Безымяныш. Земля (СИ) - Рымин Андрей Олегович. Страница 48

— Получай!

Сёпа всаживает свой здоровенный топор в подставившуюся переднюю лапу зверя. Та уже была с раной. Теперь до кости дыра. Леший быстро разворачивается на месте, чтобы броситься на обидчика. Бью в подскоке копьём, но удар не доходит до цели. Хитрый гад чуть крутнулся вдоль собственной продольной оси, и наконечник оружия клюнул кожу-броню.

— Не подлезать под него! Наша сила в проворстве!

Зверь мечется среди деревьев, пытаясь поймать Сепана, но куда там — Метла прячется за стволы, петляет зайцем. Леший никак не может подобрать момент для атаки. Мы все тоже кружим рядом с тварью, стараясь достать его в выпадах. Народ рубит, я колю. А оно не так просто, как мне показалось сначала. Живое бревно постоянно в движении. Пойди, подберись к морде. Тут разве, что сам подставится.

И вот подходящий миг — на время забыв про Сепана, зверь бросается на Матвея, удачно рубанувшего одну из его задних лап. Чёрный глаз оказывается повёрнут ко мне. Я не мешкаю — колю в длинном выпаде с двух коротких шагов.

Половина долой! Только дальше что? Оба буркала, что остались у зверя, смотрят под очень неудобным углом для атак — одно вверх, другое вниз, расположившись на соответственно верхней и нижней частях здоровенной башки. Ему самому-то, что видно теперь?

Народ тут же воспользовался ущербностью зверя, подлетев с боков.

Ага, как же. Леший просто провернулся вдоль тела, и глаза из прежних: верхнего и нижнего моментально превратились в новые: левый и правый.

Один безымянный из местных по кличке Носок не ожидал от живого бревна такой хитрости и, на миг растерявшись, не успел вовремя отпрыгнуть, а, как и планировал, рубанул топором лапу зверя, пусть и не ту, в которую метил. Эта ошибка стоила ему жизни. Леший дёрнулся в сторону человека и схватил его своей дырой-пастью, не имевшей привычных двух челюстей, а усыпанной по кругу клыками, словно вставленная в жерло бочки пила. Две секунды, три резких рывка — и откушенная половина человека скрылась в зеве чудовища.

— На!

Злость заставила прыгнуть. Проклятая тварь! Копьё мало того, что вошло чётко в глаз остриём, так ещё и пробилось вглубь на ладонь и застряло.

Меня бросило в сторону. Зверь мотнул головой, а я вместо того, чтобы отпустить копьё, попытался его сдуру выдернуть. Зря. Короткий полёт аккурат привёл меня в ствол головой. Сполз по дереву. Где клятый леший⁈

Вот йок! На меня опускаются две короткие толстые лапы с когтями-кинжалами. Не отпрыгнуть уже.

Толчок в бок. Лечу в сторону. Позади хруст и крик. Кувыркаюсь по земле. Тут же вскакиваю и нахожу взглядом зверя.

Ослеплён! Предз по кличке Охотник завершил моё дело. Вместо последнего глаза дыра с чёрными подтёками крови. Теперь чудище не опасно. Добьём.

Только… Кто это?

Ёженьки… Вот, кто вытолкнул меня в крайний миг! Матвей! Командира оттаскивают от беснующегося вслепую чудовища. Рубаха и тело под ней разодраны сверху донизу. Грудь в крови. Рана страшная. Как же так…

Мгновенно забываю про лешего. Семена, бобы — всё пустое. Пусть тут бесится пока не подохнет от голода. Огибая ревущую тварь, мчусь к Матвею. Командир меня спас. Да, по воле Мехмеда, возможно, но отдать свою жизнь… Не позволю! Не так! Не сейчас!

— Жив⁈

Барсук с Домовихой, оттащившие в сторону раненого, смотрят с грустью.

— Сейчас отойдёт.

— Молчун!

Где он⁈ С лешим не бился. Вспомнил! Он и Шило тащили носилки. Лима местным не потянуть — сил не хватит.

Далеко ушли? Нашёл взглядом.

— Молчун! Быстро сюда!

Тут полсотни шагов. Дождь, рёв лешего, крики товарищей, старающихся добить ослеплённого зверя, дорубив ему лапы. Неужели не слышит? Но ведь видит же. Пусть попробует только…

Бежит! Понял, чего я хочу? Лучше бы да. Уговаривать времени нет. Сейчас буду приказывать.

— Лечи! Живо! Помрёт — ты за ним!

