Безымяныш. Земля (СИ) - Рымин Андрей Олегович. Страница 15

Скользя взглядом по пасущимся на широкой, с версту, луговой полосе стадам и отарам, которых при таком количестве голов этот выпас никак не мог кормить вдолгую, я окончательно уверился, что здесь что-то нечисто.

— Пшеница уже пожелтела? Как так? — опередил меня дядька с дальнего края повозки. — Совсем рано же ещё.

Матвей с зевком потянулся.

— Ехать нам долго, но, чувствую, всё равно не успею рассказать вам всё, что про полис и Землю знать надо. Почему, думаете, второй пояс именно Землёй называется?

— Потому, что идёт за Предземьем, — тут же выдал чушь трактирщик Кузьма.

Народ прыснул хохотом. Спокойствие Матвея, так интересно рассказывающего обо всём, что не спросишь, немного расслабило напряжённых людей. Я тоже поймал себя на мысли, что любопытство отодвигает тревогу. Никогда не задумывался, почему Земля называется так. Неужели, в названии пояса скрыт некий особый смысл?

— Соображаешь, дядька, — поддержал общее веселье солдат. — Так и грива у лошади гривой зовётся, потому что перед загривком идёт. Но есть ещё одна интересная штука. На Земле земля втрое быстрее родит, чем у нас на Предземье. И я даже сейчас не про короткую малоснежную зиму, какой на дальнем краю от Порога, считай, почти нет. Трава, кусты, плющ, деревья — всё растёт тут с такой скоростью, что урожай по три раза на год собираем. И так оно не только с пшеницей. Любая ягода, любые плоды… Думаете, отчего на Земле зверья столько, что стены вокруг всего лоскута приходится ставить? Предземье в сравнении с Землёй — пустой тихий край. У нас жизнь здесь таким ключом бьёт, что успевай только жрать. Вы таких зверей, какие тут водятся, и представить себе не сможете. Вот, придёт следующая седмица — будет шанс посмотреть. Окрестности Порога — единственное место на Земле, где из-за постоянного появления полисов относительно тихо. Тут живность вся круто повыбита, а представьте, закинет в глушь, где человека полвека не было? Ой и весело будет.

Но про «весело» Матвей говорил отчего-то невесело. Всего пяток дней — и придётся нам поучаствовать в местной «весёлой» охоте. Я опять погрустнел. Сразу вспомнились слова синего Верхана про то, что Дом красных — чудное название знатного рода я пока не запомнил — своих боевых не жалеют. Ох, как бы не проспорил обратно полученную красную монету Мехмед. Три месяца — большой срок. Вдруг, Ло будет долго отсутствовать? Без него я обычный пацан с неплохим троеростом, а незримые клинки — это лишь три секунды могущества. Чую, будет действительно «весело».

— Говоришь, зверья много? — не проникся моими страхами Сёпа. — Так то разве плохо? Много добычи — много бобов и семян.

— А ещё много крови и трупов, — насупившись, ответил Матвей. — Не советую переоценивать свои силы. Смотрю, ты мужик не из робких. Одарённый, небось?

— Есть немного, — довольно осклабился Сёпа.

Кстати, дар давно уже вернулся. Стоило выехать из ущелья, как я, да и другие, у кого он имелся, понятное дело, его сразу почувствовали.

— Тогда сразу отдельно предупрежу, — поднял палец солдат. — Будь вдвойне осторожен. Не зарывайся, не гонись за богатой добычей. Что отряд, проявивший себя, что того, кто убил больно старого зверя, ждёт награда, конечно, но те крохи не стоят того, чтобы задницу рвать. Безымянным достаются такие объедки, что на них не поднимешься. Лучше срок свой перетерпеть и живым остаться. Возвышение — это для вольных.

— Ждать пять лет? Не настолько я терпеливый.

Вызов в голосе Сёпы звучит слишком открыто. Матвей хмурится ещё больше.

— А давайте тогда сразу к самому важному, — обведя взглядом притихший народ, произносит грозно солдат. — Пять оборотов в любом случае ваши. И они ваши в Архе. Нравится вам здесь, не нравится, а деваться вам некуда. Земля — это вам не Предземье. За границами лоскутов всюду смерть. Попадаются дураки, кто мечтает удрать, но бежать, уж поверьте мне, некуда.

