Б-11 - Рой Олег Юрьевич. Страница 54
– Отступаем в приемный зал! – рявкнул Мишка, и понял, что охрип. Мимо него проскочил Феликс, весь белый от паутины, Генка, ставший обладателем шикарной седой бороды из все того же материала, и Волосатый, лысина которого была в крови. И прямо в дверях в спину Волосатого ударил один из зеленых сгустков. Кирилл закричал, и машинально захлопнул двери перед носом у Мишки.
А уже через минуту шею Мишки охватило мягкое щупальце, сбивая его с ног и волоча к краю платформы…
Это место было совершенно чуждым человеку. Все здесь было нечеловеческим, даже геометрия пространства, неровные линии стен, несимметричные проемы…
Это место казалось Дарье ужасно знакомым. Они шли по длинному, темному коридору, и Дарья знала, что коридор приведет их в большой зал, ступенчато спускающийся к неглубокому колодцу. К арене.
Так и оказалось. Только вместо колодца здесь была просто круглая площадка, в центре которой стоял куб из черного камня, расколотый посредине. На вершине куба лежал человеческий череп.
– Узнаешь? – ехидно спросил Бел Энграл. – Менменто мори, как говорится. Сколько усилий я потратил, чтобы найти его череп! Ну, этим, правда, Биарей занимался…
– Что, господин? – спросил Биарей, обволакивая собой «трибуны» амфитеатра.
– Ничего, – ответил Бел Энграл, – вспоминал, как мы с тобой искали череп Главного Врага.
– Хорошее время было, – согласился Биарей, – скольких я тогда присоединил? Тысячи три, и каждый мнил себя великим магом… жаль, что магии не существует в природе.
Даша почти не слушала их разговора. Она смотрела на череп, чья затылочная часть была покрыта микросхемами, которые, казалось, были врезаны прямо в кость – и вместо этого устрашающего аксессуара видела лицо того, кого, как она теперь поняла, любила – тысячелетия назад и до сих пор. Потому у нее ничего и не вышло, ни с Максом, ни с кем-то еще. Ее душа, сама того не зная, принадлежала другому…
Тем временем, Макарыч беседовал со Светой и Македонским. На Игоря с Таней никто не обращал внимания, и Игорь тихо, почти беззвучно, спросил:
– Когда?
– Когда Макарыч запоет, – ответила Таня. – Ты поймешь. Игорь… у нас было так мало времени. Но я должна сказать это словами: я люблю тебя.
– Я должен был сказать это первым, – улыбнулся Игорь. – Я не знаю, где мы окажемся, но давай договоримся, что мы будем там вместе?
– Давай, – согласилась Таня, и поняла, что плачет.
– Так, молодежь, – сказал подходящий Макарыч. – План мероприятия такой – становимся по кругу этой платформы. Света справа от меня, Игорь справа от Светы, дальше Сашка, Таня и Славик. Даша выходит к кубу, и ждем. Надеюсь, недолго.
– Просто ждем? – уточнил Игорь.
– Можно переговариваться, – сообщил Макарыч, – но негромко. Даша…
– Я все слышала, – отозвалась Даша. – Жду-не дождусь встречи с этой вашей Повелительницей.
Бел Энграл заскрежетал, возможно, зубами; его щупальца зашевелились.
– Славка, да успокойся ты! – осадил его Македонский, он же Бел Себуб. – Владычица знает, какова ее варакью-белети. Ей нравятся строптивые…
На пустом ящике из-под пластита лежал Волосатый. Он был жив, но без сознания; на его спине зияла чудовищная рана. Рана бугрилась, словно кислота, попавшая в спину Волосатого, продолжала разъедать его плоть.
Генка курил, Феликс отдирал от комбинезона липкую паутину одной рукой – вторая висела безвольной плетью.
– Не жилец он, – сказал Генка, глядя на рану Волосатого. – Либо помрет, либо что похуже.
– Можно подумать, я жилец, – фыркнул Феликс. – Ты на мою клешню посмотри.
– Видел, – кивнул Генка. – Выглядит, как вареная рукавица.
– А болит так, словно ее прямо сейчас варят, – добавил Феликс, отбрасывая клок паутины. – У тебя курево осталось?
– У тебя пачка початая в штанах, – сказал Генка. – Забыл, что ли?
– Ах, да, – кивнул Феликс и полез в карман. – А подкурить будет?
– Ты прямо как шпана с депрессивной окраины, – заметил Генка, протягивая Феликсу зажигалку. Они помолчали.
– Что делать будем? – спросил Феликс.
