Брак с другими видами - Мотоя Юкико. Страница 11

Моя нынешняя жизнь мало отличается от ссылки на затерянный остров. Когда ведешь настолько гладкую, бесшовную жизнь, свободного времени у тебя столько, что невольно улетаешь в какие-нибудь нелепые фантазии. Я гуляю среди фруктовых деревьев, играю с местными животными и развлекаюсь на острове, пока не надоест; и, в общем, все это похоже на рай, но сердце мое постоянно стремится туда, откуда меня изгнали. В первые месяцы после свадьбы я часто боялась, что остров уничтожит меня, и всерьез подумывала о побеге. Но едва вспоминала, что там мне придется снова драться за фрукты и сражаться за место под солнцем, как моя решимость ослабевала. Явных причин убегать оставалось все меньше, — и в итоге, даже ощущая свою отрезанность от мира, я превратилась в постоянного резидента этого райского островка.

У цветочного магазинчика я свернула за угол. В глаза бросились ярко-розовые лепестки портулака. Сентябрь начался, и от травоцветов в горшках и букетах у выхода так и веяло дыханием осени. Слово «соблазн», озвученное Китаэ-сан, странным образом возродилось уже во мне.

— Соблазн? — повторила я вслух. В последнее время у меня перед глазами только одно: лицо мужа, на котором ни черточки не разобрать. Так не оттого ли я не понимаю, что вообще происходит?

Выбирая в лавке помидоры, воскрешаю в памяти образ его бывшей, которую до сих пор видела только на фото, и зачем-то пытаюсь представить, как она его соблазняет. Но лицо моего мужа, соблазняемого ею, вдруг разъезжается в разные стороны — и ничего страшного не происходит…

Вопрос, вернется он к ней или нет, мне больше не интересен. Куда уютнее думать о том, что, возможно, когда-нибудь и меня смерть любимого питомца расстроит сильнее кончины собственного мужа.

В ящике с редькой я выбирала себе корнеплод поизящней, когда под моим локтем прошмыгнул мальчонка лет восьми. Подскочив к прилавку, он протянул хозяину какую-то записку и купюру в тысячу иен.

— Вот список, дяденька!

— Сделаем! — кивнул лавочник и вручил ему приготовленный заранее сверток. — А это им на сегодня… Каждый день по монетке откладываешь? Герой!

Пацан прижал сверток к груди, сгреб с прилавка звонкую сдачу и выскочил из лавочки с таинственным видом. Смотри-ка, подумала я, занятная форма шопинга… Хозяин перехватил мой заинтригованный взгляд, и я смутилась.

— Мне вон те соленья, пожалуйста… — попросила я тут же. — И баклажан!

А что, если мужа морочит вовсе не его бывшая? А какой-нибудь Голос, который всю жизнь твердит ему: «Зачем ты уподобляешь свою жизнь человеческой?.. Прекрати…»

Эта странная мысль поразила меня при взгляде на бейсбольную кепку старого лавочника, присевшего на корточки, чтобы набрать мне солений.

— Хвост от дайкона прилагаю бесплатно. Только для вас! — объявил старик, поднимаясь с пакетом в руках. И ноздри мои защекотало от пряной рисовой закваски.

Когда я возвращаюсь домой, муж стоит у плиты и обжаривает что-то в кипящем масле.

Ни до свадьбы, ни за все годы супружества он не приготовил еды ни разу.

— Что с тобой? — поражаюсь я.

— Увидел, как это делают в телевизоре… Подумал: может, и у меня получится? — отвечает муж, не оглядываясь. В последнее время он подолгу не вылезал из постели. Значит, ему уже лучше?

— Получается вроде неплохо! — говорю я, окинув взглядом кулинарный термометр и новехонькие поддоны для слива масла, расставленные у плиты.

— Я не знал, где что лежит… Пошел да купил весь набор в супермаркете! — отзывается он без тени смущения.

— А как же работа?

— Ушел пораньше.

— Хм-м…

С видом, что особо не слушаю, я бегаю по кухне, перекладывая все, что купила, в холодильник и на полки с продуктами. Что же случилось с его «мантрой от искушений»? Вопрос подкатывается к самому горлу, но шкворчание масла с гудением кухонной вытяжки окутывают мужа так плотно, что для моего голоса не остается ни щелочки, ни просвета.

— Присядь, дорогая! Сегодня у нас — фритюрная вечеринка… Да расслабься ты уже! — настаивает он, явно задетый моей рассеянной беготней.

