Амурский Путь (СИ) - Кленин Василий. Страница 24
— Скажи мне главное, — пристально глядя Аратану в глаза, спросил атаман. — Ты говорил, что Чакилган — княгиня Темноводья?
Дикий Зверь опустил глаза.
— Было такое. В сердцах. Если хочешь найти виноватого, Сашика — то это я. Гнев застилал мне глаза, а Ивашка, напротив, хитрил, таился, да бил наверняка. С Тугудаем, опять же, спелся.
— Не о том, говоришь, друг, — махнул рукой старый лоча. — Сначала винишься, а потом других виновными выставляешь. Дело не в том, кого винить, а в том, почему так случилось. Вот ты говоришь, что хотел старые порядки сохранить, а потом оказалось, что ты княжество создать предлагал. Я помню эти твои желания. Получается, не удалось меня в князья Темноводья протолкать, ты решил Чакилган?
Дикий Зверь зло кинул кость на низкий стол.
— Нет, ты не ярись! Ты слушай, что говорю. Поначалу ты был за то, чтобы дела решались общим кругом. Потом захотел княжество создать. И вот ты сам говорил: поначалу влияние Ивашки было низким, а потом он вас из острога выжил. Вот и сложи теперь два и два.
Дёмка аж вперед подался, дивясь словам и мыслям атамана. Аратан же хмурился. Конечно, он всё сложил, и это было ему неприятно.
— Мне не нужны виноватые, Аратан, — улыбнулся сын Черной Реки. — Просто хочу, чтобы ты понял: это не Ивашка-злодей вам всё испортил, это ты ему силы дал. Когда захотел, чтобы по-твоему всё случилось. У него своя корысть была, у тебя — своя. Но он просто сумел выждать. Ивашка всегда умел найти нужный момент. Например, когда народ испугался княжьей власти сильнее, чем его, Ивашкиного, единоначалия.
— Он хитрый гад, — сквозь зубы прошипел Дикий Зверь.
— Да не в том дело! — нахмурился атаман. — Ты проиграл не потому, что хитрости не хватило. А потому что о своих желаниях больше, чем о прочих думать стал! Стал, как Ивашка — и потому проиграл. А думаешь, Ивашка, выиграл? Ох, насмотрелся я на жизнь в Темноводном. На его хитрости, как на плохом клее, пока всё держится. А дождь прольется — и хана всему. Все же видят, как Ивашка там всё под себя подмял. Одни к нему из-за этого ластятся. А другие — также под себя гребут. Обвалятся Ивашкины хоромы, если так всё оставить. Ох, обвалятся…
Сплоховал След, конечно. Так увлекся речами старого лоча, что об осторожности забыл. А тот почуял пристальный взгляд, спиной почуял, как бывает, его чувствуют звери дикие, так что смотреть на них надо всегда слегка вкось, а не прямо… Натянулась спина сына Черной Реки, резко повернулся он и увидел…
— Демид?
Глава 24
Старый лоча называл его только таким, полным именем, как в святцах записано. Он мгновенно весь как-то изменился, взбухшая в нем сила, словно, пена — быстро осела.
— Что же ты там, у стенки, сидишь, как нер… Иди к столу!
Улыбку налепил на лицо, но сам не улыбался. Зато суетливо стал двигаться, освобождая место между собой и Диким Зверем. Но Княжна уже положила ладонь ему на руку.
— Не надо, лЮбый, — мягко улыбнулась она. — Ему так больше нравится. Пусть там сидит.
Атаман мелко-мелко закивал. Опустил глаза, потом снова поднял их на Следа.
— Совсем я тебя не знаю.
И уже до конца пира так и не стал прежним атаманом. Вернее, может и стал, да вскоре След к себе ушел. А наутро узнал, что к полудню велено им с Муртыги быть на совете.
Зал очага с ночи было не узнать. Всё строго и грозно, все гости — при саблях, кто-то даже куяки напялил. Сели более тесным кругом, так что подошедшим побратимам не втиснуться. След обрадовался и совсем уже собрался залезть в какой-нибудь неприметный угол…
— Нет, — остановила его Княжна; сегодня она выглядела особенно величественной и даже грозной. — Вы оба сядете в круг. Передо мной.
Ее сидение было утоплено чуть-чуть назад, так что для Маркелки и Дёмки оставалось место на кошме. Они плюхнулись на толстый войлок и навострили уши. Это был необычный сбор. Большие люди Болончана заводили речь один за другим и говорили какие-то общеизвестные вещи. И вскоре След Ребенка догадался — они все говорят для сына Черной Реки! Тот сидел далеко от Чакилган, внизу, почти спиной к парадным дверям, но каждый старался сесть так, чтобы не поворачиваться спиной ни к нему, ни к Княжне.
