Крепкий орешек II. Шесть дней Кондора [сборник] - Беркли Джон. Страница 29
Он кивнул Артуру и Гарри, которые встали по бокам, и первый нажал курок.
Бгамбгамбгам.
Пули отскакивали от металла, но крушили стекла, которые со звоном обрушивались в кабину сплошным потоком.
— Приготовьте гранаты! — весело, словно разыгрывая перед Эсперансо спектакль, крикнул полковник, приглашая генерала поразвлечься.
В черные дыры с торчащими осколками окон полетели металлические шарики.
Когда террористы стали стрелять, Маклейн бросился к выходу. Он повернул ручку, толкнул дверь плечом, но тщетно. Его заперли, и, пожалуй, крепко.
Загромыхали выстрелы, и сверху посыпались стекла.
Твою мать! Джон присел на корточки, прикрыв голову руками, лихорадочно соображая, что же делать?
— Принимай подарки, Маклейн! — послышался мерзкий голос, вызывающий спазмы в желудке.
Что еще задумала эта мразь?
Джон осторожно опустил одну руку и открыл глаза.
Клонг… Клонг… С короткими промежутками в кабину влетали гранаты Ф-I. Они попадали на кресла, скатывались вниз, к мертвым летчикам и дальше, к ногам Маклейна, не оставляя тому шанса на спасение.
Твою мать… Сейчас эти штуки взорвутся, и он полетит к чертям вместе с ребятами, лежащими рядом, на полу. Глаза Джона наткнулись на кресло. Сколько секунд еще осталось в его распоряжении?
Маклейн вскочил и, переступив через мертвого пилота, втиснулся в кожаное сиденье, лихорадочно работая руками, пристегивая крепежные ремни.
— Счастливого пути, Маклейн! — Стюарт расхохотался, и вся команда направилась к «джипу», который уже отъехал подальше от самолета, чтобы не попасть под осколки.
Раздался взрыв, потом еще, еще..;
Яркая вспышка пламени и страшный грохот рвущихся гранат и баков с горючим…
Они стояли у машины, повернувшись лицом к последнему убежищу полицейского.
Огромный огненный столб с останками самолета взвился вверх. Куски кабины, ошметки трупов, останки приборов — все смешалось в этом страшном вихре.
Аааааааа — дикий крик донесся из центра красно-оранжевого гриба.
И когда уже все на мгновение замерло перед тем, как рухнуть на землю, одно кресло продолжало стремительно подниматься. Потом оно отделилось и полетело вниз, а в небе расцвел купол парашюта.
— Везет скотине! — процедил Стюарт сквозь сжатые зубы.
Джон успел катапультироваться на долю секунды раньше, чем произошел взрыв.
Страшная сила швырнула его вверх, сжимая виски раскаленным обручем и давя на барабанные перепонки.
Ааааааааа — заорал он от дикой боли, выпучив глаза. Казалось, еще секунда, и они выскочат из орбит.
— О, черт! — кресло отвалилось и понеслось вниз, набирая скорость.
Над головой раздался хлопок, тело рванулось вверх, и он плавно закачался под огромным куполом.
Господи, неужели жив?
Внизу, рядом с машиной, направив на него автоматы, задрав головы, стояли террористы, ожидая, когда он приблизится достаточно, чтобы прошить очередью беспомощно болтающееся на стропах парашюта тело.
Мигая огнями, с диким воем сирен по полю, не разбирая дороги, неслись шесть полицейских машин.
— О, черт! Возвращаемся в церковь! Немедленно, — Стюарт с сожалением проводил взглядом плывущий в небе парашют. — Везучий ублюдок…
Они забрались в «джип», захлопнули дверцы и рванули с места за минуту до того, как подъехали полицейские.
Он больно ударился о землю бедром и тут же запутался в опустившемся на него белом шелке.
— О, боже, где же эта чертова дверь?! — ослепленный, ничего не соображающий Джон барахтался, пытаясь выбраться наружу под музыку моторов полицейских машин, которые урчали уже совсем рядом.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Что же молчит эта проклятая башня?
Мэл Огилви, командир корабля, с тоской смотрел на панель, где тревожно мигала красная надпись: «КОНЧАЕТСЯ ТОПЛИВО».
Еще немного, и Они шлепнутся с пустыми баками на землю.
