Кетцалькоатль (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 13
Северный берег полуострова Юкатан более засушливый. Вдоль берега тянутся мангровые заросли, красные и черные. Ни одной реки, ни озера, ни сенота и, как следствие, ни одного населенного пункта. Первый мы увидели в том месте, где будет город Кампече, если я не ошибся. Это была небольшая деревушка, жители которой прятались в лесу, пока мы не прошли мимо. Зря боялись. Мы не таино, мы по торговым делам.
Чем дальше на запад, тем чаще стали попадаться реки и населенные пункты, небольшие деревни. Видимо, города строили подальше от моря, чтобы незваные гости наведывались не часто.
Затем мы начали подворачивать на запад. Не доходя до того места, где будет Веракрус, который я навещал в двадцать первом веке несколько раз, мы свернули в устье реки, промывшей проход в длинной песчаной косе. Называлась река Папалоапан. Как переводится это имя, Камон не знал. Мы погребли по ней генеральным курсом на запад, в сторону гор. Затем свернули в правый приток и по нему добрались до города Куюскиуи (Деревянный броненосец на тотонакском языке), расположенного на левом берегу.
13
Жили здесь уастеки — скорее всего, дальние родственники майя, потому что много общих слов, хотя говорят на языке и используют письменность покоренного народа тотонаков. Внешне отличались сильно, потому что у многих лица не круглые или овальные, как у майя, а треугольные, с острым подбородком. Местные мужчины и женщины носят составные браслеты на руках и ногах и делают дырки в ушах и вставляют тоннели из разных материалов, по достатку: богатые — зеленый жадеит или золото, которое дешевле этого полудрагоценного камня; середняки — морскую раковину или часть ее; у бедняков видел деревянные. У некоторых ушные украшения довольно большие, даже странно, как хватило мяса у мочки, чтобы так растянуться. В двадцать первом веке я видел такие в Африке у черных и в США у белых — кто-то из них кого-то передразнивал. Мужчины носят набедренную повязку или два куска материи, прикрепленные к матерчатому поясу и прикрывающие прелести спереди и сзади. Женщины ходят в туниках без рукавов или, как майя, короткий топ или без него и юбка чуть ниже колена. И те, и другие, но не все, не зависимо от достатка, обожают матерчатые головные уборы в виде башни. Одежда из хлопка или агавы украшена разноцветными вышивками и перьями. Многие, а богатые обязательно, в обуви типа кожаных сандалий или деревянных сабо, потому что почва местами каменистая.
Жилье в Куюскиуе каменное или из тростника и лиан, обмазанных глиной и, к моему удивлению, побеленных. Главная ступенчатая пирамида не похожа на самский «зиккурат». У нее овальное основание, оштукатурена и покрашена в красноватый цвет. Видимо, у уастеков сложные отношения с любыми углами, потому что и почти все строения были овальными или круглыми. Рядом с пирамидой много скульптур, высеченных из базальта или вылепленных из глины и потом обожженных. Гончарных мастерских и печей для обжига по всему городу валом. Изготавливают посуду, свистульки, статуэтки, игрушки… Как я понял, это был основной бизнес горожан. С учетом местной специфики их творения можно считать высокохудожественными. Самое интересное, что у одного мастера увидел игрушечную собачку на колесиках. То есть аборигены знали колесо, но не научились использовать его в полную силу. Может быть, потому, что не имели тягловых животных.
Использовали принцип колеса уастеки только в ритуале призыва дождя, который в двадцать первом веке станет обязательным шоу почти на каждом комплексе мексиканских пирамид и будет называться тотонакским, наверное, потому, что это племя переживет своих завоевателей. На столб высотой метров тридцать забираются пять человек. Один садится на вершину и на дудочке исполняет протяжную мелодию. Остальные привязывают ногу к одной из четырех веревок и каждый с одной из сторон квадратной рамы падает вниз головой на пару метров. Рама начинает медленно вращаться, и веревки, намотанные на столб выше нее, разматываются, опуская акробатов все ниже и ниже, и после тринадцати оборотов (тринадцать умножить на четыре равно пятьдесят два — количество лет в календарном цикле) они достигают земли.