И я устраиваюсь на диване — в той же позе, в какой вечно разваливается он. Поглаживаю Дзороми, тут же прижавшуюся ко мне, но все никак не успокоюсь:

— А где у нас полотенца, ты в курсе?.. Масло, кстати, можно сливать через сетку для гриля от микроволновки, але!

Наслушавшись моих добрых советов до упора, муж схватил стакан, налил в него виски, добавил льда и с отчетливым стуком поставил на столик передо мной.

— Давай-ка, выпей вот это. И посмотри телевизор.

Дотянувшись до пульта, он включил телешоу, которое записал накануне. Не произнося больше ни словечка, я послушно сижу и потягиваю свой хайбол, хотя виски и не люблю. И пытаюсь отслеживать шоу, которое меня никак не цепляет. А где-то через полчаса слышу его голос: «Ну, вот и готово!» — и оборачиваюсь к столу, на котором со всей торжественностью момента выстроены огромное блюдо с горой дымящегося фритюра, только что купленные мной соленья, нарезанные ломтиками впопыхах, и пара чистых бокалов. И это не считая блюдец для соусов и скляночек с солью, перцами и лимонным соком.

— Сан-тян! Иди скорей! — торопит меня муж. Поднявшись с дивана, я занимаю свое место за столом, беру в руки палочки.

Муж садится рядом, откупоривает бутылку с пивом, наливает мне.

— Что происходит? — повторяю я, поднимая бокал и чуя в воздухе что-то пугающее.

— Иногда неплохо сменить пластинку! Разве нет?

Он наливает пива себе. Мы чокаемся, и от долгожданного наслаждения его кадык, точно поршень, начинает ходить вверх-вниз перед моими глазами. Свой бокал он осушает стремительно — будто пиво, минуя горло, впитывается во все его тело сразу.

Вдогонку за ним глотаю и я. Мягкая хмельная горечь освежает и успокаивает.

— Ну? Кусай, пока горячо! — командует он, и я хищно впиваюсь палочками в кусочки потрескивающей плоти. Слегка расползшихся форм, но аппетитных рыжеватых оттенков. Запах лакомства пропитывает кухню, возбуждая просто звериный аппетит. Чуть подсолив нежную корочку, я впиваюсь в него зубами.

Божественно. Я боялась, что внутри него все останется непрожаренным, но ингредиенты, как и кухонные инструменты, не подвели, и упругие до самой сердцевины кусочки так и похрустывают на зубах. Глаза мои округляются.

— Где ты… этому… научился? — поражаюсь я, терпеливо катая жаркую плоть на языке.

— Говорю же, это первый раз! — отзывается он, сражаясь со своей добычей не менее упорно.

— Ну просто… невозможно остановиться!

И это правда: впервые за долгое время мы наслаждаемся тем, что едим.

— У-гум-м… — только и мычит он, подцепляя палочками следующий кусок. Я хочу спросить его много еще о чем, но он подгоняет меня: «Давай-давай, пока не остыло!» — и я исправно продолжаю пожирать одно за другим все нажаренное. Лук. Кальмар. Креветка. Батат. Цыпленок. Все буквально тает во рту. Добавляю соли, лимона и продолжаю с нарастающим аппетитом. И вот уже гора, которую вдвоем, казалось, не покорить, почти растаяла у нас на глазах. В затянувшейся паузе подливаю себе еще пива. Когда я в последний раз столько пила, припомнить уже не могу.

— Значит, тебе уже лучше? — уточняю я. Язык мой слегка заплетается, а глаза чуть припухли и наверняка покраснели.

Муж, позабыв о палочках, хватает кусок за куском уже голыми руками и, не отвечая ни слова, опять набивает рот.

— Но что, по-твоему, с тобою случилось? — продолжаю я. — Не тепловой же удар, в самом деле!

Он склоняет голову вбок, будто передразнивая меня — мол, и правда, что это было-то? Напряжение, копившееся во мне, наконец-то спадает, и я тихонько смеюсь.

— Кстати, сегодня я рассказала Китаэ-сан про твою игру. И она решила, что ты, возможно, убегаешь от какого-то искушения.

— Какого?

— Ну, она не сказала конкретно… Жуть какая впечатлительная!

Я снова смеюсь, уже чуть громче. Но не встречаю у него на лице ни тени улыбки и опять становлюсь серьезной.