Занавеска дрогнула:
В кабину, виновато улыбаясь, заглянула Кэт, милая стюардесса из первого класса, которая постоянно баловала летчиков чем-нибудь вкусненьким с пассажирского стола.
— Они там все волнуются, — тихо сказала она и, не получив ответа, добавила. — Я, собственно, тоже.
— Включи им телевизор. Вечерний канал, — ответил Огилви, не оборачиваясь; — Он работает без перерывов.
— Так же, как и я, — засмеялась Кэт.
И в этот момент замигала красная лампочка. Пи-пи-пи, — запищал сигнал, призывая летчиков посадить, в конце концов, лайнер, а не испытывать судьбу, продолжая кружить в воздухе, с пустыми баками.
Кэт вздрогнула.
Господи, что же это происходит в аэропорту?
Но она была опытной стюардессой, и умела не задавать вопросов, на которые все равно никто бы не ответил.
Она тряхнула головой, вздернула вверх подбородок, улыбнулась и вышла.
— А она — классная девчонка, — сказал Диксон Дюмер. — Ведь, наверняка знает, чем вся эта фигня может закончиться. А как держится! Вот приземлимся, приглашу ее в бар! А что? Ты видел, какая она веселая, даже сейчас. А что будет на земле? Нет, точно, приглашу в бар, когда приземлимся. А может, и в ресторан.
— Когда приземлимся… — буркнул Огилви, глядя прямо перед собой за темные лобовые стекла, где все еще отплясывала метель, и кроме летящих белых хлопьев больше ничего не было видно.
Нет, внешне все оставалось так же, как и раньше.
Кто-то читал, кто-то тихо беседовал. Но, казалось, абсолютно все в салоне пропитано тревогой.
Было как-то необычно тихо. Вот что… Никто не шутил и не смеялся. Отсутствовало обычное оживление, которое бывает перед посадкой, да еще и в праздничную ночь.
Холли оглянулась.
Этот Дик, сунув в ухо маленький наушник, очевидно, от портативной рации, сидел с бегающими глазками на глупой физиономии и что-то строчил в блокноте.
— Пишешь вступительное слово для своего грязного репортажа?
Вопрос женщины прозвучал настолько презрительно, что журналиста передернуло.
— Прикуси-ка язычок.
Господи, если бы эта тигрица знала то, что знает он, с нее сразу бы слетела вся спесь. И она превратилась бы в мокрую курицу.
Ричард Торберг нутром чувствовал — вот он, его звездный час. Он как раз размышлял над тем, как лучше подать этот потрясающий материал, а эта дуреха сбила его с мысли…
Значит так… Дамы и господа, этот репортаж мы ведем.
— Дамы и господа, — в салон вплыла стюардесса. — Мы предлагаем вам посмотреть передачи из Вашингтона по первому каналу…
Вот оно! Сейчас они все увидят! Сейчас… сейчас. Посмотрим тогда, кто лучший журналист в редакции.
Он сорвался с места и двинулся но проходу к телефон ну, тихо бормоча себе под нос от переполнявшего его восторга:
— Хорошо… Хорошо… Хорошо…
Ричард снял трубку телефона, висевшую на стене, у дверей туалета.
— Мистер Торберг, займите, пожалуйста, свое место.
Мы можем приземлиться в любую минуту, — пыталась остановить его стюардесса.
— Я займу: займу, — он вошел в туалет и плюхнулся: на унитаз.
— Идиот! — сказала Кэт возмущенно. Хоть бы дверь закрыл!
И, словно подслушав ее мысли, Ричард прикрыл дверь и повернул ручку.
Едва попадая пальцем на кнопки, он набрал нужный номер.
— Это «Вашингтонские новости»? — заговорил он за-. душенным голосом, стараясь, чтобы его не услышал никто из посторонних — Позовите, пожалуйста, из соседней комнаты Рубена.
— Он должен сейчас выходить в эфир, — ответил женский голос.
— Я знаю это. Поэтому он мне и нужен.
— Вам придется подождать, сэр.
Только бы она не бросила трубку!
— Я подожду, подожду. Только позовите мне его как можно скорее.
Он сидел на унитазе, прижав к уху, трубку, и весь светился. Глаза его сияли лихорадочным блеском безумца или гения, когда к тому приходит вдохновение. В такие минуты человек никого и ничего не видит и не слышит. Его мысли направлены только на одно — как бы не расплескать драгоценное состояние творчества.