Кетцалькоатль (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 58

Я тут же переключился на нападавших на соратника, стоявшего справа от меня. Широко замахнуться не было возможности, поэтому сёк коротко, тратя на каждого врага по два-три удара. Иногда удавалось сделать длинный укол в лицо, грудь или живот и решить вопрос за один раз. Так увлекся этим процессом, что забыл об обязанности руководить всем сражением. Только когда давление на нас начало слабеть, догадался, что лучники-аука и метатели дротиков пукина вступили в дело, согласно выданной перед боем инструкции.

Они спрятались в кустах на склонах холмов по обе стороны долины и не сплоховали, вступив в дело не раньше, чем колья увязли в рукопашной. Среди них был и Гаума, которому я одолжил на время свой лук с тростниковыми стелами. Ближние колья были выкошены в течение нескольких минут. Делать «черепаху» они не умели, а если бы и умели, то с их маленькими круглыми щитами получилась бы ненадежная. К тому же, я объяснил аука, что стрелять надо в тех, кто спиной к тебе, кто ждет неприятности с противоположного холма или пытается подняться на него. Склоны, конечно, были пологими, но прорываться через густые и местами колючие кусты — ещё то удовольствие. Я приказал стрелкам не вступать в рукопашную, но они не удержались. Мало кто из колья добирался до тех мест, где находились лучники и метатели дротиков, а напасть втроем-четвером на одного — это неопасное развлечение.

Заметив, что давление ослабело, я начал движение вперед. Сделав два шага, наношу удары и жду, когда соратники подтянутся, образуем вместе почти прямую линию, после чего делаю следующие… Иногда ступаю по телам убитых и раненых. Последние шевелятся. Один даже ухватил меня за правую лодыжку. Я дрыгнул ногой, высвободив, после чего сильно ударил пяткой вниз, попав во что-то твердое, и сделал следующую пару шагов, встав на каменистый грунт.

Плотность вражеской армии передо мной начала стремительно разрежаться, и вскоре рядом не оказалось никого, достойного моего удара или укола. Колья дрогнули и побежали. Я не стал их преследовать, чтобы не попасть под дружественный обстрел. Надеюсь, у аука осталось еще много стрел, чтобы завалить как можно больше удирающих врагов. Легко попадать в мишень, которая спиной к тебе, не видит летящих в нее стрел, не уклоняется. Страх, который обязан помогать спастись, порой отключает разум, и жертва ломится по прямой к своей гибели, хотя в данном случае та не спереди, а догоняет.

Я был уверен, что придется провести еще два-три нападения и разгромить пару ответных рейдов, после чего колья прогнутся. Они оказались слабаками. Скорее всего, поверили, что я действительно сын Инти и Кильи. У колья эти боги называются по-другому, но вызывают не меньше уважения. Вдобавок в последнем сражении погиб от моей сабли Чампи, сапана Хатуна, то есть первый среди равных правителей народа хаке. Это был тот самый воин в шлеме, похожем на перевернутую ступу. На следующий день к нам пришли парламентеры и попросили разрешение забрать несколько трупов, включая его. Мы в то время стояли лагерем в паре километрах восточнее долины и, так сказать, зализывали раны. Потери на этот раз были существеннее, несколько десятков человек, включая лучников и метателей дротиков, но, конечно, несравнимы с вражескими. Колья потеряли на поле боя почти половину своей армии. Я разрешил забрать всех убитых. С мертвыми не воюю. Парламентеры передали своим мой ответ, после чего вернулись с тремя сотнями безоружных людей, которые завернули в куски ткани и унесли своих погибших командиров, а остальные трупы перетащили во впадину, похожую на огромную каменную чашу, после чего завалили их валежником и подожгли. Ветер был западный, который долго приносил в Пакаритампу запах палёного мяса. Для горожан этот был самый приятный аромат. Всё, что не догорело, колья завалили камнями и ушли.

Через две недели, когда я собирался нанести колья следующий визит, прибыла их делегация. В ее составе был Ванка, хозяин постоялого двора из Хатуна. Наверное, похвастался, что знает меня, и поплатился за это путешествием в Пакаритампу. Хотя, может, для него это большая честь — быть переводчиком в посольстве. Они прибыли вечером, поэтому важный разговор отложили до утра, но я пригласил к себе на ужин Ванку, как старого знакомого.

— Я как услышал тогда от тебя, что ты приплыл на бальсовом плоту с севера, так и подумал, что ты станешь нашим сампана! — сообщил он радостно, точно свершившееся предположение было самым важным делом всей его жизни.