И, усевшись обратно, уже другим тоном:

— Ладно, пора уже жрать. На остановки у нас времени нет. Сейчас пайки раздам — на ходу стрескаете. И придумывайте уже себе клички. Я ведь не шутил. Кто не хочет быть Ослобрюхом — кумекайте. Своё чаще всего разрешают оставить.

Глава четвертая

Продолжаем слушать во все уши

А хлеб вкусный у них тут. На двоих выдали по здоровенной пышной лепёшке с хрустящей корочкой и мягким нутром. Я от нашей с Лимом отломил себе треть — кожемяке нужно больше еды. Ломоть солёного белого сыра тоже весь есть не стал — половину отдал товарищу. А вот яблоки, каких было по три штуки на брата, схрумал все, оставив от них одни косточки. Как-никак мои первые фрукты в этом году. С прошлого оборота по их вкусу соскучился. Быстро стрескали всё, что дали, запили водой, которой в повозке имелась целая, пусть небольшая, но бочка, и снова принялись приставать к Матвею. Пайка солдата, кстати, ничем не отличалась от наших. Что-что, а кормят здесь безымянных неплохо.

— А откуда в каналах вода? — поинтересовался один из предземцев, когда мы проехали очередной небольшой, выложенный вровень с дорогой мост, перекинутый через ещё один неширокий канал, отделяющий поля от заканчивающегося здесь пастбища. — На вечно прыгающем туда-сюда лоскуте по идее не может быть рек. Куда им впадать, если каждый раз в новом месте оказываешься?

— Учёный? — подмигнул невысокому кудрявому мужику Матвей. — Объясню. На всех лоскутах есть источники. Народ сам их уже направляет. Где в какое озеро заведут, где по трубам пустят, где, как в Архе, каналов нароют. Главный наш, из которого источник и бьёт, вокруг внутреннего города прокопан. От него четыре самых широких идут к углам лоскута. От них в стороны отходят уже поперечные малые, вроде этого, — кивнул на удаляющийся канальчик солдат. — Вода во всех них постоянно течёт, но пить её не советую — туда нечистоты сливают. Пьём мы из колодцев. Последний же канал, самый длинный, идёт вдоль всех внешних стен. Потом карту полиса покажу — увидите, как они на лоскут легли сеточкой. Кто-то в древности шибко умный придумал. Единственное, часто чистить каналы приходится. Но на то есть пустые.

— В полях тоже они? — махнул рукой Сёпа на длинную цепь из баб, жнущих серпами пшеницу.

— А то, кто же? — пожал плечами Матвей. — Вся тяжёлая, но при этом простая работа отдаётся пустышкам. Кто-то трудится в полях и садах, кто-то за животиной следит, но, конечно же, большая часть пустоты в заготовке задействована. Камень, дерево, глина, песок… На лоскуте многого попросту нет. Всё приходится извне тащить. Посмотрите потом, как муравьиные бригады работают.

— Гля, опаздуны ползут, — ткнул Сепан вперёд пальцем.

— Шах, прижмись к краю, — попросил обернувшийся Матвей возницу. — Пропустить надо. Ещё чуть правее возьми. Вот так, ага.

На широкой дороге разминуться двум встречным повозкам, даже таким здоровенным, как наша, не составляло труда. Не раз уже проверялось. Движение здесь оживлённое. Но тут, как я понял, причиной нашего манёвра стала не боязнь столкновения, а желание проявить уважение к едущему впереди небольшой процессии всаднику в синем наряде с волосяным бубликом на голове.

— Гони, гони, а то всё раскупят, — негромко напутствовал поравнявшихся с нами встречных Сепан.

И стоило мне заметить недовольно скривившееся лицо Матвея, как всадник в синем резко осадил коня.

— Что ты там вякнул, сын шлюхи? — повернулся к нам белолицый. — Останавливай!

Приказ был обращён к сидящему рядом с Матвеем вознице. И так еле ползущие быки тотчас замерли, повинуясь сигналу натянутых вожжей.

— Проси прощения, идиот! — еле слышно прошипел сопровождающий нас солдат. — Живо все кланяемся!

И Матвей тут же подал пример, соскочив с козел на землю и уже стоя согнувшись едва ли не вдвое. Мы тоже все дружно поднялись с лавок, чтобы отвесить поклон обладающему таким тонким слухом знатному.

— А, что я такого сказал? — начал было Сепан, но, поймав косой взгляд Матвея, немедля добавил: — Прошу прощения, сударь, коли случайно обидел. Просто торг уж вовсю идёт. Поспешать вам надо, если туда собрались.