, потом поднял голову и сверил их с теми, что отображались на табло стадиона, поднял вверх руку, подав сигнал помощникам, и решительно поднес свисток к губам.

— Мяч на солнце, окружай ворота, — пошутил Авруцкий и легонько катнул мяч Даниле. Так, чтобы круглый немного пересек центральную линию. — Поехали, Малой!

На первый взгляд хаотично, бессистемно, а на самом деле строго по отработанной на многочисленных изнурительных тренировках системе, задвигался, полетел кожаный снаряд, стремительно перемещаясь от одного футболиста к другому. Динамовцы сегодня играли решительно, зло, с непоколебимой внутренней уверенностью. Так, как и положено одному из флагманов советского футбола. Нет, не прошла для них даром предматчевая накачка Бескова, не прошла.

И даже сравнительно быстрый гол, что забили уже на двенадцатой минуте зенитовцы, не особенно расстроил хозяев. Задергался в тот момент ненадолго лишь Володя Штапов, переживая, что именно его не слишком удачный вынос привел к тому, что ленинградский тезка, центрфорвард Поляков перехватил круглого, быстро перевел на своего партнера Гончарова и тот хлестким точным ударом загнал кожаную сферу в правый нижний угол ворот. 0–1

Но к защитнику тотчас подбежал Рябов о ободряюще похлопал по плечу:

— Не бздо, Хозяин, отыграемся!

И в самом деле, не прошло и минуты, как Авруцкий красиво замкнул на дальней штанге неожиданный прострел с правого фланга Маслова. 1−1 А трибуны, что неодобрительно загудели, выражая свое недовольство на пропущенный любимцами гол, разом сменили гнев на милость и радостно загалдели, зааплодировали. В воздух взмыло несколько десятков голубей, которых принесли с собой болельщики.

— Хорошо, что коровы не летают, — философски протянул Мельник, провожая взглядом кувыркающихся в вышине птиц.

— Смотри, при Иваныче такое не ляпни, — засмеялся идущий рядом с ним к центру поля Генка Еврюжихин. — Сам знаешь, он голубятник со стажем, за птах своих горло перегрызет.

— Да помню, — отмахнулся Данила. Кто в «Динамо» не знал об этой страсти старшего тренера? Да все знали. Константин Иванович мог часами рассказывать взахлеб о любимых турманах, сравнивая между собой, к примеру, обычных орловских черных с орловскими же, но бородунами. И горе тебе, если не успел смыться под каким-нибудь благовидным предлогом — затюкает до бессознательного состояния бесконечными историями из жизни пернатых. И страшным кошмаром будут отдаваться в голове слова: бойный «столбовой», белоголовый космач или гривун!

Самое смешное, что Бесков был не одинок в своей страсти. Почти в каждом советском дворе стояла выкрашенная в голубой или зеленый цвет будка, где обитали голуби. И вполне привычной картиной была компания мужиков, что собирались возле нее после работы или в выходной и вели многочасовые дискуссии на непонятные непосвященному темы. Почти, как в гаражах будущего. Только там точка притяжения будет другой. Железной и воняющей бензином и маслом.

Да что там простые работяги, если даже сам Генеральный секретарь партии товарищ Брежнев участвовал в работе Международного конгресса по птицеводству в Киеве в 1966 году, будучи большим любителем голубей.

Маньяки, что с них взять?

Московский дворик тех лет с неизменной голубятней.

— Если гол забили в свалке —

Это сделал Лев Бурчалкин! — заорал вдруг истошно какой-то парень в белой тенниске, вскочив со своего места в первом ряду. — Вперед, «Зенитушка», дави мильтонов!

— Во, дает, — восхищенно цокнул языком Юрка Авруцкий. И не удержался, подколол нападающего ленинградцев, что устанавливал мяч на центральной отметке. — Лева, с меня бутылка шампанского, если забьешь!

— Засунь себе ее знаешь куда? — нехорошо ощерился капитан гостей. — Достали уже сегодня со своими подъе…ками!

— Это он почему такой злой? — мгновенно схохмил Данила. — Это все потому, что у него велосипед без сиденья.

Одноклубники, что стояли рядом, переваривали шутку пару секунд, а потом буквально согнулись пополам от хохота. И даже суровый рефери быстро отвернулся. Плечи его тряслись от плохо сдерживаемого смеха.

— Хана тебе, малец! — погрозил кулаком багровый от злости Бурчалкин.

И в следующем игровом моменте, когда Мельник вел пятнистого к воротам Эдуарда Шаповаленко, Лев пошел в яростный и злой подкат. Не увернись Данила, мог бы запросто сломать ногу. Но форвард был начеку и сумел вовремя увернуться. Поэтому прилетело ему вскользь. Больно, конечно, но не смертельно.

Правда, доктор «Динамо» посчитал иначе и понесся к упавшему на зеленый газон футболисту что есть мочи, резво стартанув со скамейки запасных со своим обшарпанным чемоданчиком наперевес. Опустился на одно колено рядом и озабоченно принялся осматривать ушибленное место, опрашивая, попутно Данилу о его самочувствии.

— Да я в порядке, док, — коротко успокоил его Мельник, болезненно морщась. — Честное слово, там по касательной пришлось, ничего страшного.

Болельщики яростно свистели, требуя самого сурового наказания для нарушителя, но Татаржицкий ограничился всего лишь коротким внушением. И мгновенно удостоился целой серии нелицеприятных эпитетов от наиболее рьяных фанатов, в которых сравнение с сырьем для изготовления мыла являлось наиболее безобидным. И цензурным.

Игра вскоре возобновилась. Хозяева прижали ленинградцев к воротам, провели несколько опаснейших комбинаций, и вскоре, после поданного Еврюжихиным углового, Даниле удалось хорошо приложиться к удачно отскочившему из гущи игроков мячу. Голкипер ленинградцев лишь швырнул с досадой на землю свою кепку. 2−1

С таким счетом команды и ушли на перерыв.

А в раздевалке динамовцев ждал неожиданный сюрприз. Мельник зашел в нее одним из последних и потому не сразу понял, почему его товарищи столпились в центре комнаты, вместо того, чтобы рассесться по креслам. Данила вытянул шею и заглянул через голову Аничкина.

— Вить, что там?

— Одуван!

— Да ладно! — воскликнул радостно Мельник и полез вперед, распихивая одноклубников. — Не шутишь? Да пустите же, черти!

Нет, не шутил Аничкин. Бледно-серый, худющий, с черными мешками под глазами, но все с такой же белозубой широкой улыбкой на смуглом лице, в кресле-каталке действительно сидел Ривелино. Рядом с ним находилась дородная медсестра таких богатырских статей, что ей позавидовал бы сам Леонид Жаботинский![2]

— Не толпитесь вокруг больного, товарищи, — громко скомандовала она, заметив, что футболисты подобрались слишком близко к ее подопечному. — Ему нужен воздух. А у вас тут и так дышать нечем! — Она демонстративно помахала ладонью перед лицом.

Ну да, попахивало в раздевалке. А что вы хотите, два десятка здоровых потных мужиков — амбре еще то. А еще рядышком стол массажный, мази разные и прочая химия.