— Ты знал больше меня! — отшутился я, после чего перевел разговор на то, что сейчас творится в Хатуне.

— В нашем городе траур. В сражении погибло много воинов, семьи остались без кормильцев. В этом году урожай хороший, а вот кто будет засевать в следующем и что соберем с полей — никто не знает, — рассказал он, после чего добавил: — Главное, чтобы война закончилась. Тогда как-нибудь справимся.

— А вы разве не делаете запасы на случай неурожайного года? — поинтересовался я.

— Делаем, но мало, потому что даже в хорошие годы больших излишков не бывает. Мы запасаем шерсть, ткани, вяленое мясо лам, которые и обмениваем у народов побережья на кукурузную муку, кинву, картофель, батат, вяленую рыбу, — ответил Ванка.

Сам того не подозревая, он сообщил мне нужную информацию. Наверняка его предупреждали, чтобы не проболтался о целях посольства, но интересовало меня другое. Понятно было, что прибыли колья, чтобы выпросить мир на любых условиях. Мне нужно было знать, сколько и какого продовольствия смогут они отдать в этом году. Урожай был хороший, значит, тряхнем их основательно.

Продовольствие мне надо было для примерно месячного перехода более трех тысяч человек. Оставаться в Пакаритампу не было смысла. Хаке в лице колья и других племен в сотни раз больше. После моего убытия они рано или поздно сомнут пукина. Дело даже не в нынешних победах под моим командованием. Я заметил, что между менталитетами этих народов непреодолимая пропасть. Что для пукина хорошо, то для хаке смерть. И наоборот. Надо было перебираться на территорию с другим, более совместимым населением. Южные, засушливые регионы отпадали сразу. На востоке, даже если бы мы потеснили многочисленных и воинственных аука, пришлось бы менять образ жизни, превращаться в полукочевников, растворяться в них, иначе уничтожат инородное тело. На западе все заселено довольно плотно и, что важнее, там крупные централизованные государства. Отвоевать там территорию можно, а вот удержать — вряд ли. Остается север, где образ жизни примерно такой же и нет крупных, сильных государств. Как я узнал в двадцать первом веке во время экскурсии в Куско, бывшую столицу империи инков, именно это направление и выберут их предки, пришедшие откуда-то с юга. Осталось проверить, пукина ли это были?

Узнав, что к нам идет посольство колья, я собрал влиятельных людей Пакаритампы и объяснил им наши перспективы и мое предложение. Само собой, никто не хотел уходить с обжитого места неизвестно куда, но и спорить со мной тоже. Им ведь предки оставили инструкцию, что придет Манко Капак и сделает их народ опять великим. К тому же, жрецы, хранители истории народа, сообщили, что раньше, когда пукина были сильными, проживавший на севере народ аярмака был их союзником. Правители состояли в многочисленных перекрестных браках. Более того, аярмака считались «старшими братьями», потому что правители жили в городе богов Акомана. Судя по описаниям, это Саксайваман — цитадель на территории Куско, по развалинам которой я прогуливался много веков вперед. Хаке во время нашествия основательно потрепали и аярмака, лишили былого могущества, так что сопротивление там ожидается слабое, если вообще будет. Перспектива променять не очень благоприятное место на склоне горы на город богов показалась влиятельным людям пукина заманчивой. Тем более, так хочет Манко Капак, а спорить с сыном Инты и Кильи — себе дороже.

В Куско, Мачу-Пикчу и другие интересные места в том регионе я попал, благодаря старшему механику Сесару Домингесу, почо, как называл он себя. Это оскорбительное прозвище, которым мексиканцы из зависти, наверное, обзывают своих земляков, выросших в США. «Стопроцентных» мексиканцев янки величают чиканос, фриджолеро (фасольщик) или просто мокрыми спинами. Сесаро жил в Фостер-Сити, пригороде Сан-Франциско, имел жену и трех детей. Испанцы, испаноговорящие гетеросексуалы редко встречаются на флоте. Первое время для меня удивительным было и то, что почти все они работали механиками. Это при их-то лени. У меня с советского флота отложилось в голове, что люди этой профессии — заклятые работяги, с головы до ног испачканные мазутом. Жена одного из них жаловалась мне, что первые недели две после возвращения мужа из рейса приходится ежедневно менять простыню, потому что к утру на ней образуется темный отпечаток тела. Остаются ли темные пятна на/в ее теле, жена умолчала. С тех пор прошло много лет, суда стали автоматизированными, и в крупных компаниях, типа нашей, механиков можно считать пассажирами, единственной обязанностью которых стала фиксация поломок. Все ремонтные работы проводились в портах береговыми бригадами.