Профессионал. Мальчики из Бразилии. Несколько хороших парней - Годар Этьен. Страница 35

Сделав глоток, Менгеле небрежно сказал:

— Американец не успел прокрутить запись, когда мы нашли его. Он просто переговорил с Либерманом. — Поставив чашечку, он улыбнулся полковнику. — И я не сомневаюсь, что вы уже все это выяснили в телефонной компании.

Вздохнув, полковник склонился к Менгеле.

— Почему вы не рассказали нам? — спросил он.

— Откровенно говоря, — сказал Менгеле, — я боялся, что вы отложите начало операции, если Либерман начнет расследование.

— Вы были правы, именно это мы и собирались сделать, — подтвердил полковник. — Три или четыре месяца — какая в этом разница?

— Они могут полностью изменить результаты. И верьте мне, это именно так, полковник. Спросите любого психолога.

— В таком случае мы могли оставить в покое этих людей и по прошествии времени заняться следующими, которым подошел бы срок!

— И уменьшить выход на двадцать процентов? За первые же четыре месяца намечено восемнадцать человек.

— А вам не кажется, что таким образом вы куда больше сократите выход? — потребовал ответа полковник. — Только ли со студентами говорил Либерман? Завтра же могут арестовать людей, наших людей! И выход сократится на девяносто пять процентов.

— Прошу вас, полковник, — стал успокаивать его Менгеле.

— Предполагая, конечно, что вообще будет какой-то выход. Пока, как вы знаете, у нас есть только ваши заверения!

Менгеле сидел молча, с трудом переводя дыхание. Взяв чашку, полковник уставился в нее и снова поставил.

Менгеле выпустил воздух из легких.

— Результат, вне всякого сомнения, будет именно таков, как я предсказывал, — сказал он. — Остановитесь, полковник, и подумайте минутку. Стал бы Либерман приставать с такими вопросами к студентам, если бы кто-то согласился выслушать его? Ведь все наши разъехались, не так ли? И спокойно делают свои дела? Конечно же, Либерман постарался переговорить с кем-то еще — пусть даже со всеми прокурорами и полицейскими Европы! Но вне всякого сомнения, они не обратили на его слова никакого внимания. А что еще вы от них ждали — старый ненавистник нацистов является с историей, которая, не имея под собой никаких доказательств, звучит чистым бредом. Вот на это я и рассчитывал, когда принимал решение.

— Не вам предстояло принимать решение, — сказал полковник. — И шестерым нашим людям в данный момент угрожает куда большая опасность, чем та, которую мы обговаривали.

— Но их старания обеспечат ваше самое большое вложение, не говоря уже о высокой цели существования расы, — встав, Менгеле подошел к столу и взял сигарету из медного ящичка. — Во всяком случае, вода перехлестнула через дамбу, — сказал он.

Полковник продолжал пить кофе, глядя в спину Менгеле. Опустив чашку, он сказал:

— Рудель потребовал от меня, чтобы я сегодня же отозвал наших людей.

Повернувшись, Менгеле чуть не выронил сигарету из губ.

— Не могу в это поверить, — сказал он.

Полковник кивнул.

— Он очень серьезно относится к своим обязанностям старшего офицера.

— Он несет ответственность и как ариец!

— Верно, но он никогда не был уверен, как все мы, что проект сработает; и вы это знаете, Йозеф. Боже милостивый, ну и работу мы провернули!

Менгеле, полный враждебности, стоял молча, ожидая развития событий.

— Я не раз излагал ему то, что вы мне говорили, — продолжил полковник. — Если мы отзовем людей и все будет в порядке, то Либерману не удастся ничего пронюхать — тоща почему бы не пустить их снова в поле? Он наконец согласился. Но за Либерманом теперь придется наблюдать, не сводя глаз — об этом позаботится Мундт — и если будет хоть малейший признак, что он о чем-то догадывается, тогда придется принимать решение: то ли убивать его, что может вызвать только активизацию расследования, то ли подставить ему своего человека.

— В таком случае все пойдет прахом, — тихо сказал Менгеле. — Все, чего мне удалось достичь. Все средства, что вы потратили на эксперименты и оборудование. Как он может даже подумать об этом? Я пошлю еще шесть человек, если эти будут схвачены. И еще шесть! И еще!

