Амурский Путь (СИ) - Кленин Василий. Страница 26

Дёмка подумал и неожиданно понял, что так оно и выглядит! Только самому ему это в голову не приходило.

— На месте подсыла я бы это самое Ивашке и докладывал…

Они шли дальше, и становилось всё тяжелее. Уж на что чернец Евтихий был строг, когда за ученье спрашивал, но сейчас Дёмке было стократ тяжелее. По счастью, иной раз находились другие люди, и старый лоча клещом впивался уже в них. Так, на пристани оказался его старый знакомец — корабел Дереба, который доделывал новый дощаник. Крепко похлопав друг друга по плечам, они тут же углубились в детали работы корабела.

— А ты с гиляками тут не общался по части дела судоходного? — вдруг спросил атаман.

— С кем? — вытаращил свои лочины глазища мастер. — С теми дикарями?

— Дикари-то дикари, а они на своих лодочках в море ходят. Там большой остров есть, так они туда гоняют и морской волны не боятся. Может, и есть чему у них поучиться.

Дереба дулся. Он считал себя лучшим корабелом на Амуре и учиться у каких-то дикарей не хотел. След знал, что многие лоча именно так относятся к жителям Черной Реки. Богдойцев уважают, ну, может, монголов с даурами, а к прочим относятся с пренебрежением. Хотя, атаман был прав, След тоже знал, что эти люди с самого Низа далеко в море ходят.

— Далось тебе то море, — проворчал Дереба. Даже доску недотесанную бросил.

— Ох, далось! — мечтательно улыбнулся сын Черной Реки. — Там морская выдра водится, мех которой не сильно дешевле соболиного. Полно там зверья с плавниками вместо лап — тоже мех хороший. Трава там есть огромная, ее, как капусту, можно квасить и есть, чтоб цинга зимой не пришла. А еще там островок есть с серой. Коли ту серу добудем, то сами зелье пороховое делать начнем. Но главное, море — это дорога в любую сторону, Дереба. В любую страну, с любым грузом можно взять и приехать. Продать свое задорого, купить чужое по ценам тамошним. Очень нужная штука — море.

«Откуда он всё это знает?» — дивился Дёмка. А еще поневоле злился. Ведь понимал, что старый лоча не столько Деребе это рассказывал, сколько ему самому.

Глава 26

На новое утро атаман снова за ним зашел. Вновь пошли гулять, а старый лоча всё время что-то говорил. Говорил-говорил, будто боялся тишины. На этот раз Сашика его уже целенаправленно привел к кузне, что стояла на самом отшибе Болончана. Из-под черного от копоти навеса вышел коваль, обтирая руки. Увидел гостя (конечно, не Следа, а его великого отца), посветлел лицом и шагнул вперед. Они с шумом и хлопаньем ладонями обнялись, сын Черной Реки, и сам немалый, будто утонул в объятьях огромного кузнеца.

— Экий ты здоровый-то стал, Ничипорка! Уж прости: столько дней я тут, а всё добраться до тебя не сподобился.

— Та брось, атаман! — отмахнулся коваль. — Я-тко и сам к тебе зашел бы… да мечталось сразу с даром… Эх! Да чо там! На-ко, глянь!

Ничипорка ушел под навес и вытащил оттуда черную заготовку меча. Странный меч. Совсем не такой, как у казаков. Да и на даурские сабли не похож. Длинный клинок, совсем длинная рукоятка (пока еще без накладок и потому узехонькая), а на месте навершия…

— Погоди-ка! — атаман тоже пристально всмотрелся в странный комок железа. — Это… это дракон? Как тот самый?

— Точно! — обрадовался зардевшийся коваль. — Я-тко твой славный клинок до черточки помню! Мнилось мне тако же сладить… Да руцы мои не под таку работу заточены.

— Здорово получается! — искренне возмутился атаман. — Это будет лучший подарок, Ничипорка! В ножки тебе кланяюсь!

И старый лоча с неожиданной гибкостью согнулся чуть ли не пополам.

— Да будя! — засмущался коваль. — Я ж от души… Эх, який быв меч… И времена якие были…

— Это да, — загрустив, протянул атаман. — Только сейчас понял: ведь с той ватажки темноводской только мы втроем и остались. Мы с тобой, да Ивашка.

— Уходют людишки, — согласился коваль.

А След смутился: он даже и не знал, что Ничипорка был из самых первых основателей Темноводного.

— Как же вы с Ши Гуном разминулись так? — спросил атаман.

