Пьющие ветер - Буис Франк. Страница 31

Марта положила каждому по жареному яйцу и белую фасоль. Затем налила кофе — сначала им, потом себе. Сев за стол, положила кусочек сахара в ложку, наполовину погрузила ее в кофе, посмотрела, как сахар тает и коричневеет. Она помешивала кофе, скребя ложкой по краям чашки, а когда закончила, посмотрела на мужчин; те ели молча, макая большие куски хлеба в жидкий яичный желток. Ее взгляд упал на Мартина. За дымом, поднимавшимся от чашки, она разглядела его глаза — два умирающих язычка пламени. Он первым встал со стула и подошел к Матье.

— Пойдем пройдемся?

Матье с удивлением посмотрел на отца.

— Мы с Марком уходим.

— Сделаешь исключение.

— Нам не совсем по пути.

— Ничего страшного.

Матье взглянул на Марка.

— Хорошо! — сказал он.

Марта смотрела, как отец и сын уходят, она ничего не имела против.

Чуть позже они уже шли бок о бок по дороге, каждый нес жестяную корзинку, и их тени вдалеке соприкасались.

— Мы с тобой редко разговариваем, — сказал Мартин.

Матье остановился, сделал шаг в сторону, и его тень отделилась от тени отца.

— Что с тобой?

Мартин быстро оглянулся. За ними никого не было, и дом пропал из виду.

— Ружье, — сказал он.

— Что ружье?

— Я могу попытаться починить, когда Линч вернет его тебе.

— Разве ты не слышал, что нет нужных деталей?

— Может быть, найду. — Мартин полез в карман и достал изогнутую металлическую деталь с небольшой пружиной. — Вот, — добавил он.

Матье отступил назад.

— Ты рылся у меня в комнате, черт возьми.

— Я сделал это для твоего же блага.

— Моего блага? С каких пор тебе важно мое благо?

— Тебе следует быть осторожнее с Линчем.

Матье опустил голову.

— Что произошло с Ренуаром и Саллесом?

— Я не стрелял в них, если ты это хочешь знать.

Мартин вертел карабин.

— Ты мне не веришь?

— Мне плевать на этих двух идиотов.

— И что?

— Я беспокоюсь о тебе.

Матье не смог сдержать нервный смех.

— Черт, я должен записать это где-нибудь.

— Ты больше ничего не хочешь мне рассказать.

— Больше рассказывать нечего. Я не понимаю, почему ты так беспокоишься обо мне, это не в твоих привычках.

— Я был неправ.

— Господи, «неправ»... Может, напомнить, как ты был «неправ», когда я был маленьким?

Наступила тишина, пролетела стая воробьев.

— Да, я никогда не знал, с какого боку к вам подойти...

— Я не из-за шрамов от ремня сержусь. А потому, что, если у меня появятся дети, я не уверен, что не буду бить их ремнем, чтобы научить жизни... Я не уверен, что смогу поступить иначе, из-за тебя не смогу. Гнев, который мы накапливаем, должен когда-то выйти наружу.

Тяжелое облако на несколько секунд заслонило солнце. Тени отца и сына исчезли, затем появились вновь, неизменные, все еще на расстоянии друг от друга. Мартин передал деталь Матье.

— Спрячь это получше.

Даже не взглянув на отца, Матье засунул предмет в карман. Они помолчали, затем Мартин достал пачку сигарет и нервно протянул сыну. Матье отказался.

— Не надо, у меня свои есть. Я пойду, если тебе больше нечего мне сказать.

— Обожди!

— Что еще?

— Я хотел бы попытаться исправиться.

Матье холодно посмотрел на отца.

— А зачем? Одно и то же животное два раза выдрессировать нельзя.

Мартин смотрел, как сын уходит; он так и стоял, протянув руку и судорожно сжимая пачку сигарет.