Статуэтки людей делали не типовыми, а похожими на заказчика. Были они сборные: голова, руки и ноги вставлялись в пустое туловище, и места соединений замазывались глиной и обжигались. После смерти человека статуэтку разбивали на мелкие части, кроме головы, которую хранили дома, подвесив к потолку. Я сразу вспомнил фотографии умерших родственников на стенах, как было модно в СССР.
Изделия горожан пользовались большим спросом. Сюда приходили или приплывали купцы из многих городов, расположенных иногда за сотни километров. Преобладал бартер. Ни золото, ни жадеит не выступали посредниками в сделках. Единственным, что можно было считать хоть каким-то эквивалентом денег, были обжаренные бобы какао, называемыми здесь какахуатлом, которыми расплачивались за многие покупки. Эти бобы растирают вместе с кукурузными зернами, солью, перцем и другими специями по вкусу, заливают холодной водой, перемешивают, а потом переливают из одного сосуда в другой, пока не появится пенка. Напиток получался густой и несладкий, на привычный мне шоколад, даже горький, совсем не похож, хотя назывался чоколатль (пенная вода). Пьют его только жрецы, знать и воины. Говорят, что напиток улучшает связь с богами и повышает отвагу и мужскую силу. Из мякоти плодов, в которых созревают бобы, делают бражку, используемую во время религиозных мероприятий и не только.
Камон по приказу главного жреца Хура наменял корзину бобов какао, причем особенных. Оказывается, для важных ритуалов используются только крупные определенных сортов, а остальные служат для менее важных мероприятий и заодно выполняют функцию денег. Во время сделок оценивается величина боба и его состояние. Сморщенные оценивают на четверть дешевле. Раб стоит сотню особых бобов или сто двадцать-сто пятьдесят менее ценных. Существуют и фальшивые бобы. Их потрошат и взамен искусно наполняют глиной, маскируя разрез, отверстие. Поэтому Камон советовал мне постучать один боб о другой (настоящие издают звонкий звук) или помять пальцами (глина мягче). Владеют деревьями какао только знатные люди. Чем выше ранг, тем больше деревьев. То есть у местных буратин есть свои Поля чудес, где растут деньги. В окрестностях Самы какао не водится. Как мне рассказал бывший наком, есть маленькие священные рощи в карстовых, затененных впадинах возле некоторых городов на севере полуострова Юкатан, но выход бобов там мал, даже хозяевам не хватает.
Я поторчал на рынке полдня, посмотрел, кто, чем и как торгует, после чего начал бродить по городу и окрестностям, хотя Камон предупредил меня, что уастеки и тотонаки обожают приносить людей в жертву, причем не только взрослых. В праздник главного их бога дождя убивают ребенка, из его крови, семян разных растений и забродившего сока мякоти плодов какао готовят жидкую кашицу, которой «причащают паству». Майя в сравнение с ними скромняжки. Здесь тоже существует обычай, по которому гость (путник) неприкосновенен, пока сам не нападет, но, как говорится, береженого и местные боги сберегут. Так что лучше вести себя скромно, никуда не соваться без разрешения и не подходить близко к пирамидам, у которых овальное основание, и статуям. Это могут счесть оскорблением богов со всеми вытекающими последствиями.
Впрочем, он рассказал другим купцам, в том числе местным, что я не обычный человек, поэтому все посматривали на меня с опаской, боясь прогневить. В придачу я обменял франкскую серебряную монету на горсть бобов какао, размолол их, развел в воде в большой глиняной чаше, после чего вскипятил, а потом дал остыть и смешал с медом. Лучше было бы сделать на молоке, но здесь его не было. Мёд, конечно, дает еще и специфичный привкус, не сравнить с сахаром, но все равно напиток пошёл на ура. Те, кого я угощал, с опаской делали первый глоток, потом восхищались и отхлёбывали еще раз, но не больше. Не потому, что не привыкли пить «деньги», а потому, что в какао содержится пламя, которое может сжечь человека, не обладающего способностью заряжаться им. Кстати, индейцев из разных племен поразило не столько то, что я умею готовить какао не так, как они, а то, с какой привычной легкостью опорожнил большую чашу. По их мнению, обычный смертный сразу превратился бы в горящий факел.