— Чего…

Это Барсук удивляется. Молчун-то как раз в миг всё понял.

— Он ту нору закрыл, что нашли возле царского логова. Я всё видел. Он лекаря дар получил. Лечи! Быстро!

— Пошёл ты!

— Охотник! Метла! Все ко мне!

Эх, Глиста рядом нет. Его бы все сразу послушали.

Но и меня тоже слышат и слушают. Бросив танцы вокруг ослеплённого чудища, народ бегом несётся сюда.

— Лечи! Живо! Иначе…

— Дар найдут. Всё равно найдут, — не даёт мне закончить Змей.

Он из местных и после Глиста самый опытный. Змей знает, что говорит.

— Раз в полгода проверка, — торопливо бубнит безымянный. — Троерост и дары смотреть будут. В лавке тоже записано всё — кто, что брал. Доли лишние — то ерунда. Нет, накажут, конечно. Но дар… За нору — в бойцы, на арену. Спасай командира. Тебе терять нечего.

— Ты дурак? — крутит пальцем у виска Домовиха. — Матвей единственный, кто тебе может помочь. Чего ждёшь?

Достучались! Молчун принял решение. Одарённый падает перед умирающим на колени и прикладывает обе руки ладонями к ране Матвея.

Свет! Зелёный! Сколько раз такой видел. Пошло дело! Это тебе не лечилка. Края раны начинают затягиваться. Кровь не хлещет уже. Давай! Давай! Ещё чуть! Ещё!

— Леший?

Первое слово Матвея. Командир пришёл в себя. Будет жить.

А Молчун?

Молчун тоже! Всё сделаю, чтобы помочь. В крайнем случае к Мехмеду пойду на поклон.

— Леший где? — повторяет Матвей.

А вот лешему — смерть! Тут без выбора.

Глава четырнадцатая

Цепочка событий

Ослеплённого зверя мы смогли окончательно обстругать лишь минут через двадцать. Вот теперь, без отрубленных лап, он точно — живое бревно. Жаль, что гибкое. Извивается короткой и толстой змеёй, норовит цапнуть пастью. Что с ним дальше придумывать — один йок знает. Кора-шкура не рубится. Пробовали в пасть копьём тыкать — только сломали оружие. В итоге решили оставить как есть. Слепым и безлапым обрубком далеко леший не уползёт, а местному зверю он, даже в таком состоянии не по зубам.

На время пока бились с чудищем про Молчуна и про его поступки: былой и сегодняшний все как будто забыли. Матвей молодец — сначала надо дело доделать, а потом уж разборки чинить. Народ тоже с пониманием, что не к месту в бою отвлекаться. Леший даже без глаз продолжал оставаться опаснейшей тварью. Со слухом, хоть ушей и нема, у него всё в порядке — на звук кидался, зараза. Не до разговоров нам было.

После уже, когда всё закончилось — тут, слава Единому, уже без ошибок прошло — и мы вернулись к дожидавшимся нас под присмотром глядунов и немногих охранников раненым, я, видя, что все воды в рот набрали и на меня только косятся — мол, сам начал, сам и дальше давай — обратился к присевшему на корточки возле бледного Лима Матвею.

— Ну так что, командир? С Молчуном теперь как?

Ёженьки… По взгляду всё ясно. Так ведь он не смекнул, что к чему. Видать, сразу не понял, что его даром вылечили. Решил, что о дерево головой приложился и просто сознание потерял, а рана на груди ерунда — зверь только рубаху продрал, да слегка оцарапал в толчке.

— А, что Молчун? — покосился на предза Матвей. — Он цел вроде. А вот Кожемяка совсем плохой. Видать, слишком много крови потерял.

Вот теперь и до Молчуна дошло, что командир не помнит случившегося. Предз тотчас же замотал головой, как бы говоря мне: «Не надо! Не надо!». Но разве же теперь, когда весь отряд его тайну знает, такое скрыть можно? Да и очухается немного Матвей, полезет царапины смотреть, а под лохмотьями — окровавленными, кстати, сверх меры — чистая свежая кожа. Не дурак же он в самом деле? Тут молчать смысла нет. Тем более, что…

— Дар остался? — с надеждой взглянул я на Молчуна. — Кожемяку бы ещё подлечить.

Тот только скривился в обиде.

— Какой ещё дар? Вы про что…

Матвей резко раздвинул обрывки рубахи и уставился на свою грудь. На лице понимание — брови так и подпрыгнули вверх.

— Пустой я. Всё на командира спустил.

— Так, — шагнул ближе Матвей. — Рассказывайте. По порядку.