— Я согласен, Йозеф, согласен, — успокоил его полковник. — Ия очень хочу, чтобы вы высказали свое мнение, если придет пора принимать решение, и высказали его в полный голос. Но если Рудель узнает, что вы отправили людей на операцию, будучи в курсе дела, что Либерман предупрежден — он полностью отстранит вас от операции. Вы даже не будете получать ежемесячных отчетов. Я бы предпочел не вводить его в курс дела. Но прежде, чем я пойду на это, я хотел бы получить от вас заверение, что вы не будете принимать… никаких единоличных решений.

— Относительно чего? Никаких решений больше принимать не надо, так как все на местах и занимаются свойм делами.

Полковник усмехнулся.

— Могу себе представить, как вам хочется сесть на самолет и лично добраться до Либермана.

Менгеле затянулся сигаретой.

— Не смешите меня, — сказал он. — Вы же знаете, что мне нет ходу в Европу. — Повернувшись, он стряхнул столбик пепла.

— Могу ли я получить от вас заверение, — снова задал вопрос полковник, — что вы не будете делать ровно ничего, имеющего отношения к операции без консультации с Объединением?

— Конечно, можете, — сказал Менгеле. — В полной мере.

— Тогда я скажу Руделю: пока остается тайной, каким образом до Либермана дошли эти слухи.

Менгеле недоверчиво покачал головой.

— Не могу поверить, — сказал он, — что этот старый дурак — я имею в виду Руделя, а не Либермана — может списать и такие средства, и гордость арийской расы, опасаясь за безопасность шестерых обыкновенных людей.

— Деньги — лишь часть того, с чем нам приходится иметь дело, — сказал полковник. — Что же до смысла существования арийской расы, то, как я говорил, он никогда полностью не верил, что проект сработает. Я думаю, что для него он несколько смахивает на черную магию; этому человеку не свойственен научный склад ума.

— Вы, должно быть, были не в себе, дав ему право конечного решения.

— В свое время это препятствие не будет нам больше мешать, — сказал полковник, — г- Если к нам придет это время. Остается надеяться, что Либерман прекратит болтать даже со студентами, и в вашем графике рано или поздно заполнятся все девяносто четыре клеточки.

Он встал.

— Проводите меня к самолету.

Он выкинул вперед негнущуюся ногу и походкой робота двинулся на поле, напевая:

— Вот идет невеста! — шаг! — Вся в белом! — шаг! Ну что за глупости! Меня ждет самая обыкновенная свадьба! Но попробуйте внушить это женщине.

Менгеле проводил его до самолета, помахал вслед поднявшейся в небо машине и вернулся в дом. В столовой его ждал ленч, которому он уделил внимание, после чего тщательно вымыл руки над раковиной и направился в кабинет. Основательно встряхнув баночку с кармином, он отверткой поддел плотно пригнанную крышку. Надев очки, взяв краску и новенькую кисточку, он поднялся по стремянке.

Аккуратно окунув кисточку в краску, он обтер о край баночки излишек ее, перевел дыхание, успокаиваясь, и тщательно наложил слой красной краски в квадратики рядом с именем — «Дюрнинг — Германия — 16.10.74».

Все получилось как нельзя лучше: ярко-красное на белом, четко и красиво.

Он чуть подправил свое произведение и обратился к другому квадратику: «Хорве — Дания — 18.10.74».

И «Гатри — США — 19.10.74».

Спустившись со стремянки, он сделал несколько шагов назад и внимательно изучил плоды рук своих.

Да, эти три квадратика смотрятся.

Взобравшись снова на стремянку, он закрасил очередные клеточки: «Ранстен — Швеция — 2.2.10.74», и «Ра-уншенберг — Германия — 22.10.74», и «Лиман — Англия — 24.10.74», и «Осте — Голландия —27.10.74».

Оказавшись внизу, он снова бросил взгляд на график.

Прекрасно, семь красных отметок.

Но чувство радости было омрачено.

Черт бы побрал Руделя! Черт бы побрал Зейберта! Черт бы побрал Либермана! Черт бы побрал всех!