3

Она пришла с юга, в сумерках, и навалилась на долину, широко разинув рот, плюясь песком без запаха и вкуса. Она возникла неизвестно где и как, в краю дюн и восстаний. Поднимаясь вверх по реке, как по оврагу, она гнула к земле, вертела, выпрямляла, вырывала с корнем; в зависимости от породы и возраста деревьев это было то легче, то сложнее, и все это сопровождалось ужасающим шумом. Эта орда великанов шла прямо вперед, не заботясь о том, куда ступать, что раздавить или пощадить, и было видно, как по мере ее продвижения гаснут огни, как будто огромный рот задувал их, как свечи. Люди и животные прятались — в дуплах, в норах, в колючках, за стенами, все затаились, всех охватил один и тот же страх. Лучше пострадать от гнева, чем умереть.

В течение двух часов буря ревела, ее вихри разрушали, валили или наталкивались на препятствия. Люди делали все возможное, чтобы противостоять буре, наскоро латали крыши. Они ждали, когда она ослабеет, пройдет и окунется в безлунную и без звездную ночь, чтобы продолжить свой путь, чтобы с ревом унестись прочь. Куда и как, не имело значения, лишь бы подальше. Затем обрушились потоки воды. Дождь иногда пробивал крыши, несмотря на все усилия людей. Когда он наконец прекратился, люди стали ждать рассвета, не в состоянии уснуть.

Когда наступило утро, двери открылись и показались изможденные и побледневшие лица. Жители отправились исследовать повреждения. По всему городу улицы были усеяны битым шифером, как будто какой-то великан решил посбивать черепицу. На оголенной колокольне между балок каркаса виднелся колокол. И еще до семи часов колокол тихо наклонился в одну сторону, потом в другую и начал звонить, как сердце, восстанавливающееся после инфаркта.

Это был не первый случай, когда людям пришлось восстанавливать постройки, и не последний. «Катастрофы заставляют людей идти вперед», — любил говорить один человек в тяжелой мантии мечами, сложенными крестом.

Свет возвращался в дома по мере того, как шли дни, — в зависимости от расстояния до электростанции. Затем каждая семья убрала керосиновые лампы обратно в шкаф, а свечи — в ящик. Жители постепенно сотрут видимые следы урагана, но не забудут о нем; что касается леса, то он позаботится о себе сам. Ему нет дела ни до времени, ни до хаоса. Люди лес совершенно не интересовали.

Толстый слой листьев покрывал землю, листья кружились в водах реки. Лес был настолько голым, что напоминал благородные одежды, поношенные, местами рваные, с дырами, сквозь которые все еще проглядывал страх.

Прежде чем приступить к своим обязанностям на электростанции, Мартин отправился осмотреть дом. Водосточный желоб оторвался, но крыша выдержала, и это главное. Ряд тополей, высаженных перед домом, прекрасно защищал от ветра. Весь день Марта и Люк собирали разбросанные ветки и те немногие предметы и обломки, которые удавалось найти. Мартин решил отремонтировать водосток вечером.

Марк и Матье, как обычно, отправились на работу. Даже в случае отключения электроэнергии мощные генераторы приводили в действие дробилки и конвейеры. Поэтому грузовики продолжали выезжать из каменоломни с полными контейнерами породы после того, как дороги были расчищены отрядами лесорубов. Люк проводил братьев до ворот и попросил их встретиться с ним на виадуке, как только они закончат работу. Он должен был сказать им кое-то важное.

Братья вышли из каменоломен и пошли в лес, по пути отмечая огромное количество поваленных деревьев и переплетенных ветвей. Когда они добрались до виадука, Люк уже их ждал. Они не успели задать ни одного вопроса. Брат тут же начал говорить без перерыва, объясняя, над чем размышлял уже несколько дней. Матье закатил глаза, Марк же остался бесстрастным. Ни один из них не знал, как реагировать, когда Люк закончит.

— Почему вы молчите?

Матье устало посмотрел на Марка.

— Так вы поможете мне или нет?

— Почему ты хочешь это сделать?

— Это, как ты говоришь, называется форт, а форт создается для того, чтобы защищаться.

— Защищаться от чего именно?

— От пиратов, конечно! У тебя, похоже, короткая память, раз ты забыл о Ренуаре и Саллесе!

Марк поднял руку, чтобы помешать Матье ответить.

— Пиратов прекрасно видно и с виадука, разве нет?

— Увидеть их приближение — возможно, но чтобы защититься, нужна баррикада, что и сделал капитан Смоллетт.