Первым говорил большой вождь Индига, чьей воле покорен весь Низ. Он подробно перечислил роды гиляков, хэдзэни, орочонов, шицюань и воцзи, что признавали верховенство Болончана.
— Ясак мы с них не берем, но принимаем дары пушниной. Дары невелики, но мы и не шлем меха Белому царю… Как и Ивашка в Темноводном. Зато торгуем ими с семейством Су. На Хехцир теперь приезжают и некоторые чосонские купцы, что прознали о поездках Фэйхуна.
— А что будет, если кто-нибудь не пришлет вам дары? — с прищуром спросил старый лоча.
След почувствовал, что за этим вопросом таился и какой-то другой. И многие поняли его.
— Такое у нас бывало, — слегка улыбнувшись, ответила за Индигу Чакилган. — Таким родам мы отказываем в защите. Всякий волен прийти к ним с оружием, угнать скот или жён — и Болончан не вмешается. Мы перестаем вести с ними торговлю, не пускаем на Хехцир. Пусть живут, как жили ранее.
— А так жить хотят немногие, — широко улыбнулся Индига.
— И как вы их защищаете?
— На то есть мой полк, — расправил плечи вождь низовий.
— Большой полк? — поинтересовался старый лоча.
Индига на миг смутился.
— У меня с собой почти шесть десятков воинов. Но это не весь полк. В каждом крупном селении живет мой человек, который готовит отряд охотников. Он имеет опыт в боях, умеет учить сражаться и малой группой и в большом войске. Болончан помогает таким отрядам оружием и снаряжением. Иногда я собираю эти отряды для дальних походов.
— На кого? — напрягся Сашика.
— Иногда на разбойников… — Индига помялся. — Один раз по морю к Черной Реке пришли чужие лоча и стали всех грабить. Иногда с Сунгари приходят лихие хурхи.
— Маловато у вас воинов, — почему-то радостно сделал вывод сын Черной Реки.
Тут в разговор влез лоча Сорокин и рассказал, что есть еще и его полк — огненного боя.
— У меня почти 130 воев, — гордо заявил он. — Пешая али лодейная рать — казаки да местные. Правда, пищалей на всех не хватает — тех у нас только восемь десятков, и все фитильные. Но зелье у чосонцев покупаем, стрельбе все обучены. Штыки тож делаем. Гринька Шуйца учебу проводит — инда он еще твои времена помнит.
Наконец, голос подала и Чакилган, рассказав, что в Болончане есть и третий отряд — полк Княжны. Муртыги тут же подбоченился, как-никак уже второй год нес в нем службу. Полк Княжны был конным и состоял, прежде всего, из дауров чохарского рода, а также тех, кого тяготила власть Тугудая. Принимали и местных, но те верховой ездой, обычно, не владели. След Ребенка научился, живя в доме Княжны, но настоящей любви к лошадям всё равно не испытывал. Чакилган смеялась, что этим он пошел в отца.
Отец… Сашика сидел напротив; и, чем больше хвастались болончанские предводители, тем сильнее он хмурился.
— Так уж вышло, что я побывал и там, и тут, — медленно начал он, словно, не решаясь сказать то, что думал. — У Ивашки в Темноводном очень людно. Разросся край. Но о войне там мало кто помышляет. Да и сам Ивашка больше успехами в хозяйстве гордился. Вас же здесь много меньше, но вы все, будто, о войне и думаете.
— От того и думаем, что мало нас, — пожал плечами Аратан. — Коли Ивашка всей толпой пойдет, как нам удержаться?
— А с чего ты взял, что он пойдет?
— Ты, Сашика, многого не знаешь! — Дикий Зверь начал горячиться. — Конечно, Ивашка не стал бы тебе говорить, что хотел бы разгромить твою же жену.
— Да разве ж он тогда меня бы привечал? — подался вперед атаман. — Не провернет же он целую войну так, чтобы я не заметил! А уж, если б я такое заметил… Проще ему было убить меня там, на Сунгари…
— Ты не понимаешь, — Аратан отмахнулся от слов своего друга, ибо ненавидел Темноводского защитника всем сердцем. — К нам человек приезжал. Торговый. Он был в острогах на Зее. Был и своими глазами видел: готовятся Ивашкины люди к войне. Наверное, и Тугудай с ними пошел бы. Только то, что мы каждый день к бою готовы, их и сдерживает.