– Знаешь, – ответил Генка, – есть такой анекдот, про двух ёжиков в яме.
– Знаю, – кивнул Феликс. – Мне Женька рассказывала.
– Кстати, – сказал Генка, – чего там у вас с ней не срослось? Я, памятуя напутствие Волосатого, к ней и не пытался подкатить…
– Она нам сказала, что не по этим делам, – щеки Генки порозовели. – Ей девочки нравятся. Ну и Бог с ней. Может, найдет себе кого-то, кто ее переубедит. Или наоборот. Мне-то что, мало ли у меня девок было?
– Да уж, – вздохнул Генка. – У меня тоже… а вот одной-единственной так и не встретил. Многим интересно с мулатом, но так, на один раз. А чтобы всерьез…
– Та же песня, – усмехнулся Феликс. Генка непонимающе уставился на него:
– Чего? Ну, ладно, я, но ты-то красавчик, бабы липнуть должны были.
– Ага, – подтвердил Феликс, – именно что липли. А так, чтобы не ради мармызы и атлетического телосложения, а потому, что человек я в душе хороший… вот, как у Игоря с Таней… интересно, как они там?
– Ой, не спрашивай, – сказал Генка и сплюнул.
Они опять помолчали, докуривая сигареты.
– Так что делать все-таки будем? – спросил Феликс. – Я к тому, не сидеть же сиднем, дожидаясь, пока твари нами пообедают?
– Я так понял, у тебя уже есть какой-то план, – сказал Генка. – Ну, так жги, чего голову морочить?
– У нас еще ящик динамита остался, – сказал Феликс. – Я слыхал разговор Македонского с Макарычем. В общем, двигатель этой платформы – та еще машинерия. Пока в него не лезть, он работает нормально, но стоит немного порушить его работу – и он рванет, что твой Чернобыль.
– Каким боком он мой? – пожал плечами Генка. – Но идея мне нравится. Не просто уйти, а уйти красиво, забрав с собой побольше этой падали. Но есть одна загвоздка – в подвале кишмя кишит эта мразь. Боюсь, нас с нашим динамитом на лоскуты порежут еще до того…
– Не порежут, – Генка и Феликс разом обернулись к ящику, на котором лежал Волосатый. Тот, кого они уже списали со счетов, сидел на ящике и рылся в карманах. Выглядел Волосатый страшно – лысая голова вся в ссадинах и кровоподтёках, с одежды свисают фестоны паутины. – Их не для того сюда послали. Если бы они хотели нас убить – мы уже давно были бы мертвы. Но мы им нужны живыми.
– Зачем? – не понял Феликс. Волосатый пожал плечами, кривясь от боли:
– Судя по всему, в качестве инкубаторов.
– Откуда знаешь? – спросил Генка.
– Могу показать, – ответил Волосатый. – Только не палите в меня, я – это я. Может, я и стану кем-то еще, но не скоро. А вообще, надеюсь, что не успею.
– Темнишь ты что-то, – заметил Генка. Вместо ответа Волосатый с трудом встал и повернулся спиной к Генке и Феликсу.
С его спины, из ужасной раны свисали пучками душееды.
– Хрен его знает, сколько мне осталось, – глухо сказал Волосатый. – Точнее, нам: у вас, ребята, эти твари тоже внутри, я это чувствую. Так что давайте собирать барахлишко. Врываемся в подвал, крошим нечисть, сколько можем, а потом взрываем все к чертовой матери. И будь, что будет.
Повинуясь странному порыву, Даша, не дожидаясь, пока ее спутники выстроятся по кругу, стала спускаться к «арене».
– Эй, ты куда? – попытался остановить ее Бел Энграл.
– Нехай идет, Славик, – осадил его Макарыч, подкуривая. – Она куда надо идет.
– Ты бы в храме не курил, Макарыч, – заметил Македонский.
– Владычица никогда против табака не высказывалась, – заметил Макарыч. – Считайте, что это я ей фимиам курю.
– Фимиам так не воняет, – заметила Света.
– Фимиам в наших краях не водится, – парировал Макарыч.
Даша, тем временем, словно под гипнозом, ступила на сцену. В ее голове эхом отдавался голос: «Вы мне не нужны…. Я люблю, когда чьи-то действия вызывают хаос… Вы – семя, упавшее на каменистую почву… Ан-ни аннку-на-к, элла-анку р-птиа…» Даша даже не понимала, что повторяет последнюю фразу на незнакомом языке: ан-ни аннку-на-к, элла-анку р-птиа… ан-ни аннку-на-к, элла-анку р-птиа…