— А вот враз и разминулись, — зло стукнул кулачищем по столбу коваль. — Инда распря в остроге до предела дойдеша, я у Евтихия благословения спросил и решився: под Ивашкой мне ходить невмочь. Пошел до Гуньки, а тот просто так баял: ему де все равно, кому ковати… Кто при власти — тот и прав.

Великая горечь была в словах Ничипорки. Тот с нескрываемой ненавистью посмотрел на свою кузню, сплюнул.

— Мне его высот никогда не дочтичь. От то коваль от Бога. Но не пошел…

Лоча продолжили свои воспоминания дальше, а След шаг за шагом зашел за угол. Здесь главное не делать резких движений — и твое исчезновение даже вблизи не заметят. Так и ушел — тяжело ему было так тесно с легендой соприкасаться. Не его это.

Теперь Дёмке стало ясно, что сын Черной Реки вознамерился ходить к нему постоянно, и на следующее утро вытянул лук со стрелами, да ушел в лес. И на третье утро. И на четвертое.

А на пятое проспал! Чуткое охотничье ухо распознало шаги, тяжкие, неспешные — и всё, что успел сделать След Ребенка, так это протиснуться в щель за печку. У старого лоча была странная привычка — стучаться в дверь. Вот он раз постучался, другой — и за это время Дёмка забрался наверх, к балкам, где и затих.

Атаман зашел. Сначала долгое время топтался у двери. А потом неспешно прошел. След слышал, как гость трогает его вещи. Неспешно; видимо, рассматривает. Как будто в душу подглядывает. Скрипнула постель — уселся на нее, значит.

«Он что, дождаться меня решил?» — испугался юный охотник.

Время шло, а сын Черной Реки не уходил. Судя по повторяющемуся поскрипыванию постели, тот сидел, покачиваясь. А потом забубнил что-то в такт скрипу. Нет! Напевал тихонечко, о чем-то задумавшись:

— Спит придорожная трава… Спит там, где мчатся к океану… По рельсам поезда… Траве той снятся острова и удивительные страны… Зачем не знаю… Зачем не знаю ей снятся острова.

Пел на языке лоча, но как-то странно. Почти все слова либо незнакомые, либо неправильные. И выговор совсем иной.

«Кажется, он тут надолго» — помрачнел След.

— Может, все-таки спустишься? — раздалось снизу громко, и юноша вздрогнул.

Почувствовал, как краска стыда заливает лицо. Засопел и нарочито неуклюже стал спускаться. Вылез из простенка и с опущенным лицом подошел к гостю.

— Услышал? — тоскливо спросил Дёмка.

— Нет, — серьезно покачал головой старый лоча. — Из меня охотник хреновый. Просто мне сказали, что ты точно не выходил из усадьбы. А Чакилган рассказывала, что ты любишь иногда… вот так.

— Слишком много людей, — тихо ответил След, как будто, это всё объясняло.

И они принялись долго молчать.

— Послушай, — прокашлявшись, порушил тишину атаман. — Тяжело говорить, но давай уже начистоту: не люб я тебе? Не нужен тебе такой отец? Я ведь не дурак, понимаю, что насильно мил не будешь, а ты… ты же явно от меня бегаешь.

Он впервые заговорил с ним речью хэдзэни. С трудом подбирал слова: то ли забыл их, то ли…

Дёмка поднял на него удивленные глаза. Думал было по привычке отмолчаться, но слова родного языка потекли чуть ли не сами собой.

— Я не понимаю, что ты хочешь от меня. Ты не назвал меня сыном прилюдно, не требуешь сыновьего почтения. Я даже не знаю, как к тебе обращаться! Но ты всюду таскаешь меня с собой, показываешь, как ты мудр и прозорлив, как умел… Какая ты легенда Темноводья. Зачем? Чтобы показать, насколько я не такой, как ты? Насколько недостоин тебя? Так я это прекрасно знаю! Не мучай меня! Отпусти! Я жалкий дикарь… Так ведь вы, лоча, говорите? Кто я возле тебя⁈

Паскудные непрошенные слезы наполнили его глаза и вот-вот грозили выплеснуться за ненадежную запруду ресниц. Старый лоча запустил правую руку в двурогую бороду и задумался.

— Вон оно что… А я дурак! Накручиваю себя. Да еще и тебе больно делаю, — сын Черной Реки протянул к нему руку, чтобы утешить, но не решился, опустил. — Послушай… Хотя, не так. Удинкан назвали тебя След Ребенка. Знаешь, почему?